Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
Я думаю, он просто пришел в отель всего через несколько минут как они зашли. Энсли, возможно, был в комнате один, когда Каднер открыл незапертую дверь и вошел. Девелин был в ванной, доставая стаканы.
Энсли имел такие же примерно рост и возраст, как и вы, и довольно близко соответствовал описанию вашей внешности. Каднер напал на него, и тогда Девелин, услышав шум драки, уронил бутылку и стаканы, выскочил наружу и встретил свою смерть.
Каднер был из того сорта людей, которые полагают, что два убийства ничем не хуже чем одно, и он не хотел оставлять свидетелей.
А
Негодующая медсестра возникла сзади меня и приказала убираться из палаты, обвиняя меня в том, что я заставил ее пациента волноваться.
Орретт остановил меня, когда я поворачивался.
– Внимательно следите за сообщениями из Нью-Йорка, – сказал он, – и, может быть, вы узнаете окончание этой истории. Еще ничего не кончилось. Ни у кого на меня тут ничего нет. Эта перестрелка у Пигатти была самообороной, насколько я могу судить. И как только я снова встану на ноги и вернуться на Восток, наш «выдающийся ум» получит много свинца. Это обещание!
Я поверил ему.
Десятый ключ к разгадке
"The Tenth Clew". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в январе 1924 года. Переводчик А. Заливадный.
– Мистер Леопольд Гантвоорт вышел, – сказал слуга, который открыл мне дверь. – Но есть его сын, мистер Чарльз. Если вы хотите с ним увидеться...
– Нет, мы договорились с мистером Леопольдом Гантвоортом, что я приду в девять часов или немного позже. Сейчас ровно десять. Видимо, он скоро будет. Я подожду.
– Пожалуйста.
Он отступил в сторону, чтобы я мог пройти, взял у меня плащ и шляпу, проводил в комнату наверху – библиотеку Гантвоорта – и оставил одного. Я взял какой-то толстый журнал из стопки, лежащей на столе, подвинул поближе пепельницу и уселся поудобнее.
Прошел час. Я отложил журнал и начал проявлять нетерпение. Прошел еще час, и я уже беспокойно вертелся в кресле.
Где-то в глубине дома часы били одиннадцать, когда в комнату вошел молодой человек лет двадцати пяти или двадцати шести, высокий и худой, с очень бледной кожей и очень темными глазами и волосами.
– Отец еще не вернулся, – сказал он. – Извините, что вам пришлось так долго ждать. Не могу ли я чем-нибудь помочь? Меня зовут Чарльз Гантвоорт.
– Нет, спасибо, – я встал с кресла, принимая этот вежливый намек на то, что слишком засиделся. – Я свяжусь с ним завтра.
– Мне очень жаль, – пробормотал он, и мы вместе пошли к дверям.
Когда мы выходили в холл, негромко затарахтел телефон в углу комнаты, которую мы только что покинули.
Чарльз Гантвоорт вернулся, чтобы взять трубку, а я ждал в дверях.
Разговаривая, он стоял спиной ко мне.
– Да. Да! Что-о?.. Да. Да...
Он медленно обернулся, и я увидел боль на его ставшем серым лице, ужас в широко открытых глазах и разинутый рот; он все еще держал в руке трубку.
– Отец... – прошептал он. – Умер... убит.
– Где? Как?!
– Не знаю. Звонили из полиции. Они хотят, чтобы я немедленно приехал.
Он с усилием расправил опустившиеся плечи, пытаясь взять себя в руки, повесил трубку, и его лицо стало менее напряженным.
– Прошу меня простить...
– Послушайте, – прервал я эти извинения, – я сотрудник Континентального сыскного агентства. Ваш отец звонил нам сегодня и просил прислать к нему детектива. Говорил, что его жизни угрожает опасность. Однако формально он никого не нанимал. Поэтому, если вы...
– Ну конечно! Я вас нанимаю! Если полиция еще не нашла убийцу, то сделайте все возможное, чтобы его схватили.
– О'кей. Поехали в полицию.
Во время поездки мы не обменялись ни словом до самого здания суда. Пригнувшись над рулем своей машины, Гантвоорт мчал со страшной скоростью по улицам города. У меня было много вопросов, но если уж он хотел ехать в таком темпе, ему сейчас требовалось все его внимание, чтобы куда-нибудь не врезаться. Поэтому я не мешал, а только держался покрепче и помалкивал.
Когда мы прибыли на место, нас уже ждали полдюжины детективов. Следствие вел О'Гар – сержант-детектив с конусообразной головой, одетый, как деревенский констебль из кинофильма – в широкополую черную шляпу и так далее, но, тем не менее, не стоило его недооценивать. Мы уже работали вместе по нескольким делам и отлично друг друга понимали.
Он провел нас в одну из небольших комнат по соседству с приемной. Там, на столе, мы увидели с десяток предметов.
– Посмотрите на эти вещи внимательно, – сказал Гантвоорту сержант-детектив, – и укажите те, которые были собственностью вашего отца.
– А где отец?
– Сначала сделайте то, что я попросил, – твердо сказал О'Гар. – А потом у вас будет возможность его увидеть.
Пока Чарльз Гантвоорт проводил отбор, я тоже присмотрелся к лежащим на столе предметам. Пустая шкатулка для драгоценностей, записная книжка, три письма в разорванных конвертах, адресованные покойному, еще какие-то бумаги, связка ключей, авторучка, два белых льняных платка, два револьверных патрона, золотые часы с золотым перочинным ножиком и золотым карандашиком на платиновой цепочке, два черных кожаных бумажника, причем один новенький, а другой потертый, немного денег в банкнотах и серебре и небольшая портативная пишущая машинка, погнутая, помятая, облепленная кровью и волосами. Некоторые из вещей тоже были в крови, другие – чистые.
Гантвоорт выбрал из этой кучи часы с ножиком и карандашом, ключи, авторучку, блокнот, платки, письма и прочие бумаги и старое портмоне.
– Это вещи отца, – негромко сказал он. – Остального я никогда не видел. Не знаю также, сколько при нем сегодня было денег, поэтому не могу сказать, что из этой суммы принадлежит ему.
– Вы уверены, что все опознали? – спросил О'Гар.
– Мне кажется, но гарантировать... Уиппл мог бы вам сказать больше. – Он обернулся ко мне. – Это тот человек, который открывал вам дверь сегодня вечером. Слуга отца. Он точно должен знать, что ему принадлежало.