Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
Я сочувственно покивал, толкнул сигару через стол и подождал, пока она не начнет дымится в зубах Солза, и только потом спросил:
– Вы что-то упомянули насчет двух новых людей, которые обучаются.
– Да. Мистер Ньюхаус уволил двоих наших печатников на прошлой неделе – Финчера и Кейза. Он обнаружил, что он являются членами профсоюза «Индустриальные рабочие мира» [8] , и потому уволил их.
– С ними были какие—либо проблемы, или что-то иное, кроме того, что они были «вобблисами» [9] ?
8
Индустриальные
9
Wobblies (вобблис) - прозвище членов организации Индустриальные рабочие мира.
– Нет – они были довольно неплохими работниками.
– Какие-нибудь проблемы с ними, после увольнения были?
– Никаких особых проблем, хотя они были довольно горячими парнями. Толкали тут повсюду свои красные речи, прежде чем ушли.
– Помните в какой день это случилось?
– В среду, на прошлой неделе, кажется. Да, точно, в среду, потому что я нанял двоих новых в четверг.
– Сколько человек тут работает?
– Я, и еще трое.
– Действительно мистер Ньюхаус очень часто болел?
– Он был не настолько болен, чтоб отсутствовать очень часто, но время от времени сердце ставило ему подножку, и ему приходилось отлеживаться в постели недельку или дней десять. Но и нельзя сказать, что он всегда хорошо себя чувствовал. Он никогда ничего не делал кроме офисной работы – мастерской занимался я.
– Когда он заболел в последний раз?
– Миссис Ньюхаус позвонила во вторник утром и сказала, что у него случился очередной приступ, и он не выйдет из дома несколько дней. Он заходил вчера, в четверг, минут на десять после полудня, и сказал, что вернется на работу сегодня утром. Он был убит, как только ушел.
– Как он выглядел? Очень больным?
– Не очень плохо. Он, конечно, никогда не выглядел совсем здоровым, но я не нахожу отличия между его обычным видом и вчерашним. Последний приступ был не столь тяжел как большинство из них, так я полагаю – он обычно лежал неделю, или даже больше.
– Он говорил, куда он собирается пойти? Я по той причине спрашиваю, что проживая на Сакраменто-стрит он взял бы машину, что было бы естественно, если бы он направлялся домой, но в то время он был сбит на Клэй-стрит.
– Он сказал, что пойдет посидит на солнышке с полчаса в Портсмут-сквере. Мол он был заперт дома два или три дня, сказал он, и хочет погреться прежде, чем идти домой.
– Когда его сбили, у него в руках нашли кусочек иностранной банкноты. Что-нибудь знаете об этом?
– Да. Он получил ее тут. Один из наших клиентов – по имени Ван Пельт – пришел расплатиться за кое-какую работу, которую мы сделали вчера во второй половине дня, пока босс был здесь. Когда Ван Пельт вытащил свой бумажник, чтоб оплатить счет. Этот кусок голландских денег – я не знаю, как они называются – лежал среди счетов. Мне кажется, он сказал, что это стоит как тридцать восемь долларов. Во всяком случае босс принял их, дав Ван Пельту сдачу. Босс сказал, что хочет показать голландские деньги своим мальчикам – и
– Кто такой Ван Пельт?
– Голландец. Планирует открыть здесь через месяц или два фирму по импорту табака. Больше ничего о нем не знаю.
– А где его дом или офис?
– Его офис на Буш-стрит, Около Сэнсом-стрит.
– Он знал, что Ньюхаус был болен?
– Я так не думаю. Босс выглядел почти как обычно.
– Как полностью зовут этого Ван Пельта?
– Хендрик Ван Пельт.
– Как выглядит?
Прежде чем Сулз успел ответить, из задней части мастерской сквозь треск и стрекот печатных машин прозвучали, с равными интервалами, три звонка.
Я плавно поднял ствол своей пушки – она лежала у меня на коленях уже минут пять – достаточно высоко над краем стола, чтоб Бен Сулз мог ее увидеть.
– Положите обе руки на стол, – попросил я.
Он положил их.
Дверь печатной мастерской была сразу за ним, так что сидя за столом перед ним, я мог через его плече присматривать и за ней. Его коренастая фигура укрывала мой пистолет от глаз тех, кто войдет в дверь, в ответ на сигнал Сулза.
Мне не пришлось долго ждать.
Трое мужчин – вымазанных в краске – появились в дверях и вошли в маленький офис. Они вошли с беспечным видом, смеясь и перешучиваясь.
Но один из них облизал губы, когда входил в дверь. Глаза другого были широко распахнуты, и белки глаз вокруг радужки были слишком заметны. Третий оказался лучшим актером – но он держал плечи излишне напряженно, чтоб изображать беспечность.
– Стойте где стоите! – рявкнул я на них, когда последний вошел в офис – и показал им пистолет.
Они остановились все разом, будто на троих была одна пара ног.
Я оттолкнул стул назад и встал.
Мне совершенно не нравилась моя позиция. Офис был слишком мал для меня. У меня была пушка, весомый аргумент, даже если какое-то оружие было припрятано у остальных. Но эти четверо находились слишком близко, а пушка не вещь из сказки. Это всего лишь механический инструмент, способный на то, к чему предназначен, и не более того.
Если бы эти ребята решились напасть на меня, я успел бы свалить только одного, прежде чем трое других подмяли бы меня. Я знал это, и они это знали.
– Поднимите руки вверх, – приказал я, – и повернитесь кругом!
Никто из них и не шевельнулся, чтоб выполнить приказ. Один из запачканных краской злобно усмехнулся; Сулз медленно качал головой; двое других стояли и смотрели на меня.
Я был озадачен. Вы не можете стрелять в человека, только потому, что он отказывается подчиняться приказу – даже если он преступник. Если бы они отвернулись от меня, я мог бы выстроить их у стены, и находясь у них за спиной, был бы в безопасности, пока звоню по телефону.
Но это не сработало.
Моей следующей мыслью было отступить к наружной двери, и удерживать их взаперти, и тогда или позвать на помощь, или позволить им выйти на улицу, где я мог справиться с ними. Но я прогнал эту мысль так же быстро, как она пришла мне в голову.
Эти четверо собирались напасть на меня – никакого сомнения не было. Все что было необходимо – меленькая искорка, чтоб заставить их ринуться в атаку. Они стояли в напряжении, ожидая какого-либо шага с моей стороны. Если бы я сделал хоть шаг назад – схватка бы началась.