Сотворение мира.Книга вторая
Шрифт:
Илья, посапывая, наблюдал за ними, а когда Лаврик, вымытый до глянца, розовый, сияющий, подошел к нему, притянул мальчика к себе, неловко ткнулся ему носом в плечо и забормотал, глотая слова:
— Такие-то дела, герой. Отыскались твои и отец и мамка. Ясно? И фамилия теперь у тебя есть, причем не такая уж плохая фамилия — Длугач. Лаврентий Ильич Длугач. Понятно?
— Понятно, — прошептал Лаврик.
— То-то… Будешь, герой, жить да поживать. А этого твоего мучителя мы обломаем…
Однако Антон Агапович Терпужный не собирался сдаваться. Несколько дней он ходил темный
— Насчет Пашки ты, Степан, зла не держи. Ну ее, шалаву! Не сумела она себя соблюсти, значит, нехай ни на кого не пеняет. Я же к тебе по иному делу зашел, про товарища Длугача поговорить, про председателя нашего. Житья уже от него народу не стало, вовсе распоясался, бандюга…
Терпужный рассказал Острецову о том, что произошло в сельсовете. Острецов слушал молча, раскатывал пальцами хлебные шарики, ухмылялся.
— О незаконных действиях Длугача можно написать жалобу в уезд и в губернию, — раздумывая, сказал он. — Там с него шкуру сдерут за превышение власти. И ребенка он не имел права у вас отбирать. За это тоже по головке не погладят.
— Так ты составь жалобу, Степа, — попросил Терпужный. — И напиши похлеще, а я тебя отблагодарю.
Острецов подлил себе водки, выпил, лениво закусил огурцом.
— Ладно, я напишу. А статейку в газету кто про вас писал?
— Колька Турчак поганый, — скрипнул зубами Терпужный. — Акима Турчака сын, в Огнищанке у нас проживает.
— Ну и что ж, вы ему за это спасибо скажете?
Антон Агапович крякнул, насупился:
— Про Кольку я сам подумаю. Раз он, голозадый, дорогу мне перешел, я его раздавлю, поганца…
Терпужный не сказал, что он собирается сделать с Колькой, но по выражению его пьяных глаз Острецов понял, что незадачливому огнищанскому корреспонденту несдобровать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Самые усердные и опытные статистики никогда не могли назвать точное количество людей, населяющих земной шар, ибо люди рождаются и умирают ежедневно и ежечасно. И все же, учитывая события, способствующие повышению рождаемости или смертности, высчитав приблизительный процент рождений и смертей, статистики нашего века утверждали, что на земле в ту пору жило два миллиарда людей.
Однако никогда ни один из статистиков не сказал и не мог сказать, сколько на свете людей счастливых, а сколько несчастных, сколько сытых, а сколько голодных, сколько здоровых, а сколько больных, сколько свободных, а сколько бесправных, забитых, угнетенных.
Между тем подавляющее большинство населяющих землю людей жило на положении рабов, которые постоянно, всю свою жизнь, страдали, сотнями тысяч погибали от голода, эпидемий, нищеты и нигде не видели просвета. Два миллиона мужчин, женщин и детей ежегодно умирали голодной смертью в Китае. Тысячи индейцев Боливии, Колумбии, Перу вместо хлеба десятилетиями жевали кэкча — смесь золы, птичьего клея и листьев кока. Тысячи бразильцев из года в год бродили по сухой земле, ели чертополох, горькие кактусы, и
Множество голодных людей на всех материках мучилось и умирало от болезней, вызванных недоеданием, — пеллагры, бери-бери, скорбута, анемии, рахита, холеры. Чтобы избавиться от нищеты, родители продавали своих детей в рабство. Младенцы, которые по закону природы начинали ходить, из-за голода вновь опускались на четвереньки и, бессильные, ползали, как щенки…
Конечно, экономисты, социологи, философы, политики, ученые не раз задумывались над судьбой человечества и каждый по-своему пытались найти причину людского несчастья. Одни видели в бедах людей руку «промысла божьего», исполнение заветов бога, проклявшего Адама: «Терния и волчцы произрастит земля тебе, будешь питаться полевою травою»; другие утверждали, что человеческие расы неравноценны, что в жестокой борьбе за существование выживают только «сильные», а «слабые» обречены на гибель; третьи вообще отрицали возможность познать законы жизни и призывали людей смириться и терпеть.
В 1798 году английский священник Мальтус напечатал книгу «Опыт о народонаселении», в которой доказывал, что человечество увеличивается в геометрической прогрессии, то есть как числа 1, 2, 4, 8, 16, 32, а средства существования людей, продукты питания, взращенные на земле, увеличиваются лишь в арифметической прогрессии, то есть как числа 1, 2, 3, 4, 5, 6. Мальтус ничем не подтвердил и не мог подтвердить свою «теорию двух прогрессий», но сделал такой вывод: «Стремление народонаселения к неопределенному увеличению должно быть сдерживаемо либо нравственным ограничением воспроизводительной способности, либо различными причинами, увеличивающими смертность…»
Хотя в «теории» Мальтуса не было ничего научного и вся она представляла собою злую и грубую фальшь, многие ученые ухватились за нее, потому что эта «теория» оправдывала человеческие беды, голод, нищету и уводила от познания истины.
Истина же заключалась не в том, что человек, «потомок Адама», был проклят богом, не в том, что среди людей были «сильные» и «слабые» расы, не в том, что народонаселение росло быстрее, чем средства земного существования. Истина прежде всего заключалась в том, что причиной бед, нищеты и голода человеческих масс был и оставался несправедливый, установленный на земле общественный строй, при котором отношения между людьми не только начисто исключали общее сотрудничество и взаимопомощь, но основывались на господстве и подчинении, на эксплуатации человека человеком.
Истина заключалась в том, что подавляющее большинство людей изо дня в день работали на фабриках и заводах, на верфях и в шахтах, в полях и в садах, то есть работали сообща, огромной массой, но все те неисчислимые ценности, которые создавала эта огромная масса людей, распределялись не между ними, тружениками, а присваивались ничтожной кучкой эксплуататоров. Так людские жизни, здоровье, пот и кровь превращались в богатства, которыми пользовались лишь очень немногие. И чем больше богатели эти немногие, тем беднее, бесправнее становились массы голодных тружеников.