Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Майоров Николай Петрович

506. Ничто

Ничто… Пусть пролегло оно Для любопытства грозной гранью… Пусть бытие его темно И заповедано сознанью. Истлел герой — возрос лопух. Смерть каждой плоти плодотворна. И ливни, оживляя зерна, Проходят по следам засух. 1941. Керчь ^{506}

СТИХИ НЕИЗВЕСТНЫХ ПОЭТОВ

507. «Мой товарищ, в предсмертной агонии…»

Мой товарищ, в предсмертной агонии Не зови ты на помощь людей. Дай-ка лучше согрею ладони я Над дымящейся кровью твоей. И не плачь

ты от страха, как маленький, Ты не ранен — ты только убит. Я на память сниму с тебя валенки. Мне еще воевать предстоит. ^{507}

508. «Я вернусь еще к тебе, Россия…»

Я вернусь еще к тебе, Россия, Чтоб услышать шум твоих лесов, Чтоб увидеть реки голубые, Чтоб идти тропой моих отцов. Не был я давно в густых дубравах И не плыл по глади русских рек, Не сидел под дубом величавым С синеокой — другом юных лет. Но я каждый день и миг с тобою, И лишь дрема веки мне смежит, Я иду с подругой дорогою Тропкой, что у озера лежит… Я как сын люблю тебя, Россия, Я люблю тебя еще сильней, — Милые просторы голубые И безбрежность всех твоих морей! Я вернусь еще к тебе, Россия, Чтоб услышать шум твоих лесов, Чтоб увидеть реки голубые, Чтоб идти тропой моих отцов. ^{508}

509. Незабываемое

Пройдут года. Мы станем стариками, Падет на лоб волос седая прядь, Но будем мы дрожащими руками Страницы жизни прожитой листать. Не раз огнем жестоким загорятся Глаза бойца, и судорога сведет Ладонь в кулак, ему уж не разжаться, Когда вдруг злая ненависть придет. Открой страницу в сердце изболевшем И сразу вспомнишь горькую аппель [66] . Стоишь в строю, дрожащий, посиневший, Одетый в полосатую шинель. Кто позабудет жуткую картину Повешенья у лагерных ворот, Когда палач веревкою змеиной Несчастной жертве шею обовьет? А крематорий… Говорить нет силы. Кто только сможет, право, подсчитать Всех тех, кому здесь выдернули жилы И скольким здесь пришлося жизнь кончать! Хлысты, резина, палки — что хотите, Везде побои, слезы, смерть и кровь. Вы в памяти всё это сохраните, Как сохранили первую любовь. ^{509}

66

Перекличка (нем.) — Ред.

Приложение

АРОН КОПШТЕЙН

Арон Иосифович Копштейн родился 18 марта 1915 года в Очакове в семье учителя начальной школы. С 1920 года после смерти родителей воспитывался в детском доме, окончил семилетку и поступил на завод учеником калильщика. В это же время начал писать стихи. Первые его произведения появились в харьковских газетах и журналах в начале тридцатых годов. В 1932 году ЦК ЛКСМУ вызвал Копштейна в Харьков на литературною работу. В 1933 году вышел первый сборник поэта на украинском языке. И с тех пор его книги выходили почти ежегодно. Копштейн сам переводил стихи на русский язык, при этом часто сокращал их и изменял. Первый сборник стихов на русском языке «Радостный берег» был им издан в 1938 году.

В 1939 году Арон Копштейн поступил в Литературный институт им. Горького. К этому времени он был уже хорошо известен в литературной среде. Из института вместе со многими студентами 30 декабря 1939 года Копштейн отправился добровольцем на советско-финляндскую войну.

3 марта 1940 года Арон Копштейн погиб на озере Суо-Ярви Петрозаводского направления, пытаясь вытащить с поля боя тело убитого друга поэта Николая Отрады.

510. Оккупация

Мне снилось детство — мой печальный дом, Колючий куст, заглохший водоем. Мне снилась родина. И тиф сыпной Шел по Волохинской и Насыпной. Мне долго снилась горькая вода. Солдаты пели: «Горе — не беда». И шли по улице. И версты шли. Тяжелые. Покорные.

В пыли… Я помню эту улицу. По ней Вели усталых, выцветших коней. Мне снились заморозки на заре И полночь, душная, как лазарет. Еще я видел желтые листы. И ты мне снилась. Ты мне снилась. Ты. Всю ночь чадили свечи, и всю ночь Тебе хотел я чем-нибудь помочь. Но ты спала, подушку обхватив, И жег тебя горячкой черный тиф. Как я забуду этот бред и зной, Немецких офицеров за стеной. Был вечер. Ночь. И умирала мать. Зачем я должен детство вспоминать? ^{510}

511. Осень

Почему такое, я не знаю, Только ночь медлительней у нас. Падает звезда, почти сквозная, Возле глаз твоих, смущенных глаз. Звезды залетают за ресницы И не возвращаются назад… Ты уснула, что тебе приснится: Теплый вечер, ранний листопад? Что приснится? Утра воркованье В поволоке сада голубой? Сердце в легком плавает тумане, Словно льдинка вешнею водой! Первым инеем покрыты зданья. Даль седая заворожена. Яблони пустеют. Мирозданье Всё поет у твоего окна. Осень вновь приходит знаться с нами Дождиком неверным и плащом, Листопадом, звездопадом, снами О весне недавней. Чем еще? ^{511}

512. Сад

Деревья к самой речке забрели. Одно из них, согнув больное тело, В воде плескалось, словно захотело Увериться, что льдины все прошли. Уже трава в степи зазеленела, Подснежники в ложбинах отцвели, Прислушиваясь к шорохам земли, Садовник вышел в сад, от яблонь белый. В цветении предчувствуя плоды, Дыша ночной прохладою воды, Шли рыбаки на речку с неводами. Веселая весенняя пора, Безлистый сад на берегу Днепра, Я всей душою породнился с вами. ^{512}

513. Армения

На прекрасных картинах Сарыша Я нагорные вижу сады, И армянского солнца сиянье, И дрожанье искристой воды. Всё в картине подчеркнуто чисто: Ясность красок, прозрачность чудес, Как живые — зеленые листья, Бирюзовая чаша небес. В этих красках, горячих и нежных, Там, где зелень как моря прибой, Я живу средь нагорий безбрежных, — Будто я нарисован тобой. Будто ветра я слушаю песню, Воды льются горячим ключом, И орел, покружив в поднебесье, Прилетает ко мне на плечо. Будто я заблудился в том крае И за солнцам иду по лучу. Я блуждаю, блуждаю, блуждаю, И дороги найти — не хочу. ^{513}

514. Октавы

1

Я привыкал к звучанью слов, каких Ни в русской нет, ни в украинской речи. Я шел на рынок, в гущу толп людских, Где жар в крови, где говор так сердечен Грузинского не зная, в этот миг Я слушал всех, я так тянулся к встречам! Зной полыхал. Мальчишки, торжествуя Здесь продавали воду ледяную.

2

Но одиночество владело мной, Была причина личного порядка: Одно письмо. Оно — всему виной, О нем и нынче вспоминать не сладко. Везли крестьяне, несмотря на зной, Всё, что дала им небольшая грядка. Я пробирался сквозь толкучку — пусть Язык друзей развеет эту грусть.