Сотворение мира
Шрифт:
Великий Царь собрал нас в Сузах в зале с семьюдесятью двумя колоннами. У меня не было предчувствия, что это последнее его появление на людях, но, помнится, я подумал, как он изменился с тех пор, когда я видел его в том же зале молодым, энергичным победителем. Вместо прежнего льва мимо нас к трону проковылял дряхлый старик. Великому Царю шел шестьдесят четвертый год.
Демокрит хочет знать, сколько лет в то время было Ксерксу. Ксерксу, Мардонию и мне было по тридцать четыре года. Городот считает, что Ксерксу было всего восемнадцать. Характерно для так называемого историка. Хотя мы уже вышли из юности, старость была так же далеко, как детство.
Ксеркс помог отцу взойти на золотой трон;
— Царь царей! — Его голос заполнил зал. — Ахеменид!
Мы стояли прямо, пряча руки в рукава — правая в левый, левая в правый. Взглянув на ряд молодых принцев и знати, я вспомнил Ксеркса, Мардония, себя и Милона, стоящих точно так же много лет назад. Теперь нас сменила новая компания молодежи, как Ксеркс скоро сменит угасающую фигуру на троне. Ничто так не напоминает о беспристрастном ходе времени, как неизменность персидского двора.
Когда Дарий заговорил, голос его звучал слабо, тон он, однако, старательно выдерживал.
— Мудрый Господь требует наказать афинян, сжегших наш священный храм в Сардах.
Для оправдания экспедиций против западных греков всегда использовалась эта формулировка. Я не раз спорил по этому поводу с распорядителем двора. Говорил с Ксерксом. Я делал все возможное, чтобы убедить их изменить формулировку, но канцелярия подобна общеизвестной горе, которую не шевельнешь. Когда я говорил, что Мудрому Господу было угодно разрушить этот храм руками греков или чьими-либо еще, никто в канцелярии даже не удосужился взглянуть на меня. И зороастрийская община тоже не пришла на помощь. Чтобы сохранить положение самых почитаемых жрецов при дворе, они радовались, да и сейчас радуются, когда удается остаться самыми незаметными. Они не спешили выполнять наказ моего деда обращать к Истине всех последователей Лжи. Честно признаться, я тоже не спешил. Только в Бактре зороастрийская община сохранила относительную чистоту, а также воинственность.
— Мы повелели построить шестьсот триер. Мы собираем войска со всех концов империи. Мы увеличиваем дань со всех сатрапий.
Дарий скипетром указал на Барадкаму, и тот прочел полный список налогов. В зале то и дело раздавались вздохи, когда тот или другой вельможа замечал, что повышение налогов касается его лично или его сословия. Персидские кланы освобождались от всех налогов, но от них ждали пополнения войсковых частей, составлявших костяк персидского войска. В некотором смысле именно персы платили самую дорогую цену за войны Великого Царя. Когда казначей закончил, Дарий подвел итог:
— Экспедицию возглавит наш сын и наследник Ксеркс.
Этого приказа Ксеркс ждал всю жизнь, но лицо его ничего не выразило.
— Наш племянник Мардоний будет командовать флотом.
Это был сюрприз. Все ожидали, что Мардония назначат заместителем Ксеркса. Возможно, пост командующего флотом значил то же, а возможно, нет. Великий Царь предпочел не вдаваться в подробности. Я посмотрел на Мардония, стоявшего справа от трона. Его губы растянулись в улыбку под пышной бородой. Он был счастлив. Я — нет. Мне придется идти с Ксерксом в Грецию. Если переживу кампанию, то смогу разве что когда-нибудь вернуться в Индию, чтобы навестить Амбалику и сыновей. Признаюсь, я был глубоко расстроен. Я не видел на западе будущего для Персии. Более того, теперь и на востоке я не видел будущего для себя. Неудачный брак с Пармис делал Амбалику еще желаннее. Демокрит хочет знать, почему я не брал новых жен. Ответ прост: не хватало денег. К тому же в глубине души я всегда верил,
Под конец аудиенции Дарий, помогая себе правой рукой, встал и мгновение стоял покачиваясь. Вся тяжесть его тела приходилась на одну правую ногу — Ксеркс хотел помочь, но Дарий жестом отстранил его и начал медленно, нерешительно, превозмогая боль, спускаться с трона.
