Сотник Лонгин
Шрифт:
– Неблагодарная! – на улицу выбежала Александра, мать Мириам. – Неблагодарная! – вопила она. – Ты гибнешь по заслугам, ибо злом отплатила мужу на его добро. Царь тебя любил, души в тебе не чаял. А ты, гадкая мерзкая женщина! – с этими словами мать вцепилась в волосы дочери. Конвоирам едва удалось оттащить ее в сторону. Дочь ничего не ответила на упреки матери, только окинула ее презрительным взглядом, а вскоре бесстрашно взошла на эшафот. Ее бледные уста шептали слова молитвы Шма: «Внемли, Израиль! Господь – Бог наш, Господь – один! И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душою твоей, и всем существом твоим».
Мириам безмятежно улыбалась, когда грубая толстая петля стиснула ее нежную лебединую шею, и прежде чем опора выскользнула из-под ног ее, успела выкрикнуть на иврите:
– Шма Исроэль:
Ирод наблюдал за казнью из окна Антониевой башни, – он видел, как расселся помост, как жена его низверглась в пропасть, повиснув в петле. Ее тело долго дергалось в судорогах. Эти несколько минут показались Ироду целой вечностью. Наконец, все кончилось. Мертвая тишина повисла над площадью, и только слышались всхлипы какой-то женщины, стоящей в толпе народа. Ирод вернулся во дворец, упал на постель, зарылся головою в подушку и попытался забыться сном, но перед мысленным взором его появился незабываемый образ любимой жены. Внутри него мгновенно выросла какая-то пустота, и он попытался заполнить ее вином, но, увы, это не помогло. Он вдруг почувствовал такое одиночество, что в малодушии помышлял о самоубийстве. «Яду мне. Яду!» Как вдруг посреди пустой спальни раздался чей-то вкрадчивый голос:
– Ирод Великий. Будь же мужчиной! Вспомни, что ты – царь Иудейский. Теперь твоей власти ничто не угрожает. Ты построишь новое царство, которое превзойдет своим великолепием державу Давида и Соломона.
Книга первая. Искривление
Глава первая. Звезда Спасителя
Из начала было две сущности, подобные близнецам: добро и зло. Свет осиял Тьму, – произошел взрыв, положивший начало времени и пространству, – появилась Вселенная, а Тьма, потеряв часть себя, укрылась на ее окраинах. Свет стал Богом и создал сонм иных существ, Себе подобных, сотворив их Духом Своим. Злое начало, однако, желало восстановить свое господство. Правда, прямое столкновение с Богом было невозможно. Поскольку Свет и Тьма не могут существовать друг без друга. И тогда решено было создать существо, воплотившее в себе оба начала, и предоставить ему свободу выбора. Из осиянной Тьмы Творец по своему образу вылепил человека и вдохнул в него свое подобие – Дух, и стал человек душою живою. Тем временем, тьма обольстила одно из лучших духовных творений Бога – Его служителя, ангела Сатанаила. Он переметнулся на сторону тьмы и превратился в Злого духа. Прельстив человека знанием тайн Вселенной, Злой дух подвигнул его на греховное падение. Человек отверг обитель Бога и выбрал мир земной, где хозяйничала тьма, источник погибели. С тех пор на Земле идет борьба, в которой когда-нибудь решится судьба Вселенной…
Однажды человек возгордился, возомнил себя Творцом, равным Богу, и построил башню высотою до небес. В святилище на вершине той башни некогда приносились кровавые жертвы богам Вавилона, а отрубленные головы скатывались вниз по ступеням высокой лестницы. Время от времени земля погружалась во тьму, но свыше приходило возмездие: Бог истреблял людей, оставляя в живых лишь немногих праведников, которые продолжали род человеческий. После потопа строительство башни возобновилось, но так и не было окончено. В Вавилонию на колесницах вторглись арии, которые принесли веру в единого Бога – Господа Мудрого. Как и надежду на обновление погрязшего в грехах мира с приходом Спасителя.
Звезды сияли на небосводе, выхватывая из ночного мрака силуэт грандиозной постройки, наполовину разрушенной и сверху увенчанной круглою лишенной крыши башней с дверцею, которая открывалась лишь раз в году. Подножие, первый ярус, постройки, которая некогда называлась зиккуратом, теперь занимал храм, где и днем, и ночью горел огонь в золотом сосуде на алтаре. К башне, лишенной крыши, вела лестница, которая находилась снаружи, с восточной стороны зиккурата. По этой лестнице наверх торопливо поднимались жрецы в белых одеяниях. Потайная дверца распахнулась, и они, нырнув в темноту, исчезли из виду…
Ночной воздух благоухал дивными ароматами, которые растекались по округе из храма, где возле пылающего алтаря стоял человек в маске, изображающей рогатое животное, похожее на быка. Руками, одетыми в перчатки, он держал пергамент, исписанный арамейскими буквами. При свете пламени человек этот нараспев читал вслух, время от времени осторожно, с благоговением приближаясь к алтарю и подбрасывая в огонь дрова душистого бальзамника. Огонь весело подпрыгивал в сосуде и, словно ребенок, жадно поедал вкусное лакомство. Дрова потрескивали, обугливались, шипели, а вверх поднимался густой белый благовонный дым, который выходил наружу через отверстие в потолке.
