Сотрудник уголовного розыска

Яковлев Геннадий Павлович

— Нет! Нет! Нет! — закричал отчаянно Игошин. — Я не совершал никакой кражи… Вы ошибаетесь. Вы не имеете права!

Диденко налил стакан воды, подал Игошину.

— Выпейте, успокойтесь и, главное, подумайте.

Игошин покорно принял стакан, потом взял из рук следователя папиросу, прикурил от протянутой ему спички.

— Слушай меня, Николай, внимательно: я уверен, что ты со своими бывшими дружками совершил преступление. Тебе страшно признаться. Ты трусишь. Но с ложью всю жизнь не проживешь. Надо сказать правду. Зачем тебе таскать такой камень на душе? Ведь ты и так все эти прошедшие после кражи годы был неспокоен.

…Много раз ночами Колька

просыпался от страха. Ему казалось, что кто-то стучит в дверь, что за ним пришли. Он вздрагивал каждый раз, встречая на улице милиционера. Ему хотелось избавиться от этого животного страха. Однажды он решил прикурить у постового милиционера. Вытащил папиросу и, холодея спиной, подошел к старшине:

— Разрешите, пожалуйста, огонька.

Старшина чиркнул спичку. Руки у Кольки тряслись.

— Ты чего — кур воровал? — пошутил милиционер.

— Да нет… так просто, — промямлил Колька и торопливо зашагал прочь.

На Урал он уезжал с радостью. Думал там избавиться от страха. Но ошибся. Каждый раз, когда его вызывали к мастеру, пугливо думал: «Наверно, узнали все. Арестуют!» Прощальным взглядом обводил строго заправленный строй кроватей в общежитии. Товарищи недоумевали: «Чего ты трясешься?».

Иногда, забываясь, Игошин мечтал, как он будет учиться в институте, работать, женится на любимой девушке. Но всегда тревожная мысль о прошлом заглушала радость. А вдруг узнают? Сколько будет позора. Иногда он даже хотел, чтобы скорее все открылось. Но тут же торопливо подавлял в себе это чувство. Страх побеждал здравый рассудок. И вот роковой день наступил. Колька с ужасом обвел взглядом кабинет следователя.

— Вот что, Игошин, — прервал его мысли следователь. — Я вижу, ты сегодня признаваться не хочешь.

— Арестуете, товарищ старший лейтенант?

— Посмотрим… Думаю, если, кроме этого преступления, нигде больше не напакостил, будешь продолжать работать. Мое мнение такое. Решать окончательно будет народный суд. Сегодня иди домой. Подумай, хорошо подумай. Завтра жду тебя в девять.

А дело было так…

В девять часов Игошин не явился. Прошло двадцать минут — его не было. Отодвинув приготовленный план допроса, Иван Архипович мрачно смотрел в окно. «Поверил. Надо было договориться с военным комендантом — задержать Игошина. Теперь ищи ветра в поле. В конечном счете, ясно, никуда не денется. Но сколько опять уйдет времени. Да и мало ли может возникнуть случайностей…»

В десять часов Игошин не появился. В одиннадцать Иван Архипович встал, чтобы доложить о своем промахе начальнику следственного отдела. Толкнул дверь в коридор. На стуле около кабинета сидел Игошин. Он был одет в гражданский старенький костюм. У ног стоял солдатский вещевой мешок. Ивану Архиповичу почему-то только сейчас бросилось в глаза, что Игошин совсем еще мальчишка: тонкая шея, вихор волос, ежиком торчащий на макушке, розовое лицо без единой морщинки.

— Заходи, Николай. Мешок с сухарями ты приготовил напрасно. Если бы надо было, я бы сказал.

Иван Архипович пропустил в дверь Игошина, взял со стола бумагу, ручку:

— Сам будешь писать? Или рассказывать, я запишу?

— Если можно — сам.

