Сотовая бесконечность
Шрифт:
Быть может, гонители втайне надеялись, что высланные поубивают друг друга сами, сразу, или не выдержат единоборства с местной флорой-фауной. Просто исчезнут. Как-нибудь. Р-раз – и всё! Нет человека – нет проблемы.
У каждого и каждой из них был билет в один конец.
Они это знали…
Они хотели жить. Возможно, хотели даже сильнее, чем те, кто их выслал.
И они приспособились.
Их обрекли на смерть. А они взяли и приспособились к ней всем естеством.
Они не вымерли. Наоборот, расплодились, размножились. Несмотря на то, что ВСЁ было против них.
Рождённые в мире без войн, они начали воевать.
Выжить.
Cтранно, но факт: находясь в условиях фронта, на переднем крае, ежеминутно подвергаясь опасности встретиться со смертью лицом к лицу, они обычными, «мирными», болезнями почти не болеют. Их организмы настолько приспособлены к войне, что куда ЛУЧШЕ себя чувствуют с ней, чем без неё.
Даже психологически они приспособились к неизбежному. Яркий пример: военная униформа возбуждает многих их женщин сексуально. К тому же зачастую мужчина-военный воспринимается благосклоннее «не служащего» – армия ассоциируется с мужественностью и силой, способной защитить от любых напастей…
Они сделали всё, чтобы принять войну как явление природы, как неизбежную данность, и даже извлекать из неё эволюционную выгоду.
Но это вовсе не значит, что они были изначально сотворены для войны.
Пламенеющим сгустком крови солнце выкатывалось на чашу небосвода.
Столь же неторопливо, как светило шествовало на небесный трон, восходил по четырёмстам сорока четырём ступеням колоссальной пирамиды жрец Тлапт’ыщ. Высокие узкие ступени, каждая шириной едва ли с ладонь, вынуждали его подниматься боком, а иногда и на цыпочках. Тяжёлое восхождение должно ежедневно напоминать смертным о величии Полдпашк’еша – Сиятельного Бога Солнца.
На верхней площадке пирамиды находился жертвенный алтарь – монолитный каменный диск диаметром в три человеческих роста. Когда в полдень солнечные лучи падали на отполированную полупрозрачную поверхность камня, в его глубине загорались алые искры, словно внутри алтаря вспыхивало пламя.
Тлапт’ыщ наконец-то взобрался наверх, остановился, утирая лоб и спазматически глотая воздух. Годы, прибавляя мудрости, отбирали здоровье. Когда-то он проходил этот путь, оставаясь свежим и полным сил, а теперь – ноги дрожат, пот застилает глаза, воздух с хрипом вливается в саднящее горло. Жрец прижал руки к груди, пытаясь унять расходившееся сердце. Запрокинул голову…
Небесная чаша, звёздно-чёрная над головой, багровела по краям, словно острия лучей солнца, вспарывая утробы туч, выпускали их кровь. Близился рассвет.
Верховный жрец стоял на вершине самой большой, чёрно-красной пирамиды. От неё в стороны расходились пирамиды меньшего размера. Они цепью опоясывали огромную каменную яму – геометрический центр долины. Каждая из разноцветных пирамид являла собой циклопический алтарь-храм, посвященной одному из высших богов. Золотая – Богу Рассвета Вап’пкоретву, Синяя – Богу Дня Кпроакитурди, Фиолетовая – Богу Заката Ишыткедсу, Коричневая – Богине Ночи Парутл’аб, Серебристая – Богине Луны Авэк’анбль. Вся долина была гигантским храмовым комплексом. Кроме меньших разноцветных пирамид в двести двадцать две ступени каждая, более широкое кольцо составляли алтари многочисленных божеств, важных и устрашающих, но не столь свирепых, как высшие. Поэтому их пирамидки содержали
За спиной жреца послышался шорох. Тлапт’ыщ оглянулся. Вокруг чёрного диска уже стояли его помощники, будто соткавшиеся из светлеющего воздуха. На самом деле они восходили по другой стороне пирамиды, не вправе идти одной дорогой с Верховным жрецом. Четверо людей, в плащах из чёрно-красных перьев, крепко держали юношу, на которого пал счастливый жребий быть принесённым в жертву Вечно Пламенному Полдпашк’ешу. Лица младших жрецов закрывали искусно сработанные маски, изображавшие ужасный в своей красоте лик Верховного Бога.
Движением брови Тлапт’ыщ подал знак, и юношу распластали на алтаре, держа его за руки и ноги. Но жертва и не думала сопротивляться. Так уж были воспитаны люди великого народа путлщ’рео, что умереть во имя Бога почитали невероятной честью. Принесённые в жертву, подобно воинам, погибшим в бою, сразу же возносились на небо, где становились воинами Сиятельного Бога Солнца.
Когда первый луч, прорвав багровые облака, коснулся вершины пирамиды, Тлапт’ыщ, сбросивший с себя все одежды, занёс нож над жертвой. В этот момент над долиной взлетел многоголосый вопль – жрецы возносили хвалу зарождающемуся утру. Юноша, распятый на чёрном камне, открыл глаза с расширенными на всю радужку зрачками. На мгновение в его одурманенном взоре плеснулся страх. Губы шевельнулись: «Во славу… А-А-А!!!..»
Одним взмахом Тлапт’ыщ рассек грудную клетку и вырвал трепещущее сердце. Несмотря на годы, рука Верховного жреца была всё так же крепка. Кровь хлынула на камень, собралась в углублении. Жрецы сдёрнули ещё трепетавшее тело с алтаря и скинули в желоб, ведущий к подножию пирамиды. Оно быстро заскользило по отполированному многочисленными предшественниками руслу, глухо постукивая головой на стыках плит. Внизу жертву Богу благоговейно ожидали Высокородные путлщ’рео, чтобы отнести тело в дом и съесть во славу Извечного и Негасимого Полдпашк’еша, сердце же по праву принадлежало жрецам. Они вгрызались в сочащиеся ломти и набитыми, кровоточащими ртами возносили хвалу Сиятельному Богу…
Спуститься вниз было ещё труднее, чем взобраться на пирамиду. Тлапт’ыщ с превеликим трудом – хорошо, что помощники не видят! – сползал, прилипая животом к стенам и аккуратно нащупывая кончиками пальцев ног очередную узкую ступень. Несколько раз он едва не сорвался. Удерживаясь едва ли не чудом, вмиг покрывался липким потом, в красках представляя себе, как катится вниз его тело и хрустят кости, ломаясь на каждом карнизе. Когда под ногами наконец-то оказалась земля, Верховный жрец от всего сердца вознёс хвалу Богине Почвы Карепок’а – за то, что земля такая твёрдая и надёжная.
Тлапт’ыщ, совершив омовение, почивал на мягких подушках под сенью великолепного балдахина в своём дворце из розового камня. Под окном мерно журчал фонтан, приятно освежая знойный воздух. Комната была уставлена многочисленными вазами, заполненными цветами: красными, словно кровь, белыми как облака и черными с красноватыми искрами, точно алтарь на главной пирамиде. Густой аромат каменной плитой давил на грудь. В животе тяжёлым грузом лежало сердце. К горлу подбиралась тошнота – желудок не справлялся с ежедневной порцией сырого мяса. В голове зарождалась крамольная мысль: а не сходить ли освободиться от полупрожеванного куска плоти?