Сотворение мира
Шрифт:
— По крови, и моей тоже. И твоей — через женитьбу. И через неизменную любовь Ксеркса.
Мы стали взбираться к Приморскому дворцу, и Мардоний взял меня под руку. Он даже не хромал, а шатался: все тело раскачивалось из стороны в сторону, когда он старался не переносить весь свой вес на покалеченную ногу. На полпути Мардоний отпустил мою руку.
— Взбираться хуже всего, — проговорил он и опустился на известняковый выступ.
Я сел рядом. Городские дома внизу напоминали игральные кости, разбросанные вдоль пурпурного пролива, отделяющего материк от зеленых гор острова Кос. Я подумал о пиратах, живущих в его живописных горах, о бедных представителях власти на острове, о недобираемых налогах. Как строгий надзиратель, как неподкупное «царево око».
— Как только молодой Артафрен и Датис отправились в Грецию, я уехал в Галикарнас. И с тех пор здесь…
— Собираешься с силами?
— Да. — Мардоний несколько вызывающе взглянул на меня. — В будущем году я собираюсь командовать войском.
— Но будет ли в следующем году поход? Афины разгромлены, какой смысл?
Я ткнул пальцем в маленькую окаменевшую рыбку, застрявшую в известняке, — реликт времен вавилонского потопа.
— Смысл? Большая Греция. Сицилия. Италия. — Мардоний оскалил зубы. — Я не показывал тебе карту?
— Нет. Да и я не показывал тебе мою— индийских царств.
— Мы никогда не сойдемся.
— Да. Но тебе-то к чему волноваться? — сказал я с еле уловимой горечью. — Ты всегда побеждаешь… Ты обладаешь какими-то чарами. Говоришь Великому Царю: нападем на Грецию — и он нападает.
— Чарами обладает Гиппий, — серьезно проговорил Мардоний. — Я только молюсь, чтобы они продолжали действовать. Такой старик, а отправился с флотом. И все греки тоже, кроме Демарата. Он остался в Сузах вместе с Великим Царем.
— Чего же хочет Демарат?
— Власти над миром! Чего еще можно хотеть?
Мардоний прямо-таки прокричал это мне в ухо, его бледное лицо вдруг порозовело, как коралл. И только тогда до меня дошло, что он собирается не просто выздороветь, но добиться если не власти над миром, то хотя бы командования войсками Великого Царя.
К нам приблизился пастух со стадом коз. Он низко поклонился, что-то проговорил на своем диалекте и двинулся дальше, очевидно и не догадываясь, кто мы такие. Просто иноземцы на пути в Приморский дворец.
Мардоний отнесся к этому так же, как я.
— Мы правим миллионами людей, — сказал он, словно удивляясь, — а они даже не знают наших имен.
— Наших, возможно, не знают. Но знают, что Дарий — Великий Царь.
Мардоний покачал головой:
— Этот пастух не знает и кто такой Дарий.
Я не согласился, и мы поспорили. Пока Мардоний отдыхал на камне, я пробрался сквозь стадо к пастуху, чем весьма напугал его. Я заговорил с ним, он что-то отвечал. Его дорийский диалект показался мне древним и примитивным, а его поставил в тупик мой ионийский. В конце концов мы нашли какой-то общий язык, и я смог спросить:
— Кто твой хозяин?
— Деметрий, молодой господин. Он владеет всем склоном по ту сторону горы. И стадо тоже его.
— А кто хозяин Деметрия?
Нахмурившись, пастух задумался. Пока он тужился воспринять новую для себя мысль, воспользовавшись его неподвижностью, из волос показалась вошь и поползла от левого уха к спутанной бороде, начинающейся от середины щеки. Вошь нашла убежище в зарослях бороды, чем меня порадовала: кто по своей природе не охотник, всегда принимает сторону дичи.
— Не знаю, — наконец сказал пастух.
Я указал на серый дворец наверху:
— А царица?
— Царица? — Он произнес это слово, словно никогда его не слышал.
— Госпожа, живущая там.
— Ах, госпожа! Да, я видел ее. Она скачет верхом, как мужчина. Очень богатая.
— Она царица Галикарнаса.
Пастух кивнул, очевидно не поняв моей фразы.
— Да, да, — сказал он. — Козы разбегаются, молодой господин.
— А кто еехозяин?
— Ее муж, наверное.
— Она вдова. Но над ней есть господин, ее владыка. — И снова я употребил непонятное слово.
— Владыка? — повторил пастух. — Нет, я редко хожу на этот склон. Здесь многих не знаю.
— Но ты, конечно, знаешь имя Великого Царя. Он твой владыка, как и мой, и его имя знает весь мир.
— И как же его зовут, молодой господин?
Мардоний был в восторге. Я — нет.
— Должен же быть какой-то способ достучаться до этих людей!
— К чему беспокоиться? Он смотрит за козами и платит что-то землевладельцу, а тот платит налог царице, которая платит дань Великому Царю. Чего еще хотеть от этой деревенщины? Зачем забивать им голову, кто мы такие и кто такой Дарий?
Мы продолжили свой путь к вершине. Лицо Мардония заливал пот, как теплый индийский дождь.
— Двор — это не мир, — вдруг сказал Мардоний.
— Да. — Я весь был «царево око». — Но мир принадлежит нам — и их мир тоже. Знают они о том или нет.
— Ты никогда не был в море.
Его слова звучали непонятно. Я напомнил, что пересек южное море, но Мардоний покачал головой:
— Я не об этом. Ты никогда не командовал кораблем. Это совсем другое дело.
— Да, владыка морей.
Я дружески поддразнил его. Но он не ответил, задыхаясь от усилий. Мы присели на разбитую колонну напротив дворца и смотрели, как приходят и уходят просители.
— Что нового о Ксерксе?
Мардоний вытер рукавом пот со лба. Солнце уже утратило утреннюю свежесть, и казалось, жар исходит прямо от земли.