Игошин сидел несколько минут над чистой бумагой, потом, решившись, написал первое слово, второе и застрочил строку за строкой…

Шингарев, Игошин, Птицын, Бойко и Бондарев знали друг друга несколько месяцев. Вместе бывали на танцплощадках, выпивали, хулиганили. Чем больше увлекала их праздная

жизнь, тем больше требовалось денег. Шутя совершили несколько мелких краж — удачно. Безнаказанность побудила к новым «подвигам». Признанным вожаком стал Шингарев. Сильный, властный, он быстро прибрал к рукам остальных.

Вместе с компанией Шингарев несколько раз побывал в Васюринской. Они наметили совершить кражу из сельмага. Бондареву, работающему шофером, было поручено достать автомашину. Четвертого декабря, вечером, Бондарев сообщил Шингареву, что может взять на ночь автомашину. Преступники договорились встретиться в полночь. В назначенное время Бондарев подъехал в условное место. Его ждали. Шингарев сел в кабину, подручные — в кузов грузовика.

В станице Бондарев остановил автомобиль около сквера. Вокруг было пустынно, шел дождь со снегом. Ветер качал ветви деревьев. Бондарев остался в машине, остальные, прячась, подошли к магазину. Птицын, Бойко и Игошин подкрались к будке, куда на их глазах вошел сторож. Шингарев заранее приготовленными инструментами — ломиком, ножовкой по металлу — орудовал у запоров. Его сообщники, затаив дыхание, ждали у сторожевой будки. Скоро Побежимов открыл дверь и не успел выйти, как они набросились на него. Шингарев к этому времени уже взломал запоры магазина, и его дружки присоединились к нему. Жулики хватали все, что попадало под руку: пальто, костюмы, отрезы. В одной из витрин при свете вспыхнувшей спички блеснул корпус часов. Шингарев и Птицын, отталкивая друг друга, бросились к витрине. Шингарев, как более сильный, оттеснил Птицына и опустошил витрину. Бойко наткнулся на массивный сейф магазина. Преступники пытались утащить его. Они, кряхтя, даже вытащили сейф из магазина — на большее не хватило сил, и сейф остался во дворе. Все награбленное жулики побросали в кузов автомашины и поехали в Краснодар…

До рассвета было еще далеко, а на улице Чкалова горбатый мужчина уже мел улицу. Он делал несколько движений метлой, останавливался и, как черепаха, вытянув и горба-панциря шею, чутко прислушивался. Потом снова брался за метлу.

Внимательно к нему присмотревшись, можно было заметить, что горбун метет для отвода глаз. Вот он уловил стрекот мотора машины, подкатился к калитке и, озираясь, открыл ее. Машина без света вывернула из-за угла и остановилась.

— Петрухин! — позвали по фамилии горбатого из машины. — Ты?

— Я, ребятки.

Шингарев, Бойко, Птицын подошли к Петрухину.

— Порядочно привезли, — сказал Шингарев. — Куда сваливать будем?

— Давайте, с богом, в сарай.

Жулики начали перетаскивать ценности. Петрухин, удовлетворенно похрюкивая, стоял в сарае, изредка подсвечивая фонарем.

— Осторожнее, ребятки. Воротник пальтишка не испачкайте. Вещь — она не замызганная смотрится, и цена ей тогда настоящая — красная цена.

Прикрыв краденое дровами, все вышли из сарая. Горбун, опасливо оглядев сообщников, начал вытаскивать из-под мышки пачки денег.

Снова заворчал мотор автомашины и постепенно затих.

Петрухин опять появился на улице с метлой: махнул два-три раза, повертел большой головой по сторонам и исчез во дворе…

Игошин, не поднимая глаз, сидел над исписанными листами. Он чувствовал большое облегчение. Казалось, что раньше он долгое время лежал в постели с высокой температурой, и вдруг температура спала.

— Все, Николай? — спросил Иван Архипович.

— Все, товарищ старший лейтенант.

— Неужели, Николай, это единственное твое преступление?.. Ведь сразу решиться на такое вряд ли можно.