Совершенство
Шрифт:
Соленые брызги разлетаются с весел в разные стороны, а ветерок бьет в лицо от скорости, которую я умудрилась развить. Он треплет волосы, собранные в аккуратный хвост, чтобы не мешали.
Стараюсь изо всех сил, обхожу Сахарова и пищащую Лерку, но Марк уступать не собирается. В этой дурацкой гонке, поглощенные кипящими внутри азартом и адреналином, мы все чувствуем себя детьми. Озорными и безрассудными. Забывшими обо всем на свете.
Нестеров добирается до островка первым и вытаскивает желто-зеленый сап на берег. Встает, широко расставив ноги, чтобы
— Так не честно, — обиженно дую губы я, пока он помогает отстегнуть лиш и спрыгнуть с доски в прохладную воду, снова по колено намочив ноги.
— Жизнь вообще штука несправедливая, милая, — с широкой улыбкой он выбирается на берег следом за мной и свободной от сапборда рукой плескает в меня воду, обдав разгоряченную на солнце кожу на спине мелкими ледяными брызгами.
— Ай! — верещу я и, не раздумывая долго, зачерпываю веслом воду и окатываю Марка.
Мужчина хохочет, отгораживаясь от меня сапбордом, словно щитом, и снова брызгает водой.
Отбегаю подальше и ещё раз обливаю его, визжа и нервно смеясь. Так мы преодолеваем небольшой отрезок до берега, где Нестеров бросает мою доску рядом со своей и пытается отобрать весло, используемое мною как снаряд для обливания противника.
Но я крепко вцепилась в шафт и на мгновение мы застываем совсем рядом, тяжело дыша после этого небольшого сражения.
Встречаюсь взглядом и тону в темной зелени его глаз. Аромат кожи Нестерова, бергамота и горячего песка настолько выбивает из колеи, что я забываю о том, как злилась на него только что. Теряюсь. В груди перехватывает дыхание.
— Это перфоманс «Девушка с веслом», как в скульптурах Шадра? — бархатно усмехается Марк.
Судя по взгляду, он прекрасно понимает, какое впечатление производит на меня и умышленно смущает своим голосом, прикосновениями и недвусмысленными намеками. Это немного отрезвляет:
— Такие скульптуры и помимо Шадра кто только не ваял.
В голове мигом всплывают нужные знания о творчестве скульпторов советского периода. Рассказы о критике и неодобрении этих «девушек с веслами». О претензиях к эротизму и излишней стилизованности. В период пубертата я любила спорить с отцом об архитектуре, строительстве, творчестве скульпторов и художников и многом другом. До того, как он решил, что дочь ему не нужна.
— Согласен. Но только он изображал девушек без одежды, милая, — мурлычет Нестеров, незаметно для меня приближаясь. — Поэтому именно его скульптуры такие запоминающиеся, согласна?
Осознаю, что моя рука со сжатым в ней веслом касается его горячей груди. После заявления Марка в голове сам собой возникает образ обнаженной девушки, стоящей перед одетым мужчиной, что смотрит на нее с нескрываемым вожделением. Легко касается кончиками пальцев ее лица, потом спускается ниже, к груди, лаская тяжелые полушария, ведет подушечками по светлой бархатной коже, спускаясь к низу живота.
Внутренности скручивает в тугой горячий узел, потому что я вижу на месте этой девушки себя, а на месте мужчины — его.
Фыркаю возмущенно и бросаю шафт, будто он заразный. Отскакиваю от Нестерова, словно он тоже. Марк усмехается, довольный произведенным эффектом, а выбирающиеся на берег Лера и Никита избавляют меня от необходимости продолжать этот странный разговор.
Вскоре мужчины, надев маски и трубки, отправляются на охоту за ни о чем не подозревающими морскими жителями. У них новое соревнование — кто больше соберет, а мы с Дубининой, усевшись на сапборды, ждем на берегу.
Лерка что-то щебечет о погоде, о море, о разновидностях морских ежей и гребешков, а я погружена в собственные мысли, из которых никак не получается выкинуть Нестерова. Такого невыносимого и такого интригующе-притягательного, что рядом с ним захватывает дух.
«Эй, Земля вызывает Милашечку! — доносится с плеча приглушенный голосок чертенка, напялившего на рогатую голову шлем от скафандра. — Ты с ума сошла? Если так дальше пойдет, то по возвращению в город я тебя сам к психологу отведу. Ты только держись! И к Нестерову близко не подходи!»
Не могу я не подходить, потому что только с ним ощущаю ворох пугающих, но таких манящих эмоций, которых еще никогда и ни с кем не испытывала. Даже злость на Марка пьянящая и яркая. Он для меня как сладкий запретный плод, что и хочется, и колется. С ним сложно, но к нему тянет, словно магнитом.
В состязании побеждает дружба, потому что Нестеров собрал больше гребешков, а по количеству ежей и мидий лидирует Сахаров.
Когда весь улов собран в специальную сумку, гребешки, оказавшиеся без воды, раскрывают створки, будто дышат. Я осторожно просовываю указательный палец в одну из них и едва успеваю одернуть, когда коварный гребешок резко захлопывает ловушку.
Шиплю от боли. Даже понять не успела, что произошло. То ли кожу на подушечке пальца защемило створками, то ли глубоко оцарапало острым краем раковины.
— Иногда мне кажется, что у тебя отсутствует инстинкт самосохранения, — комментирует ситуацию Нестеров, завязывая тесемки мешка с выловленными морепродуктами.
Потом он осторожно берет мою руку за запястье и критически осматривает ранку на пальце. Снисходительно качает головой, видимо, делая вывод, что смерть от потери крови мне не грозит.
Кожу на пальце неприятно щиплет, и я кладу палец в рот, чувствуя металлический привкус крови. Молча наблюдаю за тем, как Марк закрепляет сумку с уловом под резинками своего сапборда, потом нахожу объяснение собственной безалаберности и признаюсь:
— Просто я видала гребешков только приготовленными, или сырыми, но чищенными, политыми лимонным соком. А вот такими как сейчас — ни разу.
Не удивилась бы насмешкам на тему того, что умудрилась провести всю жизнь возле моря, ничего о нем не зная, но мне неожиданно принимаются сочувствовать: