Сотня золотых ос
Шрифт:
Утром у нее на лице будут красные линии от очков и придется капать под повязку обезболивающий раствор. Но Марш было все равно, потому что даже во сне она знала, что лучшая версия ее неподвижно стоит, опустив руки. Смотрит на ее нынешний аватар, замерший на оттоманке и улыбается, потому что еще ничего не знает.
И не узнает никогда.
…
Электронное табло в приватном конвенте для репутационного отдела «Сада-за-оградой» стрекотало и щелкало с самого утра. Анимированное в виде медного барабана с пластинками из слоновой кости, оно вращалось без остановки. Пластинки стучали так часто, что звуковой сигнал не успевал
Рихард сидел на полу в конференц-зале, через трубку потягивая плотный белоснежный пар из стеклянного шара, и пытался бороться с искушением добавить туда тройную дозу расслабляющего концентрата. Прямо на работе. Мысль, что через стенку находятся комнаты пациентов, половина из которых здесь за сбыт или изготовление запрещенных веществ, только подогревала это желание.
В зале было тихо и темно. В конференц-зале было пусто и темно. У пустых столов, выстроенных вдоль стен, громоздились пустые серебристые стулья. Перед Рихардом стояло ярко-желтое кресло — разумеется, пустое. Он его не видел, но почему-то это место для невидимого собеседника казалось ему совершенно необходимым.
— Сука, — сообщил он.
Виртуальные очки внезапно стали ужасно неудобными — наверное потому что показывали ужасно неудобную картинку.
Аби предоставил ему три отчета по упоминаниям «Сада-за-оградой» в сети. Людям было интересно. Люди ждали четвертый пожар. Люди осуждали персонал «Сада» за некомпетентность. Пока — не часто. Пока — осторожно, лишь слегка касаясь темы, будто она могла обжечь.
Но Аби еще предоставил ему прогноз, а впрочем, Рихард и без прогноза все знал — скоро люди назначат его виноватым. Табло уже крутилось с бешеной скоростью, но крутился только сектор с долями процента, и полные позиции терялись по одной. Что если скоро начнут вращаться все пластины?
Анализ, конечно, ничего не дал. Аби просто вытащил ему кучу записей и фотографий с зубами и заборами, а еще вывалил все статьи и интервью в поддержку сенатора Кьера, с частных и официальных конвентов. И, конечно, песни. «Теперь слышишь, как поём» нашлось в конвентах почти трех сотен молодежных групп с сгенерированной и живой музыкой, и почему-то в конвентах трех доставок еды и двух борделей.
Раздался нежный переливчатый сигнал, означающий, что в конвент зашел еще один участник, и Рихард-наяву болезненно поморщился, пока его аватар выполнял невербальную команду улыбнуться.
Тодерик Ло всегда звонил с утра. Рихард предпочел бы начинать утро с удара по больному колену, а не с разговора с начальством. Замена была почти равноценной, потому что Тодерик Ло тоже бил по больному, только за удар по колену рейтинг не списывался, а добавлялся в качестве компенсации, поэтому выбор был очевиден.
Рихард слушал Тодерика молча. Аватар начальника отдела репутации социальных объектов пятого сектора был высоким, подтянутым мужчиной в темно-синем шерстяном костюме с золотым шатленом. Тодерик стилизовал аватар под старые плакаты, превратившись в анимированного персонажа, даже блуждающий блик на сахарно-белоснежных зубах не забыл добавить. Рихард развлекал себя мыслями о том, что художники, которые двести лет назад рисовали всех этих идеальных людей, подумать не могли, что прикрываться их героями будет старый хрен с трещиной слухового аппарата на плешивом черепе. Сам Рихард
Но он не будет таким, вот уж нет. Рихард получил разрешение на строительство в Среднем Эддаберге два года назад, и его дом — прекрасный дом, симпатичная белая ячейка в сотовом квартале — был почти достроен. Скоро он навсегда оставит Младший Эддаберг с его синтетической жратвой, социальным жильем, дерьмовым куревом и ограниченным контентом. Он получит не только окна и белые стены, он получит доступ к тем конвентам, на которые ему раньше не хватало рейтинга. И сейчас не хватает, но ачивки «гражданин Среднего Эддаберга» и «владелец недвижимости» дадут недостающие позиции.
На самом деле Рихард с трудом представлял Средний Эддаберг, как и все жители Младшего. Он, конечно, ездил в Нижний Дабрин, Нижний Эльмар и другие города «социального» сегмента Эльбейна, но в Средних никогда не бывал. А о Старшем Эддаберге он понятия не имел — границы свято соблюдались как наяву, так и в сети. Даже контрабандный контент не проходил.
Рихард, конечно, считал это мудрым. Незачем дразнить людей, которые никогда не достигнут такого уровня. Говорят, из-за этого раньше революции начинались.
Рихард слушал голос как белый шум — Тодерик все равно ничего не советовал и даже не критиковал, только выражал свое бесконечное недовольство, — до тех пор, пока не услышал слова «вопиющая некомпетентность». Это был единственный триггер, на который стоило реагировать.
— Никто из пациентов не может быть причастен к поджогам, — осторожно начал Рихард. — Мы провели конференции с медицинским персоналом и отделением психотерапии, и…
— Мистер Гершелл! — аватар Тодерика обворожительно улыбнулся и поднял руку в сочувствующем жесте. — Эти слова показывают, что вы забыли о миссии компании! Вы ведь перечитывали поправки к уставу?
— Разумеется.
Разумеется, Рихард их не перечитывал. «Поправками» обычно назывались переставленная запятая или замена «специализированного фармакологического обеспечения» на «специализированное медикаментозное обеспечение» (далее — «фарм.»). Однажды Аби пятнадцать минут шуршал бумагой, поминутно извиняясь, пока не выяснил, что в этот раз о внесении поправок просто отчитались, поленившись передвигать запятые.
— Тогда вы и остальной устав перечитывали, и помните, что совершенно не важно, в чем вас заверяет медицинский персонал. Их задача — благополучие пациентов. Это не они — «Сад-за-оградой». Если мы будем слушать врачей, центр лишат финансирования, а нас — общественных симпатий…
Рихард молча кивал. Тодерик был прав — на закрытых собраниях врачи и психотерапевты часто предлагали совершенно негуманные методы решения проблем.
Леопольд был таким — все носился со своими пациентами и требовал для них медикаментов, а не общей терапии.
Особенно с девчонкой возился, этой… Марш Арто. Говорил, что она больна и ей нужно «настоящее» лечение. Можно подумать, она не могла лечиться дома — в социальной аптеке есть все лекарства. Если человек опасен для окружающих или себя, он может дать указания Аби и запереть двери.