Сотовая бесконечность
Шрифт:
Курта отобрали в химическую команду потому, что он учился на химическом факультете Дармштадтского университета. Командиров не смутило, что он успел закончить всего два курса. Ему и ещё десяткам таких же студентов-недоучек на скорую руку объяснили азы обращения с новым оружием и присвоили внеочередное звание.
Сигнальная ракета! Белая. Она уносится ввысь, будто хочет пробить облако, а потом, потеряв надежду остаться в небесах, медленно летит вниз, оставляя за собой дымный след.
Курт отбрасывает сигарету. Командует: «Внимание! Снять колпаки! Привинтить шланги!» – и удивляется сам себе. Голос стал чужим – твёрдым, громким. А внутри всё дрожит, дрожит, и мелко-мелко
Солдаты двигаются как автоматы. Раз-два-три… Раз-два-три… Шланги, как жирные питоны, переползают через бруствер, разевая жадные пасти. Вторая ракета. Красная… Как и положено на войне. Красное – значит кровь… Сигнал к атаке. Ракета гаснет, и только белёсый след, тающий в воздухе, зачёркивает всё-всё-всё, что было до…
Шланги-питоны дёрнулись, из пастей с шипением повалил густой дым. Струи слились в одну, перемешались. Перед окопами заклубилось огромное облако. Мутно-зелёное, оно шевелилось, как живое, росло вверх и вширь, заслоняя собою всё вокруг. Резкий порыв ветра рванул его и погнал вперёд, на вражеские позиции.
«Господи! – мысленно завопил Курт изо всех сил. – Господи! Сделай так, чтобы ветер не поменялся!»
…Офицеры британского пехотного полка Брайан Монсон и Джордж Питерсон вылезли на бруствер окопа, спасаясь от невыносимой духоты.
– Боже, дышать нечем! – в который раз пожаловался Питерсон.
– Ты прав! – отозвался Монсон и, глубоко вздохнув, надрывно закашлялся. – Да замолчишь ты?! – внезапно обозлившись, гаркнул он, когда смог отдышаться. – Без тебя тошно!
Слабый северный ветер не приносил облегчения. Он не перемещал воздух, а только слегка его взбалтывал, как жаркий, липкий коктейль с отвратительным запахом. Пахло остывшим порохом, грязной одеждой, потом и кровью. Хорошо ещё, что похоронная команда убрала тела погибших. Если бы в этот коктейль добавилась ещё и струйка трупного запаха, то дышать было бы просто не-воз-мож-но.
Внезапно со стороны французских окопов донеслась стрельба. Видать, лягушатники (ну и что же, что союзники, а лягушек всё равно жрут!) завязали бой. Монсон оживился, достал полевой бинокль и направил его на позиции франзузов. Остальные даже не высунули головы из окопов. Подумаешь, стрельба. На то и война, чтобы стрелять.
Лениво переговариваясь, солдаты курили, а офицеры тихо разговаривали о доме, о конце войны, о жёнах, которые конечно же ждут и любят. Вдруг Монсон крикнул: «Французы! Бог мой! Их прорвали!»
Словно подброшенные взрывом, из окопов высыпались солдаты и принялись всматриваться вдаль. Питерсон вцепился в свой бинокль. То, что он увидел, потом не давало ему спокойно спать долгие-долгие годы. Сердце англичанина прыгнуло к горлу и билось там, колотилось, мешая дышать.
По полю бежали, размахивая руками-спичками, тысячи маленьких человеческих фигурок. Они бежали изо всех сил, спасаясь от чего-то ужасного, катастрофичного, апокалипсического. Того, что невозможно осознать и от чего не спастись. За людьми ползло облако. Огромное. Зеленовато-серое. Точно морской прибой, оно тихо катилось, заливая округу, затапливая все неровности, траншеи, воронки от снарядов, заполняя окопы и выплёскиваясь из них мутными волнами. Оно догоняло бегущие изо всех сил фигурки, накатывалось на них. Люди, оказавшись в его мягких объятиях, падали, как будто им подсекали ноги. Одни старались подняться, но, хлебнув мутного дыма, падали обратно. Другие пытались зарыться лицом в землю, но, не в силах сдерживаться, всё равно глотали зелёный дым и, захлебнувшись, хрипели забитыми кровавой грязью ртами. Солдаты вязли в зелёном облаке, агонизируя бились о камни, из последних сил цеплялись за траву,
Облако, растекаясь всё дальше и дальше, постепенно желтело… Только несколько человек смогли добежать до британских окопов. Они бежали и бежали, и, лишь почувствовав себя в чьих-то руках и услышав взволнованную английскую речь, смогли остановиться и тут же рухнуть на землю, сражённые приступами жуткого, выворачивающего кашля. Их чёрно-баг–ровые лица, слепые глаза, словно затянутые свинцовой пленкой, дикие крики о помощи повергли всех британцев в ужас.
Пока они пытались оказать первую помощь спасшимся из зелёного облака, возле окопов появились ещё два человека в странных резиновых масках с круглыми стеклянными глазами. К маскам крепились плоские железные коробки. Пришедших едва не подстрелили, сперва приняв за посланцев дьявола, настолько у всех были натянуты нервы. Потом говорили, что люди эти, вроде бы, вынырнули из облака. Тем более удивительно, что они остались живы, но ещё удивительнее – что невредимы. Два человека. Они говорили по-французски. Питерсон хорошо знал язык лягушатников и перевёл Монсону их рассказ.
…Там, где прошло облако, трава пожелтела и свернулась, как обожжённая, листья в считанные мгновения пожухли и облетели, птицы замертво свалились на землю и даже бабочки умерли в полёте и осыпались с небес, как пепел…
Французы сняли свои странные маски, которые они назвали противогазами. Их лица, нормальные, белые, и обычное дыхание свидетельствовали о том, что даже в газовом облаке возможно спастись; выжившие предупредили, что следующая атака германцев будет направлена в сторону британских окопов. Союзники рассказали, что эти противогазы скоро поступят на вооружение, а пока от газа можно защититься многослойной повязкой, смоченные гипосульфитом натрия…
Пока англичане оказывали помощь пострадавшим в газовой атаке, два француза куда-то исчезли, на что в суматохе никто не обратил внимания. Только теперь, когда лицо Монсона обмотано мокрой материей, а на глаза надвинуты очки в кожаных наглазниках и он без особого страха смотрит на приближающееся облако, мысленно благодаря Франсуа Дега и Жан-Луи Труайя, он запоздало думает о том, откуда французы могли знать, как спасаться от смерти, которую несут зелёные облака. И удивляется.
…Курт Беккер геройски погиб 25 сентября 1915 года во время хлорной атаки британских войск.
Глава седьмая
РАЗНОСТЬ МАСШТАБОВ
Он немножко отстал, и Андре начал переживать.
– Франс, – вполголоса кликнул парень.
Дружище Франс хоть и был повыше и покрупнее, а всё равно младше, и Андре, справивший вчера совершеннолетие, считал себя ответственным за него.
– Здесь я, – вынырнуло из-за ближайшей ветки знакомое лицо.
– Франс, это самый опасный участок во всех Альпах, держись рядом, и, пожалуйста, тише. Вчера здесь прочёсывали фаши. Они не успокоятся, пока не найдут наш посёлок. Кретины, думают, если побили франконскую армию, им удастся сломить весь народ.
Грузный, но на редкость аккуратный и проворный, Франс споро укладывал грибы в корзинку и, казалось, не слушал своего старшего товарища. Андре, наоборот, забыл на время про собирание и прислушивался к звучанию окружающей местности. Утренний лес просыпался и светлел на глазах, избавляясь от темноты. Ветер оживал в кронах, на разные лады пели птицы, зажужжали, затрещали, начали носиться мошки, стрекозы, пчёлы и прочие насекомыши. Парень тщательно всматривался в просветы между стволами деревьев и никого не видел, хотя только вот что-то почувствовал.