На последней ступеньке возвышения он качнул бессильную ногу, думая, что ставит ее на последнюю ступень, но просчитался — больше ступенек не было. Как закрывается высокая золоченая дверь, Великий Царь повернулся к нам на правой ноге и медленно — очень медленно, как показалось ошеломленному двору, — упал лицом вниз на пол. Скипетр остался зажатым в руке, но корона упала с его головы, и я с ужасом увидел, как золотой обруч неотвратимо катится прямо на меня.
Я бросился ниц. Поскольку случай был беспрецедентный, все изобразили мертвых, не смея пошевелиться, пока Ксеркс и распорядитель двора помогали Дарию подняться на ноги.
Когда Великого Царя полувели, полуволокли мимо меня, я услышал его тяжелое дыхание. На гладком красном полу алели следы свежей крови. Дарий рассек себе губу и сломал здоровую руку. Великий Царь начал умирать.
В тот год Греческой войны не было, как не было и на следующий. Война откладывалась не из-за немощи Дария, а потому, что Египет предпочел восстать, чем платить новые налоги. Поэтому собранное Великим Царем для покорения Греции войско теперь было использовано для умиротворения и наказания Египта. От края до края земли глашатаи объявляли, что весной Дарий возглавит войско и Египет будет разгромлен.
Но три месяца спустя, когда двор пребывал в знойном Вавилоне, а Сузы засыпало снежной бурей, какой не помнили старожилы, Великий Царь умер. Ему было шестьдесят четыре года, и из них он царствовал тридцать шесть.
Смерть застала Дария — выбрала же! — в спальне царицы Атоссы. Они поругались. То есть он хотел поругаться с Атоссой, — во всяком случае, так она говорила.
— Я, как всегда, старалась избежать ссоры.
Я был у нее в покоях в Вавилоне. Это случилось за день до того, как все мы отправились в Пасаргады на похороны Дария и коронацию Ксеркса.
— Я знала, чем он болен. И он тоже знал. И все равно страшно сердился — якобы на меня, а в действительности на себя. Он не мог смириться со своей слабостью, и я не упрекну его за это. Я сама не выношу своей слабости. Так или иначе, он приехал ко мне тайно, в женских носилках с задернутыми занавесками. Ходить он уже не мог. Он не владел собой. Ему было больно. И лег там. — Атосса указала на пространство между своим креслом и мной. — Я знала, что он умирает. В какой-то момент болезни ощущение хода времени исчезает и думаешь, что никогда не умрешь, потому что все еще здесь, живой. Ты есть, и все. Ничто не изменится. Я пыталась отвлечь его. В молодости мы, бывало, играли в загадки. Как ни странно, он любил словесные игры, и чем сложнее, тем больше. И я пыталась отвлечь его, предлагала разные игры. Но он не отвлекался. Он упрекал Ксеркса. Я молчала. Он упрекал меня. Я молчала. Я знаю свое место.
Для пущего эффекта Атосса прибегла к явной гиперболе.
— Потом Дарий начал хвалить нашего сына Ариамена. «Это лучший из моих сатрапов. Благодаря ему северные племена удалось отогнать от Бактры». Ты знаешь, как Дарий любил говорить об этих дикарях. «Я хочу, чтобы в Египет вел войско Ариамен. Я уже послал за ним». Боюсь, в этот момент мне не удалось сохранить спокойствие, и я сказала: «Этой весной командование обещано Ксерксу. И Ксеркс ваш наследник». Тогда Дарий закашлялся. До сих пор слышу эти ужасные звуки.