Совесть (сборник)
Шрифт:
— А может, поедет кто-нибудь… Ну, возьми себя в руки! — Кира топталась над Валей, чувствуя себя совершенно одуревшей: «Да что же делать? Вот напасть-то!» — Послушай, Валечка! Встань! В каких положениях люди не падали духом! Ну, подумай! Вот тётя твоя вчера нам рассказывала про партизан. Здесь, в Крыму! Как они в горах прятались и еды совсем не было. Там и ребята среди них, может, младше нас…
— В горах — тень! — пробормотала Валя.
— И в степи были партизаны, ну, что ты говоришь? Наверно, и здесь тоже, на этом вашем чёртовом Сиваше. Им-то насколько хуже,
— То всё во время войны было…
— Будто, когда нет войны, можно распускаться! — Кира пыталась насильно поднять Валю, тянула её за плечи, за руки.
Всё было напрасно. Тяни не тяни. Валя совсем обмякла, валилась безвольно на землю и только твердила:
— Не могу идти… у меня нет сил…
Кира даже запыхалась. Постояла минуту в раздумье. Потом сказала решительно:
— Ну, вот что! Я побегу, может, отыщу какую-нибудь дорогу, по которой машины ходят. Буду всё время громко кричать на бегу…
— Если ты уйдёшь, я сразу умру, — твёрдо сказала Валя. — Я не могу остаться одна…
Сидя возле Вали, Кира озиралась со страхом. Какая злая степь! Местами земля совсем облысела — голая, твёрдая корка, вся в трещинах. Даже полынь отказывалась расти.
…Из окна был виден Таврический сад. У них дома в Ленинграде. Громадные ветвистые липы. Кроны раскинулись шатром, тень от них густая и такая прохладная, что её можно пить, как воду. Зимой стволы чернели на белом снегу. Издали казалось, что они вырезаны из чёрной бумаги и наклеены на белую. Будто аппликация. Падал крупный снег. Можно высунуть язык и поймать снежинку. Как это вкусно — снежинка!
А здесь не снежинки летают. Здесь мушки. Скользят, как по льду. Очень солёному. Надо спросить у преподавательницы зоологии Клавдии Петровны, зачем мушки так тренируются? В кабинете зоологии Санька Громов толкнул её, Киру. От неожиданности она уронила чучело дикой утки и страшно испугалась: ей показалось, что утиный клюв треснул. Трещина, если и была, то неглубокая — карандаш бы в неё не провалился. Дикие утки не прилетают на Сиваш. Что им тут делать, когда всё вокруг солёное? Подняв утку с полу, Кира дала Саньке тумака. А ведь Санька умный, он что-нибудь придумал бы. И он мог бы тащить Валечку на спине, а ей это не под силу. Клавдия Петровна тогда выставила из класса их обоих — и Саньку, и Киру. А вдруг она никогда больше не увидит Клавдию Петровну? Мамочка! Да что же это такое?!
Сквозь закрытые веки и то отсвечивает красным. А приоткроешь глаза — так и ослепляет белёсая, растрескавшаяся земля и море, лиловое, какое-то металлическое…
Было бы у неё длинное платье, как у женщин Индии — Кира видела в кино, — они бы обе закрылись, даже навес бы устроили над головой. Кира сняла с себя платье и накинула на Валю, чтобы у той не сделался солнечный удар. Сама осталась в трусиках, а плечи прикрыла Валиной косынкой. И сидит, как в печке — насквозь её прожигает.
Она уже отбегала то в одну сторону, то в другую, кричала и размахивала косынкой. Но совсем недалеко отбегала, чтобы всё время видеть Валю. Убежишь подальше и… вдруг не найдёшь дороги обратно?
Есть уже совсем не хочется, только пить. С голоду они не умрут, без пищи человек может жить очень долго. А без воды? Через сколько дней люди, заблудившиеся в пустыне, умирают от жажды? Тётка Валина вернётся завтра, сразу поднимет тревогу… А если она задержится?
Она ли это, Кира, сидит на горячей земле, подтянув колени к подбородку? Как-то странно всё… Валя лежит под платьем тихо. Надо уткнуться лицом в свои локти, лежащие на коленях, тогда глазам темно, легче без этой яркости…
Графитно-серые сумерки окутали степь. А небо на горизонте пламенело, кроваво-красное, оранжевое. Уходило беспощадное солнце.
Кира глотнула посвежевшего воздуха, пошевелилась. Плечам и спине стало резко больно.
Валя сидела, поджав ноги.
— Как ты спала крепко! Ну, что нам делать? Пропадём! — Она всхлипнула.
— Ночью, во всяком случае, не пропадём. Хоть не изжаримся. — Кира вскочила и вскрикнула: — Уй-ю-юй! Спине как больно! Да я вся как деревянная… Вот ночью костёр был бы виден…
Глянула и замерла в удивлении. На пылающем фоне закатного неба внезапно возникли чёрные силуэты бегущих коней. Морды, крутые шеи, взлетающие копыта — всё так чётко и необыкновенно. Гривы развеваются на бегу.
— Валя! Посмотри! Красотища какая!
Валя подняла голову и прошептала испуганно:
— Табун!
А конские силуэты росли, становились всё больше…
— На нас бегут! Затопчут! — Валя стремительно поднялась на ноги, в голосе её звучал ужас.
У Киры сердце заколотилось от страха. Она заметалась, обхватила Валю, пытаясь её куда-то тащить. С плачем Валя обвисала на её руках.
Не помня себя, Кира завопила отчаянно:
— Ма-ма! Ма-а!
Прижала к себе Валю и зажмурилась. Пропали! Совсем близко где-то конский храп…
— Чего тут? — встревоженно спросил звонкий голос.
Кира открыла глаза. Морда коня над ними. На коне всадник. Плохо его видно в темноте, маячит кто-то на конской спине…
И тут Кира разревелась, как маленькая.
— Дяденька, миленький, спасите! — взмолилась она. — Мы заблудились…
Всадник что-то буркнул, неожиданно повернул круто коня. Топот копыт… Всадник исчез.
Кира растерянно огляделась. Пустая тёмная степь. Никаких коней.
Небо догорало, стало лимонным. В тишине засверкали светлячки звёзд.
Не померещился же ей всадник?
— Уехал! — вскрикнула с возмущением Валя.
Вот и Валя видела. Значит, не померещилось, не приснилось.
— А-а-а! — закричала Кира. — Эй!
— Э-э-эй! — отозвалось из темноты.
И вместе с криком замелькал огонёк. Он плясал в воздухе довольно высоко от земли. Что это?
Опять топот конских копыт. Из темноты вынырнули два коня, два всадника. Один из них держал в руках фонарь «летучая мышь».
Как уж усадили Валю на лошадиную спину, Кира не знала. Сама она еле вскарабкалась, хоть и держали её крепко чьи-то руки и тянули наверх.