Совершенство
Шрифт:
Не представляю, как объяснила бы собственный необдуманный поступок, если бы Нестеров внезапно открыл глаза. Усмехаюсь. Вряд ли он поверил бы в мой исследовательский интерес.
Вскоре я, вопреки собственным убеждением в невозможности подобного, засыпаю под приглушенный шум волн, долетающий до палатки и мерное дыхание мужчины, спящего рядом, сама не поняв, как это произошло.
Глава 12. Гордость, предубеждение и помидоры
«I can be strong when I want to be,
You think I'm weak 'cause you can tear me apart With the words that you speak You think you're in control
But you don't understand how much you are wrong»
Birdy — Heart of Gold
(Перевод:
Утро нового дня встречает меня шумом прибоя. Но на этот раз к нему добавились крики чаек и негромкие голоса. Это Нестеров и Сахаров о чем-то спорят, но слишком далеко и приглушенно, чтобы я могла разобрать отдельные слова. Впрочем, я и не уверена, что хочу прислушиваться, и тратить время на рассуждения об их отношениях.
В своих бы эмоциях разобраться. Особенно в тех, что вызывает во мне Марк после того, как мы провели вместе ночь. «Провели ночь» — это, конечно, громко сказано, ведь не было между нами ничего особенного. А утром он просто ушел, укрыв меня пледом и не разбудив, за что я испытываю к нему некое подобие благодарности. Но в остальном меня переполняет непривычное смятение.
«Да ладно, Милашечка? — на плече появляется чертенок, одетый в клетчатую пижамку и старомодный колпак для сна. — В кои-то веки тебе стало стыдно? Кажется, я много пропустил».
— Представить себе не можешь, насколько, — сажусь и сонно потягиваюсь. — Нестеров вчера каким-то образом остановил мою паническую атаку одним своим присутствием, хотя спровоцировал ее тоже он.
Чертенок удивленно округляет глаза, недоумевая:
«И что теперь? Возведем Маркуше памятник и поставим на Набережной Цесаревича? Он-то, небось, тебе после в очередной раз проявленного героизма нравится начал?»
Вообще-то, ночью я действительно думала, что начал. Слишком уж сильно меня к нему влекло. Слишком хотелось узнать какие у него губы и руки, какой голос, если он с нежностью назовет меня по имени. Слишком незнакомые и сильные эмоции он во мне пробуждал. Он весь такой — «слишком».
Но утро вечера мудренее и с рассветом все чувства к Нестерову начинают казаться наваждением. Временным помешательством. Сумасшествием и глупостью. Наверное, ночью я просто злилась на то, что Никита предпочел мне Дубинину, вот и неосознанно мстила таким нехитрым способом. Уверенно отвечаю чертенку:
— Не начал. Просто Марк видел меня уязвимой, и помог, хотя я не просила. В который раз, — пожимаю плечами. — Наверное, такие поступки располагают.
«Ага. К тому, чтобы держаться от него подальше, — мрачно констатирует собеседник. — Такой как он, заметив твою слабость — растопчет тебя и не заметит. А потом ты саму себя из мелких осколочков собирать будешь».
И без него тошно осознавать собственную
— Не нуди, пожалуйста. Не стоит драматизировать. Ничего страшного между нами не произошло.
Выхожу в закрытый тамбур, где, воспользовавшись отсутствием Нестерова, вместо белья надеваю под одежду красивый клетчатый купальник от Бёрберри.
«Так уж и ничего? — ворчит он. — Мне-то не заливай. Он первый мужчина, вместе с которым ты спала, наверное, это что-то да значит».
Фыркаю и предпринимаю тщетную попытку дать чертенку щелбан за его надоедливость, но он ловко отскакивает от моих пальцев и повисает на плече, как на краю обрыва. Отвечаю раздраженно:
— И последний. Ничего это не значит.
Вскарабкиваясь обратно на плечо, он вздыхает, меняя ворчание на демонстративную и неуемную заботу, принимаясь охать:
«О тебе же, дурехе, пекусь. Ты меняешься рядом с ним. И думаешь больше необходимого. Забываешь, что мир вокруг — та еще клоака, а люди только и ждут, чтобы предать и исподтишка плюнуть в спину».
Натягиваю футболку поверх купальника, и неожиданно, даже для самой себя, выдаю:
— Нестеров кажется не таким.
«Конечно, не такой. Он еще хуже. А тебя, кажется, Лерка покусала, раз ты готова бежать за первым, кто был с тобой милым, помог и пальчиком поманил».
Этот разговор тяготит настолько, что я торопливо надеваю шорты и шлепанцы. Поскорее покидаю тамбур, чтобы отвлечься и не думать о том, что он сказал.
— Доброе утро! — одновременно со мной из палатки напротив выбирается сонная Дубинина, завернутая в плед, словно рулет шаурмы, и сладко потягивается.
Хмуро отзываюсь:
— Доброе.
Марк и Ник, все ещё спорящие чуть дальше, почти синхронно оборачиваются, но их улыбки выглядят неестественно, будто они их специально ради нас на лица натянули. О чем же они спорили?
Специально ловлю взгляд Нестерова, чтобы понять, изменила ли вчерашняя ночь что-то между нами, но по его глазам не могу ничего понять. За исключением этой приклеенной улыбки, он выглядит бесстрастно и спокойно.
Сахаров же, наоборот, пытается привлечь к себе мое внимание и изображает виноватый вид. Признает, что пропустил встречу, которую сам назначил. Отворачиваюсь от обоих.
— Пойдем, умоемся, — предлагает Лера. — Там налево по берегу бежит пресный ручеек, я в нем вчера воду набирала.
Согласно кивнув, беру с собой косметичку и полотенце, топаю следом за ней в указанном направлении. Любопытствую:
— Выспалась?
— Ага, — беспечно отзывается она. — Вчера мы так устали, что оба уснули, едва успев добраться до палатки. На свежем воздухе спится прекрасно.
Ну кто бы сомневался, что Сахарову хорошо спалось от одной только мысли, что я его жду.
Ручеек и правда журчит где-то совсем рядом, но разглядеть его не получается. С утра жары еще нет, воздух комфортный и влажный. Над травой порхают хрупкие белые бабочки, а в светло-голубое небо усыпано мелкими белыми облаками, напоминающими клочки ваты. И всё же не могу не согласиться: