Советистан. Одиссея по Центральной Азии: Туркмени- стан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога
Шрифт:
– Раз сказали – значит надо, – ответил Максат, когда я передала ему слова директора турбюро.
Он был почти мой ровесник, ростом чуть повыше среднего туркмена, с широкими плечами и скуластым, мужественным лицом. Коротко остриженные черные волосы, тонкие и чувственные губы, при удачном ракурсе его профиль даже чем-то напоминал Тома Круза. Но лишь до того момента, когда он впервые улыбнулся, обнажив стройный ряд золотых зубов.
– Зачем тебя прислали?
– Раз сказали – значит надо, – повторил он, сощурив глаза.
Максат был славный парень, однако о руинах не имел ни малейшего представления.
– Дехистан являлся крупнейшим и наиболее важным городом в Западной Туркмении в период между X и XIV вв. Часть минарета была построена Абу Бини Зиядом в 1004 г. Из мечети Мухаммеда Хорезмшаха до наших дней сохранилось только 18 м. Площадь города, окруженного двойным укреплением, составляла 200 га. В XV в. город был полностью оставлен.
Так как в те далекие времена из всех строительных материалов предпочтение отдавалось сухой глине, то теперь на месте стен большинства зданий оставались лишь заросшие холмики и неровности в земле. Я плелась по песку, пытаясь представить себе, какой вид был у города в те времена, тысячу лет назад, когда внутри городских стен еще кипела жизнь.
– Ты скоро закончишь? – поинтересовался Максат после пятиминутного пребывания на месте.
– Не думаю.
В конце концов, мы проделали восьмичасовый путь, чтобы здесь оказаться. Прошло еще минут пять.
– Ну все, что ли?
– Нет еще.
– Ничего будет, если я подожду тебя в машине?
– Ну конечно.
Несмотря на это, пока мы были в пути, рот у Максата не закрывался. В особенности он любил поговорить про шпионов.
– Ровно четверть моих туристов оказались шпионами, – сообщил он мне доверительно.
– С чего ты взял?
– Вычислить несложно. По отличительным знакам.
– Каким, например?
Его вдруг понесло.
– Шпионы никогда не смотрят в глаза, они все время носят солнцезащитные очки, даже в помещении. Ботинки у них всегда начищены до блеска. Фотографируют не руины, а людей, и всегда притворяются, будто не понимают по-русски.
– Но я ведь тоже фотографирую людей.
– Ты не шпионка.
– А откуда ты знаешь?
– По обуви определил.
Я не успела спросить Максата о том, что он думает о президенте, как он меня опередил.
– Диктатура это хорошо, – заявил он на ровном месте. Наконец-то удалось перевести разговор на эту тему. – Мы находимся в переходном периоде, поэтому нуждаемся в крепком лидере. В Туркменистане насчитывается пять главных племен и множество мелких. Если бы не наш президент, они бы давно уже все между собой передрались. Благодаря нашему президенту, в стране теперь царят мир и процветание.
– А его портреты обязательно повсюду развешивать? – спросила я.
– Лицо нашего доброго президента настолько дружелюбно, что оно могло бы принадлежать кому угодно. Его лицо – это лицо всей туркменской нации.
Ближе к вечеру Максат вытащил бутылку водки, сообщив, что это на троих. Большую часть выпил сам, а затем перевел разговор на президента Путина:
– Это хороший человек. Он сразу все постиг!
– Что постиг?
– Да то, что гомосексуализм противоестествен. Такие вещи разрешать нельзя. Это путь вниз, но вы, европейцы, этого никак не хотите понять. К счастью, в Туркмении все гомосексуалисты находятся под контролем.
Однако не все предоставленные фирмой представители обладали одинаковой верой в правительство. Среди экскурсоводов и водителей старшего поколения попадались и такие, которым методы президентской пропаганды были совсем не по душе. Одним из таких был Бекдурды, подвозивший меня пару километров до перекрестка, на котором меня забирал другой шофер. За краткое время нашего совместного путешествия он успел рассказать историю о своем сыне, у которого от рождения был слуховой дефект. Туркменские врачи ничем не смогли ему помочь, посоветовав родителям обратиться с молитвой к Богу. Однако, в отличие от них, российские медики были готовы восстановить мальчику слух с помощью операции, считающейся вполне рядовой в большинстве стран Запада.
– Одна из клиник Санкт-Петербурга согласилась предоставить нам бесплатную медицинскую визу, однако пришлось платить большие деньги и покупать туристическую. И все потому, что в теории в Туркменистане существует полноценная система здравоохранения, поэтому считается, что для лечения нет никакой необходимости покидать страну. Подобные действия воспринимаются как скрытая критика, и всех обладателей медицинской визы останавливают прямо в аэропорту.
Подобно большинству туркменов, Бекдурды вместе с сыном выехали якобы под предлогом отпуска. А так как инвалидность сына была не видна глазу, им удалось без проблем проскользнуть. Однако тех туркменов, у которых внешние признаки болезни налицо, как правило, задерживают в аэропорту и отказывают в выезде, даже если те сообщают, что просто едут «в отпуск».
Операция в Санкт-Петербурге прошла успешно. Когда они вернулись в Туркменистан, сын стал слышать. Вероятно, туркменские врачи впоследствии сделали у себя журнале отметку о том, что Бог услышал молитвы родителей.
– Они нам лгут, – замечает с горечью Бекдурды. – Правды нам не говорят. Рассказывают, как все хорошо, но просто обернитесь вокруг. Посмотрите на наши дырявые дороги, которые разваливаются буквально на глазах. На наши дома со сквозняками, в которых постоянно гуляет ветер. Ни у кого ни денег, ни свободы.
После того как самый старший из моих провожатых, Мурат, начал рассказ про Туркменбаши, наша машина неожиданно застряла.
– Он и с самого начала был сумасшедшим, но со временем становился все хуже и хуже. Ему было даже невдомек, что народ просто смеялся за его спиной. Его именем называли школы и деревни, получая за это денежные воздаяния.
Всякий раз, говоря о президенте и правительстве, он понижал голос, даже несмотря на то, что в этих диких черных песках мы были совершенно одни. Мы все ехали и ехали – и, проехав полстраны, удалились от узбекской границы в самую глубь пустыни. Дорог здесь не было, только следы от колес в песке. Если кому-то не повезло в этих краях – заканчивался бензин и машина застревала, – он рисковал застрять здесь на несколько дней, а то и на неделю в ожидании, пока его не обнаружат.