Сотовая бесконечность

Вольнов Сергей

Прогнав недостойные жреца думы, Тлапт’ыщ внезапно осознал, что они являются лишь следствием давно обуревавшего его желания объявить об отставке. Устал он, очень устал. Состарился. Но, уйдя на покой, он лишится всех прав, которыми наделяет его жреческий сан! И дворца, и фонтанов, и цветов, и подушек, и наложниц… и жизни. Наверняка очень скоро именно на него падёт жребий.

Но самое главное, чего он не хотел отдавать, – власть. Его все боятся. По его знаку любой, будь он хоть Высокородным от сотворения мира, может лечь на алтарь. Да. Боятся и пресмыкаются, ублажают и угождают… Да и не такие уж обременительные обязанности – раз в день взобраться

по бесконечным ступеням и вспороть грудь очередному бедолаге. Уже тридцать два года несёт он священную вахту. Всё бы хорошо, но грядёт великое событие – на лицо Сиятельного Бога ляжет тень солнечного затмения. В этот день надлежит принести великую жертву – четыреста сорок четыре человека на вершинах разноцветных пирамид, чтобы их кровь, стекая по желобам, до краёв наполнила каменную чашу. Тогда Вечно Пламенный Полдпашк’еш омоет свой лик в крови, дабы стереть тень и сиять по-прежнему.

Не наполнится чаша до краёв – тень может и не исчезнуть…

Никогда прежде в своей жизни Тлапт’ыщу не приходилось проводить этот обряд. Но он осознавал, что просто не в силах вырвать сердца подряд семидесяти четырём жертвам… Если же он этого не сделает, то мечтать об отставке больше не придётся – одно из сердец, лежащих в жертвенной чаше, будет его собственным. Другие жрецы – безобразно молоды и сумеют на пяти цветных пирамидах прикончить по семьдесят четыре жертвы Богу. Наверняка каждый из них жаждет занять место Верховного жреца, равно как и погрузить свой клинок в его грудь.

Мало ему этих неприятностей, так возникла ещё одна. Кроме пирамид высших богов, оставшиеся двести алтарей тоже надо омыть кровью… А такое количество жертв, даже если он положит под нож всех рабов да ещё прихватит десяток-другой Высокородных, в долине попробуй набери!

Медленно открылась тяжелая, украшенная позолотой и инкрустированная кроваво-красными камнями дверь. В проёме показался слуга, который тотчас же рухнул на колени и пополз к возлежащему на подушках жрецу.

Остановившись в четырёх шагах, слуга обратился к Тлапт’ыщу через сомкнутые лодочкой ладони – дыхание низкородного не должно было беспокоить Величайшего из Великих.

– Господин мой, прости раба своего, дерзнувшего нарушить твой покой, – слуга, не разжимая рук, стукнулся головой о пол.

– Я принесу тебя в жертву, грязный к’лох, за то, что ты нарушил мой покой, – вяло бросил ожидаемую фразу хозяин.

– Во славу Сиятельного Бога! – возопил слуга. Жрец поморщился, дворцовый этикет давно ему опротивел, но он был вынужден его придерживаться. Не им заведено, не ему ломать. Да и не разменивался Тлапт’ыщ никогда на мелочи.

– Говори, шелудивая плешь!

– Твоего драгоценного внимания уже второй день ожидает пришелец! – Слуга снова врезался головой в пол, не делая попытки руками смягчить удар. – Он дерзнул проявить нетерпение! Стражи пробовали ему возразить и сейчас лежат связанными у твоих дверей!

Сказав это, слуга на всякий случай отполз на пару шагов назад. Как оказалось – не зря. На то место, где он только что находился, обрушилась тяжёлая ваза, пущенная уверенной рукой господина. Но Тлапт’ыщ не был бы Верховным жрецом так долго, если бы не умел предвидеть события. Вторая ваза приземлилась точно на макушку незадачливого вестника, опрокинув того навзничь.

– Этот наглец появился неведомо откуда перед самым порогом моего дворца, – жрец подошёл к слуге, распластанному среди черепков и изломанных цветов, злобно пнул его в живот, – а теперь

он, вместо того чтобы смиренно ожидать моего драгоценнейшего внимания, – второй пинок пришёлся слуге по паху, – смеет его требовать!

Третьим пинком, кроша зубы, жрец разбил рот, дерзнувший произнести такие слова.

Слегка успокоив расшалившиеся нервы, Тлапт’ыщ подошёл к низкому, изукрашенному затейливой резьбой столику, на котором стоял гонг. Взяв золотой молоточек, он несколько раз сильно ударил по отполированному металлу. Гонг отозвался низким гулом, от которого завибрировал воздух. Дрожь передалась стенам, по ним прокатилась волна и они отозвались стонущим вздохом: распахнулась потайная дверь, и в опочивальню вдвинулся отряд телохранителей.

Второй отряд чёрными тенями появился за окнами. За входными дверями послышались крики и звон – там сражался вынырнувший из потайных дверей в коридоре третий отряд телохранителей.

Тлапт’ыщ скривил губы в довольной усмешке. Пусть пришелец попробует одолеть натасканных бойцов, один вид которых внушал ужас врагам.

Дверь, над которой целый год трудились наилучшие мастера инкрустации, распахнулась, изо всех сил ударив по стене. Драгоценные осколки каплями крови брызнули во все стороны и, дробно стуча, раскатились по полу. В открывшийся проём спиной вперёд влетели один за другим три телохранителя. Первый головой воткнулся в огромную вазу и остался лежать, погребённый под ворохом цветов. Второй, пролетев ползала, приземлился на слугу, так и не пришедшего в сознание. Затрещали кости, чьи – непонятно. Третий, плюхнувшись на пол, заскользил по белоснежному мрамору и ткнулся головой в расшитые туфли Тлапт’ыща, который проворно стукнул прикатившегося по маковке.

Дверь, ударившись о стену, отскочила от неё и закрылась, оставив находящихся внутри в полнейшем недоумении. По ту сторону двери опять что-то упало, зазвенело, разбиваясь, громыхнуло, ударилось в створки, и воцарилась тишина…

Никто в опочивальне не произнёс ни слова, только телохранители молниеносно перегруппировались в кольцо, окружив Верховного жреца. Кольцо, как ядовитый иг’гуан иглами, ощетинилось копьями…

Многострадальная дверь начала медленно приоткрываться, но сразу же захлопнулась. Копья дрогнули. Дверь резко распахнулась. Метнувшиеся копья проткнули показавшееся в проёме тело.

– Неплохо, весьма неплохо, – прокомментировал невероятный пришелец, отбрасывая двух телохранителей, чьи трупы он использовал в качестве щита.

Тлапт’ыщ, приподнявшись на цыпочки, уставился на нарушителя спокойствия поверх голов телохранителей.

Ворвавшийся был чужеземцем. У мужчин путлщ’рео никогда не было такой светлой кожи. Да и ростом незнакомец превосходил всех, когда-либо виденных Верховным жрецом. Тлапт’ыщ невероятно гордился своим высоким ростом, но наглецу он бы едва достал до плеча. Великолепные мускулы рельефно обрисовывала одежда, помятая и изодранная, явно с чужого плеча.

Если бы не пикантность момента, жрец бы залюбовался отличным образчиком мужества, который являл сейчас собою неизвестный воин. О том, что пришелец воин, помимо продемонстрированного только что искусства свидетельствовало лицо со шрамами, цепкий взгляд, мгновенно обежавший помещение и зафиксировавший месторасположение предметов и людей; движения, скупые и выверенные – пришелец мгновенно занял боевую стойку, приподняв и чуть отведя вбок самое главное доказательство принадлежности к касте воинов – грозно сверкающий клинок.