Советы по домоводству для наемного убийцы
Шрифт:
Оооох. Мой животик выползает из укрытия и давай ныть, как ребенок, выклянчивающий конфету. Бог мой. Это не просто девушка первого дня. Это девушка-заря.
— Нет, я здесь не живу, — наконец отвечает она с тяжелым вздохом, в котором сквозит раздражение. — Я их дочь. Я потеряла ключи и не могу попасть в свою квартиру. О! В десять мне надо быть на работе, но не в таком же виде!
Дочь телепроповедников? Речь у нее как у язычницы, доросшей до королевы выпускного бала, чтобы не сказать королевы порно. Ее английский словно слизан с канала MTV. Голова дергается в такт словам, как у ведьмы. Она принадлежит к поколению тату и депиляции, культивирующему стринги как в попсе, так и
— Ключи должны быть здесь? — спрашиваю я по-отечески.
— Ну. Мать говорила, что у нее есть запасные, но я их ни хуя не вижу.
Так. За словом „блядь“ последовало кое-что покрепче. В святом семействе выросла оторва.
— Почему бы вам ей не позвонить? — спрашиваю.
— А-а. Она… У них сейчас запись. Она вырубила звук своей мобилы.
— Запись программы?
— Ну. Это их телешоу. Да вы сами знаете.
Похоже, телевизионная слава матери причиняет ей страдания. Мне становится жаль бедную девочку, и я говорю:
— Может, я смогу вам помочь попасть в квартиру.
— В смысле без ключей? С помощью креста, что ли?
— Почему бы и нет. Крест и короткое благословение, — отвечаю я тоном пастора Френдли, как будто всю жизнь был священником.
Преподобный проник в меня до печенок. Даже будучи голым, я произвожу впечатление человека в сутане. В льдисто-голубых глазах барышни написано удивление, я же, подойдя ближе, принимаюсь рыться в ящиках в поисках чего-то похожего на мой персональный ножик, это маленькое швейцарское чудо, которое я носил в разных карманах, с тех пор как мне его подарил товарищ Призмич на смертном одре, если таковым можно считать шаткий кухонный столик в разбомбленном доме. По милости Бен Ладена мне пришлось оставить его в Нью-Йорке.
Садясь в ее машину (подержанная „шкода фабия“) в своем святом прикиде, я спрашиваю, как ее зовут.
— Ганхолдер [21] , — отвечает она, и, сорвавшись с места, мы уносимся по широкой пустынной улице.
Глава 6. Остров-лилипут
Преодолев два холма, кое-где поросших одноэтажными уродливыми строениями, Ганхолдер въезжает в предместье Рейкьявика. Почти Дубровника. Хотя на самом деле больше похоже на Сплит с его хайвеями, рекламными щитами и маленькими стадионами. (Я успеваю заметить, что трибуны представляют собой низкие скамеечки.) Как и мой родной город, Рейкьявик демонстрирует раздвоение личности: исторический центр на фоне истерического пригорода.
21
Gunholder — дословно: „владелец оружия“ (англ.).
Похоже, коммунизм у них тут тоже оставил свой след: железобетонные многоквартирные дома вдоль дороги напоминают мне о моем Тито-литарном прошлом. Мы жили в одном из таких серых монстров неподалеку от стадиона (во время матчей часть поля была видна с нашего балкона), прежде чем переехали ближе к центру, в дом, которому было больше лет, чем Нью-Йорку. Помнится, нам пришлось оставить машину, — так как по узким улочкам старого города было просто не проехать,
Ганхолдер живет в центре, рядом с „Прудом“, маленьким озером с лебедями, неподалеку от гавани. Тут мы снова окунаемся в буржуазную стихию: усеявшие склоны дома с фронтонами и створчатыми окнами до пола глядятся в озерную гладь с видом важных гостей, обступивших танцпол на каком-нибудь нью-йоркском новогоднем балу позапрошлого века. Каждый домик по-прежнему одет с иголочки: цилиндр и галстук-бабочка. Но мы еще не приехали. Мы едем дальше по хайвею Киллинг-май-рэббит [22] или что-то в этом роде. Во всем, что касается имен и названий, исландцы, кажется, очень похожи на американских индейцев. Ганхолдер сообщает мне, что мы только что проехали через пригород Коп-Вор [23] .
22
Убиваю моего кролика (англ.).Имеется в виду улица Кринглюми-рабрёйт.
23
Коупавогур.
— Это уже Рейкьявик? — спрашивает ее мистер Френдли, одной рукой ослабляя тугой воротничок на своей толстой шее, а другой тыча в ветровое стекло.
— Ага, мы уже в Рейкьявике.
— Я слышал, здесь тусуется Тарантино? — Упс. Не слишком ли продвинутый священник? Я спешу исправить ошибку: — В смысле, правда, что это любимый город Тарантино?
Она окидывает меня беглым взглядом — уж не достался ли ей в попутчики какой-нибудь знаменитый сайентолог, играющий по праздникам в гольф с Томом Крузом и Джоном Траволтой? — прежде чем ответить:
— Ага. Он прилетал сюда перед Рождеством. Моя подруга его знает. Нормальный мужик.
Хорошо, что я его не убил.
Над бухтой возвышается вытянутая гора, охраняющая город с севера. Она похожа на гигантского кита, выброшенного на берег. Еще дальше к северо-востоку высится горная гряда, притаившаяся у горизонта, как голубые леопарды, помеченные пятнами снежных заносов. Хотя эти горы не ближе, чем Хэмптонс от Гарлема, ты видишь их так же отчетливо, как носки своих ботинок. А все потому, что воздух чист, как окна в башне Трампа. В сине-прозрачном океане гуляют волны, насколько хватает взгляда. В этих местах все кажется кристально ясным. Как в голове хладнокровного убийцы.
По радио передают „Ты хорошая девочка, и я тебе верю“ Джастина Тимберлейка. На улицах движение оживленное, зато на тротуарах ни души. Как Сараево в комендантский час. Идеальные условия для снайпера, засевшего на крыше дома. Автомобили в основном японские и европейские, причем все новехонькие. Народ здесь при деньгах. Каждая вторая машина — джип, а за рулем полно роскошных блондинок с льдисто-голубыми глазами, как у Ганхолдер. Куда только смотрят их мужья!
— У вас недавно была война? — спрашиваю.
— Война? Да вы что. У нас и армии-то нет.
Хорошо сказано.
— А почему вы спрашиваете? — любопытствует она.
— Интересно, где все мужчины. За рулем одни женщины.
— В семьях по большей части две машины. Одна его, другая ее.
Я разглядываю черный „лендровер“ на соседней полосе. За баранкой дамочка а-ля Вирджиния Мэдсен.
— Ясно. Но вообще-то это не совсем женская машина.
Ганхолдер бросает на меня испепеляющий взгляд: