Совесть
Шрифт:
Из кучки девушек послышался тонкий взволнованный голос:
— Да продлится вовеки ваша жизнь, раис-ака!
Что-то перехватило горло Атакузы, он резко поднялся, жестом показал Наимджану: «Иди за мной!» — и стремительно вышел из землянки.
«Что же это я в тот день не всех пригласил на летучку? Пусть бы кто-нибудь из них сказал свое слово. Красавице из облбыта не вредно бы послушать».
Снаружи жгло так, будто всю пустыню охватило пожаром. Атакузы кинулся под навес. Подошел Наимджан, длинный, нескладный, смущенно потирая
— Что ж это получается, товарищ бригадир? Хромает у вас пропаганда, очень даже хромает…
Наимджан не знал, куда деть длинные, чуть не до колен, ручищи, виновато улыбнулся:
— Да вот… Молодые очень они, раис-ака, сами видите…
— Молодые должны быть как огонь, а у тебя — мокрые курицы. Как огонь! Понял?!
Что случилось с медно-черным, длинным лицом Наимджана? Незаметная раньше упрямая складка сошлась у бровей.
— Это они, вы говорите, мокрые курицы? Они…
— Да не трогаю я их. Просто хочу сказать: надо поднять у них настроение. Понятно? А теперь… — Атакузы обломил ветку тала, ударил ею по сапогу. — Хотел вот спросить про жену твою. Когда она кончит со своими кляузами?
— С какими кляузами?
— Овечкой прикидываешься? Хочешь сказать, жена твоя строчит жалобы, а ты сам по себе — ничего не знаешь, не ведаешь?
Грубо вытесанное лицо Наимджана менялось на глазах. Упрямая складка выступила резче. И глаза не опускал, смотрел в лицо раису.
— Я не могу приказывать жене…
— Ты что — мужчина или баба? Тюбетейка на твоей голове или платок?
— Послушайте, раис-ака… — медленно начал Наимджан, но Атакузы прервал его:
— Этот несчастный дом! С твоего согласия я взял или нет?
— Согласен-то я был согласен…
— Глава дома согласен, — значит, аллах согласен, так ведь? Так чего же твоя жена трещит всюду: мужа ее я сослал в пустыню! Мало ей сплетен про дом. Сослал! Разве ты не сам дал согласие поработать здесь?
Наимджан опустил голову и неожиданно прыснул. И этого тоже никогда не разрешил бы себе прежний Наимджан — смирный, безответный.
— Согласие, его ведь тоже получают по-разному…
— Ах, вот оно что. Выходит, жена твоя правду говорит, значит, я выслал тебя в эту степь?
— Не выслали, конечно, я…
— А я-то рассчитывал: молодой, думал, наш Наимджан, в груди еще не остыл жар. Пусть, думаю, поработает здесь год-другой, покажет себя.
— Я и не бегу от работы. Сами видите…
— Спасибо, хоть не бежишь. А я-то, дуралей, мечтал, покажет себя парень, вырастет. Ну, думаю, вознесу его до небес! Героем сделаю! А ты даже со своей болтливой бабой не управишься, пляшешь под ее карнай!
— Мою жену не трогайте, раис-ака! Прошу вас.
Не просьбу, а угрозу услышал Атакузы в голосе механика.
— Вот как! — Атакузы дрожал. Дрожал каждой жилкой своего
Огромная черная ладонь Наимджана сжалась в кулак.
— Не надо насмехаться, раис-ака! Ваша воля, забирайте бригаду, но насмехаться над человеком не имеете… А места много под небом. Не здесь, так еще где найдется.
— Как хочешь! Я-то принимал тебя за своего, думал, скромный парень, тихий. Ну что же, пиши заявление.
Наимджан выпрямился во весь свой длинный рост и прямо в глаза взглянул раису. Уголки толстых, растрескавшихся от жары губ скривила насмешливая улыбка.
— Нет уж, извините. Дураков нет! Писать заявление не буду.
— Тем хуже для тебя, освобожу без заявлений,
— Пожалуйста, как знаете.
— Сегодня же вечером будь в правлении. Получишь приказ.
Вот так тихий, смирный парень! Атакузы не верил своим ушам. Постоял, подождал немного, — может, одумается.
— Ну что ж!.. — процедил сквозь зубы, резко повернулся и зашагал к стоящей за арыком «Волге».
4
Хлопнула калитка. Атакузы, шатаясь, словно изможденный болезнью, медленно дошел до навеса из виноградных лоз и бросился в плетеное кресло у колодца. Шитье выпало из рук Алии. Она сбежала с айвана. Под большими лампами, висящими среди виноградных листьев, замкнутое, осунувшееся лицо мужа показалось бледным как полотно. Алия, похолодев, кинулась к нему:
— Что с вами, что случилось?
Атакузы нехотя поднял голову, долго смотрел на жену, будто не узнавал. Встал словно бы через силу, устало подошел к колодцу, опрокинул на голову ведро воды.
Алия подала мужу полотенце — успела принести.
— Похоже, обильное застолье было?
— Да, вдрызг напился сегодня! — Атакузы грустно улыбнулся, вернул жене полотенце и неожиданно приказал — А ну, одевайся!
Алия широко раскрыла глаза:
— Что еще придумали на ночь глядя?
— Дело есть! Говорю, одевайся, без шуток.
— Да что стряслось, в самом деле? Скажите наконец!
— Ничего особенного. Надо пойти к этой самой, ну, как ее, к жене Наимджана. Должен ваш раис упасть перед ней на колени, умолять, просить прощения. Приказ сверху!..
— Хорошо, — неуверенно согласилась Алия. — Раз надо, так надо. Но поймет ли она? Я говорю о Надирехон.
— Поймет не поймет — должен пойти к ней, и баста! — Атакузы резко мотнул головой: — Нет! Дело в том… Обидел я мужа ее, Наимджана. Несправедливо поступил, обидел ни за что!
Чудо! К Алии вернулся прежний Атакузы — искренний, горячий. Вот таким нетерпеливым всегда бывал, когда в чем-нибудь раскаивался. Как легко стало Алии! Заторопилась, засуетилась.
— Сейчас, милый, я сейчас. Может, прихватить что с собой?