Сотник
Шрифт:
– Так… – растерялся он. – Так не ведаю я, хозяин.
– В учебной палате она, – тут же включилась женщина, что проходила мимо с пустой кадушкой.
– Интересно… – пробурчал себе под нос Андрей и направился в помещение, которое было оборудовано под учебный класс.
Ну как помещение? Землянка.
Со свободными помещениями имелись сложности. Вот и возвели на территории между старой крепостью и окружающей ее новой стеной, еще одну небольшую землянку.
По большому счету сия землянка была единственной постройкой на в вотчине, имеющей
Например, кроме большой доски, он там уже поставил три парты, изготовленных группой плотника Ильи. Пытаясь подражать тем образцам, которые он неоднократно видел. Понятно, не современным партам XXI века. Они ему еще со школы категорически не нравились. Дурацкие маленькие столики, малопригодные для занятий. Нет. Он ориентировался на что-то в духе двухместной парты Эрисмана с некоторыми более поздними доработками [32] .
Поначалу он хотел ставить одноместный его вариант, но передумал. По ряду соображений.
32
Строго говоря он делал парту Короткова, которая по сути была модификацией парты Эрисмана.
С одной стороны, двухместную изготовить было не сильно сложнее, чем одноместную. Из-за чего перегруженные плотники просто не смогли бы просто к весне изготовить даже шесть штук. И три то удалось сделать трудом.
С другой стороны, у Андрей к весне на руках имелось всего по три учебника каждого вида. Исправленных версий того самого «Букваря» и «Арифметики начальной». Больше они с Марфа просто не успели сделать. Рукописные ведь. И то, что быстрого тиражирования не добиться, было понятно в самом начале. Поэтому молодой сотник и сделал ставку на двухместные парты, планируя компенсировать через это дефицит учебников. Сидя рядом ведь и одним можно пользоваться.
Ему хотелось оборудовать учебный класс шкафом, для хранения инвентаря. Но, увы, Руки до этого не доходили. Поэтому и мел, и тряпки, и указка, и восковые таблички со палочками для письма, и все учебники и прочее хранилось в двух небольших сундуках в дальнем конце землянки. Лампы и запас светильного масла отдельно, все остальное – отдельно.
Парень не жадничал, выделяя по небольшой лампе на каждую парту, плюс две штуки у доски. Из-за чего в землянке было достаточно светло во время занятий…
Андрей подошел к землянке.
Внутри слышали какие-то голоса. Тихо.
Он потянул на себя дверь и вошел в сени.
Голоса стихли.
Пахло светильным маслом. Не сильно. Так, словно кто-то их использовал. А сквозь мелкие щели в двери пробивался свет, нарушая темноту сеней.
Молодой вотчинник потянул на себя вторую дверь и вошел в землянку.
У входа стояла Марфа с мелом в руках. На доске красовалась простенькая картинка.
– Доброго дня, – произнес он.
Марфа молча кивнула, а в ее глазах читался некоторый испуг.
Андрей повернулся на класс. За партами сидели девочки – те самые юные особы, старшего подросткового возраста, из числа освобожденных из полона. Они почти синхронно встали и поклонились.
– Учитесь?
– Учимся хозяин, – хором ответили они.
– Это хорошо. Молодцы. Садитесь. Марфа, – произнес он и кивнул на дверь. – На минуточку.
И они вышли.
Но не в сени, а на улицу.
Здесь, конечно, суетились люди, но не слишком близко. Учебная землянка располагалась достаточно удобно в этом плане.
– И как это понимать?
– Учу их рисовать скетчи. Отобрала наиболее пригодных и теперь готовлю.
– Только рисовать?
– Еще чтению, письму и счету, – чуть помедлив, ответила она.
– А почему мне не сказала?
– Как не сказала? Сказала. Но ты отмахнулся. Сказал, что занят и доверяешь мне.
– Ясно… – хмыкнул Андрей. – Только я этого не помню. Впрочем, не важно. Для чего они тебе?
– А книги ты и дальше сам хочешь переписывать? Не надорвешься? Да и рисовальщицы нужны для ковров.
– Почему девочки? Сама же знаешь, какой на дворе год.
– Девочки более собраны, аккуратны, внимательны и ответственны.
– Плохая идея… – покачал Андрей головой. – У нас и так с церковью не сильно все складывается. Решила добавить поленьев в наш костер?
– Они делают большие успехи.
– Это без всякого сомнения должно согреть душу судей.
– С какой это поры ты стал думать об этом? Сам всякую чертовщину творишь, а мне нельзя?
– Нельзя. Ты не должна быть под ударом.
– Да ну, – отмахнулась она. – Не будь наивным. Если до тебя доберутся, то мне не жить. Удавят и тебя, и меня, и нашего сына, и всех, кто был к нам близок. Ты уже достаточно наследил, чтобы тут все постарались бы выжечь.
– Нам ведь сильно много учебников не нужно. По десятку, край по два. И достаточно. Или ты хочешь ими торговать? Но тогда нужно делать типографию и искать мастера-резчика для гравюр, да литейщика для литер и так далее, а их на Руси днем с огнем не сыщешь. В общем – это еще одно производство, причем не самое простое.
– Типография – это хорошо. И не только для учебников.
– В самом деле? Ты хочешь начать печатать псалтырь или часослов? Вообще-то в Москве уже есть типография Ганса Мессингейма – датского книгопечатника, приглашенного Царем. С ним конкурировать нам совсем не нужно.
– А разве первопечатником на Москве не был Иван Федоров? – удивилась Марфа.
– Оказывается, что нет. Когда я был в Москве, посещал эту типографию. Иван там подмастерьем трудится. И работают они над книгами духовного содержания. За что, насколько я помню историю, и поплатятся, так как подрывают бизнес переписчиков монастырских.