– За три дня до рождения Праведного Заратуштры, – звучал приглушенный голос человека в маске, – все селение Поурушаспы озарилось чудесным светом, подобным тому, какой расстилается перед самым рассветом солнца. Это на защиту рождающемуся пришли все ангелы. Ошеломленные пастухи из потомков Спитамы, выпасавшие скот и коней в окрестностях, говорили: «Великая благодать снизошла на селение Поурушаспы, где свет струится из каждой расщелины, поражая разум».
В ночь, когда Дугдова разрешалась от бремени, Злой Дух вывел полчища демонов, чтобы напасть на селение Поурушаспа и погубить сиятельный плод, но благодаря свету, излучаемому защищающими Заратуштру ангелами, все они оказались бессильны. В этот миг благодатное чрево Дугдовы разрешилось блистательным плодом – Праведный Заратуштра родился на свет. Благой Помысел вошел в дом и смешался с разумом новорожденного. И маленький Заратуштра засмеялся…
В это время сзади послышался шорох, и хранитель огня, не оборачиваясь, попятился от алтаря, пока не нащупал рукою занавеси. Он вышел из святилища в притвор, снимая маску и перчатки. Горящий на стене факел осветил смуглое лицо юноши, одетого в белоснежную длинную до пят подпоясанную рубаху. Из темноты ему навстречу выступил человек в точно таком же одеянии и, принимая из его рук маску и перчатки, проговорил:
– Азербад! Тебя зовет Заотар. Соверши омовение и поднимайся наверх.
– Неужели Заотар удостоит меня столь великой чести, как войти в святая святых?! – порывисто от радости воскликнул юноша по имени Азербад. Он выбежал из притвора и по мощеной каменной дорожке, залитой потоком лунного света, устремился в сад, где был глубокий пруд. Со стороны могучего Евфрата веяло прохладой, какая нередко бывает ранней весною в Вавилонии. Юноша второпях скинул с себя одежду и зашел в воду. Он погружался до тех пор, пока вода не дошла ему до подбородка. Тогда он, затаив дыхание, окунулся с головою, так что ненадолго совсем пропал из виду. Потом появился вновь, отдышался и двинулся к берегу. Юноша торопился. Вдруг его нога зацепилась за что-то, и он потерял равновесие, перепугался, наглотался воды, но благополучно выбрался на берег…
Азербад лежал на земле, переводя дух, а черная бездна, усеянная мириадами звезд, висела над ним. Он столько раз в своей жизни вглядывался в ночное небо, мысленно обводя контуры созвездий, что мог с закрытыми глазами перенести их на пергамент (правда, тратить этот дорогостоящий материал на такие глупости ему вовсе не хотелось). Отец Азербада был прославленным звездочетом, который прошел обучение у последнего вавилонского халдея, и свою страсть к наблюдениям за ночным небом передал сыну. Юноша, который обладал превосходной зрительной памятью, вглядывался в эту бездну, а она приближалась к нему, и в какой-то момент ему даже показалось, будто стоит протянуть руку и можно схватить самую яркую звезду. Небо словно поработило его разум, заставило забыть обо всем на свете. Он слился с этой бездонной черной пропастью. И, кажется, она что-то шепнула ему на ухо.
– Что это со мной? – наконец, очнулся от своего забытья Азербад. – Меня же звал Заотар!
Он наскоро оделся и вернулся назад, но… было слишком поздно. Под стены зиккурата со всех концов Вавилона стекался народ. Люди приходили с веточками тамариска, несли дрова, жгли костры, готовясь к встрече Нового года. Пробираясь сквозь толпу, Азербад недоумевал, как такое могло с ним случиться?– ему было до боли досадно, он знал, что Заотар будет недоволен и потребует ответа за столь дерзкое промедление, и силился что-либо придумать в свое оправдание. Но, как назло, ничего не приходило на ум, как вдруг раздался чей-то теплый голос с властными нотками: «Азербад, посмотри: Ормазд и Кейван соединились в созвездии Близнецов». От неожиданности юноша остановился и в растерянности оглянулся по сторонам: «Что бы это значило?»