Сотворение мира.Книга третья
Шрифт:
Егор Иванович насторожился:
— Может, и ты дезертировать собираешься?
Наташа посмотрела на него укоризненна:
— Это вы зря, дядя Егор. Я пойду до конца…
Над густым камышом нудно зудели комары. Дремали насытившиеся коровы и овцы. Пофыркивали лошади. Мирно журчала сонная речушка. Но война напоминала о себе: на северо-западе у самого горизонта трепетало багровое зарево пожаров, оттуда же доносилось глухое уханье пушек, а в усыпанном кротко мерцавшими звездами небе с монотонным рокотом плыли куда-то неизвестно чьи самолеты.
Задолго до рассвета Егор Иванович разбудил людей:
— Будем
И вновь потянулись долгие переходы, короткие привалы, жаркие дни и тревожные ночи. Понукаемое людьми отощавшее стадо, все больше редея, брело по холмам Ставропольщины и стало уже втягиваться в предгорья. Тут его начали обгонять разрозненные группы изможденных бойцов: и малые, по нескольку человек, и большие — по две-три сотни. Это были арьергарды отступающей армии. Следом накатывался совсем уже близкий грохот орудий, слышно было трещание пулеметов, а однажды рано утром Наташа Татаринова вдруг увидела немецких автоматчиков-мотоциклистов. Они выскочили к берегу каменистой горной речки и тут же были расстреляны из пулеметов группой укрывшихся за валунами советских бойцов.
— Ты, папаша, не задерживайся, — сердито сказал Егору Ивановичу Ежевикину чернявый, смуглый сержант. — Дуй без передыху дальше, а нам, если можно, оставь с десяток овечек. Мы возле этих шалунов постоим еще пару дней, чтобы перекрыть дорогу фашистской сволочи.
Старый казак Ежевикин покачал головой:
— Овечек, сынок, я тебе оставлю, куды ж денешься. Ты мне только расписочку черкни, что, дескать, получены тобою овцы Дятловского совхоза для пропитания солдат. А только гляжу я на вас и так думаю: дюже далеко вы, сынок, драпанули и где, в каких местах задержите немцев, одному богу ведомо.
Сержант протянул ему клочок бумаги:
— Получай расписку, стратег, и сматывайся, а то тут жарко будет. И еще прошу тебя: возьми на свои телеги шестерых раненых бойцов. Сдай их в госпиталь в Пятигорске или где еще…
Оставив пулеметчикам овец, мешок муки и кадушку с засыпанной солью рыбой, дятловцы тронулись дальше. Наташа занялась ранеными: с помощью Иры осторожно сняла с них пропыленные, пожухлые от крови повязки, промыла водкой и смазала йодом раны, перевязала свежими бинтами. Особенно поразил ее вид молоденького бойца с тонкой, мальчишеской шеей. Он был тяжело ранен в грудь, на телеге лежал неподвижно, но сознания не терял. На губах его все время пузырилась и стекала по острому подбородку кровавая пена. В его устремленном в небо, как бы отстраненном от всего земного взгляде было выражение торжественного покоя и примиренности с тем неизбежным, что должно было очень скоро наступить. За свою короткую жизнь Наташа Татаринова ни разу не видела так близко умирающего человека, и потому спокойная отчужденность этого бойца от живых отозвалась в ее сердце острой болью. Она не уловила того мгновения, когда прекратились хрипы в его груди и остановилась, перестала стекать на подбородок струйка крови. Наташа вскрикнула и забилась в рвущем душу плаче, лишь когда почувствовала, как стала холодеть неподвижная рука этого юноши в ее маленькой, измазанной йодом руке.
Умершего похоронили, постояли над одинокой могилой и пошли дальше.
После того как переправили стадо через реки Зеленчук и Кубань, узнали что немцы заняли Ставрополь. Егор Иванович с трудом устроил в какой-то полевой госпиталь пятерых
Вечером после ужина Егор Иванович объявил:
— Вот чего, дорогие станичники, давайте держать совет. Останемся покедова тут, на неделю-другую, попасем бедолажный наш скот, а потом прикинем, куды двигаться дальше, или же зараз сдадим все стадо по документам балкарским ли, кабардинским ли колхозам, а сами, как говорится, с божьей помощью перейдем горы и пристроимся где-нибудь в Грузии?
Филя — Полтора Километра, когда понял, о чем говорит Ежевикин, почесал затылок:
— Черт его знает, чего решать! Фрицы у нас на шее висят. Заявятся и перервут нам глотки. А у меня, по правде сказать, не дюже большое желание помереть за наших коров да овечек. Давайте кинем их здесь.
— Как это кинем? — возмутился однорукий чабан Горюшкин. — То-то нам дома спасибо за это скажут. Выходит, мы для немцев скотину выращивали? Не, брат, так дело не пойдет. Ты, Филя, как хошь, а я свою отару не брошу.
Наташа с нескрываемой грустью смотрела на несчастных животных. Совсем обессиленные, они лежали на берегу незнакомой реки, не прикасаясь ни к воде, ни к траве.
— Я тоже от коров никуда не уйду, — сказала она решительно. — Да и вам, дядя Егор, не след уходить. Надо тут постоять, пока можно, травы кругом вон сколько, вода под боком, пусть скот попасется, отдохнет, встанет на ноги.
На том и порешили. Мужики тотчас нарубили кольев, достали уложенные по телегам брезенты, соорудили большую палатку. Мальчишки кинулись к реке ловить рыбу. Началась лагерная жизнь, хоть и не такая трудная, как в движении, но не менее тревожная.
Мимо их стоянки с утра до вечера, а то и ночами шли и ехали в сторону Каспия толпы беженцев. Неподалеку саперы строили дзоты, сооружали блиндажи.
— Тут немец не должен пройти, — рассуждал, глядя на них, Егор Иванович. — Капитально в землю зарываются…
Нежданно в тихий августовский вечер к лагерю дятловцев спустились с горы два крепких старика грузина. Остановились возле палатки, опираясь на длинные черлыги, степенно поздоровались. Стали расспрашивать Егора Ивановича: откуда он родом, чей скот пасет, куда путь держит? Выслушав ответ, долго вздыхали, покачивали головами, потом один из них сказал:
— Отсюда надо уходить, дорогой. Герман близко, беда будет. Мы вот соли немного возьмем и утром — в горы. И тебе туда же надо. Слышишь, как стреляют? Это германы.
Второй старик, подумав, добавил:
— Сам ты перевал не пройдешь, погубишь людей и скот. Если хочешь, пойдем завтра с нами. У нас в горах хороший кош есть, в нем зимовать можно. Председатель нашего колхоза — человек добрый, сам на войне был, недавно пришел, инвалидом его германы сделали.
— Ну что ж, — согласился Егор Иванович, — спасибо вам за приглашение. Вы народ здешний, горы вам — дом родной, надо вас слушаться. А насчет соли не тревожьтесь, у нас ее на целый полк хватит, вон три мешка на телеге лежат.