Советские космонавты
Шрифт:
Тринадцати юношам он дал путевку в небо. Летная судьба каждого из них волновала его, он старался уберечь их от ошибок, заблуждений, вовремя помочь добрым советом, критикой. И показом, показом, показом... «Суть не только в накоплении определенных знаний, опыта, навыков. А и в том, как все это отдать своему делу, людям. Человек всегда должен стремиться быть нужным, пусть в самом скромном измерении...» Таков откровенный смысл его подхода к своей профессии, таково его отношение к работе. Это, конечно, и глубокая забота о тех тринадцати, стремление не дать им сорваться в кустарщину, лихое самовыражение, эдакую браваду «бывалого летуна».
В Звездный он пришел в 70-м. Помню слова о нем, услышанные от одного из методистов: «Он все схватывает и запоминает на лету, держит в умственной копилке тысячи фактов».
Сам он признавался:
— Есть люди, которые даже в наш космический век доживают до старости, так пи разу и не побывав в планетарии, не посмотрев в телескоп на звезды, таинственную планету но имени Марс, оспины на лунном лице. Скучно, мол, неинтересно. Мне немножко жаль их... Но узнать космос по-настоящему можно только в космосе...
Когда готовился первый международный рейс космических кораблей «Союз» и «Аполлон», Юрий Романенко входил в состав резервного экипажа, много и серьезно занимался, овладел английским языком. В ту пору мальчишки-романтики, мечтающие о небе, прислали ему письмо, в котором содержался вопрос: «Кого вы считаете своим идеалом?» Прочитал и задумался: «А в самом деле, кого?» Ответ получился не сразу. Мальчишкам нужны искренность и простота, это он знал по себе. Вот что он написал:
«Прежде всего, что такое идеал? Очевидно, какой-то духовный образ, который рождается у человека под влиянием жизни, литературы, встреч с людьми. Мой идеал лишен конкретности какого-то определенного образа. Он собирателен. В нем много от революционной устремленности Павла Корчагина, героев гражданской и Отечественной войн, наших современников — космонавтов, строителей Братска, Усть-Илима, БАМа... О любимых книгах говорить не буду. Скажу о любимых писателях. Это Горький, Куприн и Бунин, Джек Лондон и Брет Гарт, Шолохов, Паустовский, Симонов и, конечно, Экзюпери, которого любят все пилоты...»
Не стану приводить здесь полный текст его письма. Прочитав его, понимаешь то главное, что стало в его характере сердцевиной: он привык своими руками возводить, как говорят, реальные контуры времени. Мечтать и страстно осуществлять эту мечту — для него понятия неделимые.
Этому принципу, выработанному на Земле, он остался верен и в космосе.
Его второй полет в космос состоялся осенью 1980 года вместе с кубинцем Арнальдо Тамайо Мендесом.
ВЕКТОР В БУДУЩЕЕ
Владимир Александрович Джанибеков
Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза полковник Владимир Александрович Джанибеков. Родился в 1942 году в поселке Искандер Ташкентской области. Член КПСС. Совершил
Писатель Юрий Бондарев как-то сказал, что всякая книга начинается гораздо раньше, чем написана первая строка. Космический полет тоже.
Когда Владимир Джанибеков вспоминает о прожитых годах, чаще всего в его рассказе звучит слово «небо». Применительно к его судьбе, его делу. К людям, встреченным им. Владимир Джанибеков из поколения, о котором нынче говорят: «дети военных лет». Родился он в мае 1942-го в поселке Искандар, что в Бостанлыкском районе Ташкентской области. Там и рос.
...Жить без тайны и трудно, и легко. У него была своя тайна — небо. Как и когда она пришла к нему, сейчас вспомнить трудно. Сначала, как и все мальчишки, он обожал Чапаева, Котовского, Щорса. Потом, наслушавшись рассказов о милиции, о современных Шерлоках Холмсах, решил, что нет людей интереснее, чем те, что работают в уголовном розыске. Мальчишки всегда мечтают о серьезном и опасном. Потом он «был» челюскинцем, «воевал» в Испании «плавал» на подводных лодках...
Но первое увлечение быстро прошло. То, что пришло ему на смену, было уже серьезно. Потянуло к книгам о небе, о бескрайнем голубом просторе...
Любимыми героями его стали люди авиации с их смелостью и мужеством, их открытостью сердец, честностью, твердой волей и добротой. И вздыхал: «Есть же такие!»
В одиннадцать лет он поступил в Ташкентское суворовское училище. Оно должно было стать трамплином. Рассуждал так: «Армия закаляет мускулы и волю, воспитывает характер, учит самому разному».
Расчет на то, что после суворовского будет проще поступить в летное училище, не оправдался. Ташкентское суворовское расформировали. Владимир Джанибеков снова стал гражданским человеком.
Окончил обычную школу. В маленький чемоданчик уложены необходимые вещи, любимые книги, почтовые адреса друзей. На самом дне — аттестат со всеми пятерками и золотая медаль, первая его награда за труд, старание и упорство. Подал документы в Ленинградский университет на физический факультет. План был прост: учиться в ЛГУ и одновременно заниматься в аэроклубе, летать.
Размеренной жизни не получилось. Ездить через весь город на аэродром, готовиться к полетам, успевать выполнять все учебные задания, не избегать общественных дел, участвовать в спортивных соревнованиях ~- все это оказалось много труднее и никак не согласовывалось по времени. И вот тут-то было сделано главное открытие: «Взялся за гуж, а не дюж». Может, отступить? Но это была бы измена небу.
Состоялся трудный разговор с деканом: еще бы, кто захочет отпустить одного из лучших студентов? Но еще более трудным был разговор с отцом. Нет, Владимир не спорил, не повышал голос. Он молча выслушивал все доводы и тихо повторял отцу одну и ту же фразу: «Там мое призвание». Там — это значит в небе.
Он ушел с физического факультета университета. Ушел, чтобы стать военным летчиком. Годы учебы в авиационном училище пролетели незаметно. Здесь брали свое начало его свидания с небом. А их было много. Дневные и ночные. И после каждого — нетерпение и жажда новой встречи с голубой бездной.
Летал он, как отмечали инструкторы, профессионально. Высокий балл по всем предметам определил его судьбу после выпуска. В приказе значилось: «Лейтенанта Джанибекова Владимира Александровича оставить в училище инструктором-летчиком».