Совесть короля
Шрифт:
Впрочем, и Кок отдавал себе в этом отчет. На лице сэра Эдварда Грэшем прочитал самодовольство. Еще бы! Ведь он сумел-таки сделать из сэра Генри подсудимого. Так что визит к королю — никакой не визит, а суд, и Кок на нем — прокурор. Грэшем и его красавица жена предстали перед судом. Кого тут не было, так это присяжных, способных поставить на место зарвавшегося обвинителя. Лишь полупьяный король. Одно его слово — и Грэшем, и его жена больше никогда не покинут стен Тауэра.
— Тем не менее, вы же не станете отрицать, сэр Генри, — обратился к нему Кок своим
Карр, открыв рот, рассматривал Кока. По лицу королевского фаворита нетрудно было догадаться, что старый крючкотвор ему неприятен. Интересно, как у этого Карра по части мозгов? Вдруг он не так уж и глуп, как о нем говорят.
Старый трюк. Начни с чего-то вполне разумного. Задавай вопросы, на которые существует лишь один положительный ответ. Это произведет на свидетелей должное впечатление, убедит их в беспристрастности обвиняющей стороны. И вот тогда можешь ставить подножку. Для Генри Грэшема не было сейчас ничего важнее, нежели положить этому конец.
Для начала он вопросительно взглянул на короля: «Имею ли я право отвечать этому человеку?» Ведь в комнате, где присутствует король Англии (а заодно и Шотландии), есть лишь одно лицо, наделенное властью. А для того, кто этой властью не наделен — либо наделен, но гораздо меньшей, — чтобы заговорить, требуется разрешение его величества.
Яков едва заметно кивнул. Что ж, король дает ему такое право.
— Боюсь, я вынужден отмести ваши обвинения, сэр Эдвард.
Кок поперхнулся, словно подавившись сливовой косточкой. Такой ответ явно не входил в его планы.
— Вполне возможно, что для вас вызов к Роберту Сесилу был чем-то неожиданным. К сожалению, для меня, а в последнее время и для моей супруги в этом не было ничего нового. — Грэшем повернулся к Якову, словно хотел поведать нечто важное. — Сесил не единожды использовал меня в качестве своего агента в целях защиты интересов вашего величества. Подобного рода приглашения чаще всего имели место ночью, причем в последнее время их передавал Николас Хитон.
Казалось, воздух на мгновение застыл, превратившись в лед.
— Я не имел права не подчиняться этим приглашениям, что лично для меня не раз было сопряжено с риском для жизни. По какой-то причине на карту неизменно ставилась моя жизнь, но отнюдь не жизнь лорда Солсбери. Я привык принимать каждый новый вызов, хотя не мог не заметить, кто рискует собой в первую очередь.
Ага, вот оно! По лицу Якова проскользнула едва заметная, но все-таки улыбка!
— Однако вы не станете отрицать, что получили вызов и вам были даны указания? — вклинился с вопросом Кок, не замечая даже, что тем самым раскрыл все свои козыри. Он был резок, настойчив. Хотя резкость следовало бы приберечь на потом. Грэшем отметил про себя, что ему удалось расстроить стройность замысла сэра Эдварда.
— Разумеется, — ответил сэр Генри спокойно. А ведь ему полагалось нервничать и изворачиваться. Спокойствие — прерогатива Кока как судьи. — Разумеется, меня вызывали, и не раз. И бессчетное количество раз я был вынужден подчиниться. Я являлся к Сесилу, вашему секретарю, ваше величество, как мне было велено, — Грэшем вновь говорил, обращаясь к королю, — и в последний раз, к своему великому удивлению, я застал у него Эдварда Кока. А позднее к нам присоединился и сэр Томас Овербери, избивший слугу и попытавшийся напасть на меня.
— Вы встречались с Овербери? И он позволил себе столь грубые выходки? — Если раньше король сидел, втянув голову в пышный воротник, то теперь распрямил плечи. Неужели Кок настолько глуп, что не рассказал королю про сэра Томаса? Судя по его лицу, так оно и есть! Но прежде чем Кок сумел вставить хотя бы слово, голос подал Карр.
— Ваше величество! — произнес он. — Высказывания, направленные против сэра Томаса, несправедливы. Его сейчас здесь нет, и он не может ничего сказать в свое оправдание. Могу ли я просить, чтобы за ним послали?
— Нет, сэр, не можете! — резко возразил король своему фавориту, чего Грэшем от него никак не ожидал. К тому же Яков насупил брови — похоже, он терпел Овербери лишь потому, что был влюблен в Карра. А сэр Томас явно приложил все усилия к тому, чтобы стать обязательным приложением к красавчику Карру. — И это удивило вас, сэр Генри? Тот факт, что вы застали в том зале Эдварда Кока.
От Грэшема не скрылось, что Кок порядком раздражен тем, что король заговорил вместо него. Он даже поднял руку, желая вставить свое слово.
Грэшем не стал кривить душой.
— Да, ваше величество, — искренне признался он. — Более того, привело в ужас.
Был ли он готов к самой главной игре? Игре, в которой на карту будет поставлена не только его собственная жизнь, но и жизни его родных и близких? Один неверный ход — и он подпишет себе приговор.
И Грэшем начал.
— Дело в том, ваше величество, — осторожно произнес он, — что я презираю сэра Эдварда.
Роберт Карр так громко втянул ноздрями воздух, что по полупустому залу прокатилось эхо.
— Да, это так, — продолжал Грэшем, поскольку после первых его слов остальные будто онемели. — Ибо я полагаю, что именно он предал человека, который был моим первым покровителем и кумиром. Я имею в виду сэра Уолтера Рейли.
Карр ахнул. Уолтер Рейли — тот самый, кто по приказу короля провел долгие годы в застенке после показательного судилища, возглавлял которое Кок. Уолтер Рейли, чье поместье Шерборн было конфисковано и подарено Карру. Предстать перед королем и чистосердечно признаться в своих симпатиях Рейли — да это то же самое, что перед лицом Господа признаться, что заключил союз с самим сатаной. Это не просто риск. Это откровенное безрассудство. Или Грэшем ищет смерти? По лицу Кока промелькнуло злорадство. На королевском челе проступило выражение неудовольствия. Но тут Грэшем заговорил снова: