Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник.
Шрифт:
Она потрясла банку, убедилась, что в ней еще осталось немного воды, поднесла ее к губам, сделала большой глоток и вновь подумала об океане. Тот вид ей нравился еще и потому, что, как ей казалось, посетитель кладбища, любого кладбища, должен иметь возможность хотя бы на минуту-другую отрешиться от мертвых и вглядеться во что-то величественное. Что-то непостижимое для человеческого разума. Океан мучительно притягивал ее, хотя, глядя на него, она иногда испытывала недоброе предчувствие собственной смерти. Она представляла себе, как дети, которые только что бегали среди могил, вдруг замирают у края обрыва и любуются плещущимися внизу волнами. Ходить на океанское кладбище она не перестала и после того, как тайна ее открылась. Когда муж спрашивал: «Ты была там?» —
Постепенно миссис Херберт привыкла к одиночеству, и теперь случалось, что проходило несколько недель, прежде чем она со страхом спохватывалась, что уже давно не была ни на одном из кладбищ. То, что у нее две могилы, теперь ее озадачивало. Тень от деревьев доползла до её ног. Она отметила, что и здание начальной школы уже полностью скрылось в тени. Взяв садовые ножницы и ведерки, в которых возила цветы, она пошла к машине. По дороге обернулась и мельком взглянула на оставленные цветы, Ей почудилось, что они обвиняют ее в фальши и бездушии. Она, конечно, убрала могилу, но утешения при этом не почувствовала. Да и откуда взяться утешению, думала она, если она просто исполняет свой долг перед покойным мужем; точно так же она исполняла его и когда он был жив. От этих размышлений она быстрей пошла прочь. Подойдя к машине, села за руль. Какое-то время недоуменно вспоминала, куда же ей теперь ехать.
Прошел месяц. Маргаритки и гвоздики уже цвели вовсю, а миссис Херберт все не ехала на могилу мужа. И вот как-то ранним воскресным утром она наконец снова отправилась туда. Ей казалось, что в столь ранний час на кладбище никого не будет, но не успела она заглушить мотор, как к колумбарию подкатил красный автомобильчик. Дверца машины открылась — миссис Херберт ничуть не удивилась, узнав молодую женщину, с которой познакомилась в канун Дня памяти. Ей было приятно, что, проходя мимо, та махнула ей рукой.
Молодая женщина встала у могилы, задумчиво склонив голову. В этот раз на ней было красное полупальто и платье — наверное, в церковь собралась. Миссис Херберт одобряла это — и то, что женщина приоделась, и то, что она, скорее всего, пойдет в церковь. Все это лишь прибавляло значительности ее приезду на кладбище. Но что поразило миссис Херберт больше всего — так это чудесное совпадение. Она уже второй раз встречает эту женщину на кладбище. За этим что-то кроется, вот только что?
Миссис Херберт выбросила сухие цветы и вылила протухшую воду. Вода пахла так, словно обладала телом, которое может гнить и разлагаться. Она вспомнила, как когда-то — они были совсем молодые — вместе с Хоумером и мужем она отправилась на танцы в соседний округ. В радиаторе выкипела вода, и они пошли на какую-то ферму. Фермер дал им большой стеклянный кувшин с водой. «Для машины сойдет, а вот вам пить не советую», — сказал он. Но день был жаркий, и, наполнив радиатор, они по очереди приложились к кувшину. Вкус у воды был такой, словно там лягушка сдохла. «Спаси и помилуй нас, господи, от такой воды! Виски, видимо, для того и изобрели, чтобы запивать такую воду», — сказал Хоумер. Ее муж согласился, что вода тухлая, но все же выпил еще немного.
Миссис Херберт выпрямилась и посмотрела на женщину. Та стояла у могилы, глубоко о чем-то задумавшись. Миссис Херберт отметила про себя, что и на этот раз женщина не захватила с собой цветов.
— Хотите я дам вам немного цветов для вашей могилы? — спросила миссис Херберт.
Женщина несколько опешила, будто ей и в голову никогда еще не приходило украшать могилу цветами. Подумала немного. Потом улыбнулась и кивнула. Миссис Херберт принялась разбирать свои цветы, составляя скромный букет. Потом, осторожно переступая через могилы, направилась к женщине. Женщина взяла цветы и прижала их
— Люблю гвоздики, — сказала она. Потом, прежде чем миссис Херберт успела вмешаться, начала пальцами копать ямку в изголовье отцовой могилы.
— Подождите! Минутку! — воскликнула миссис Херберт. — Я сейчас поищу чего-нибудь. — В багажнике машины нашлась банка. Она возвратилась с ней к женщине, а потом они вместе пошли к колумбарию за водой. Колонка находилась у того угла колумбария, где покоился прах Хоумера, и миссис Херберт вспомнила, что рассказала девушке о его смерти.
— Вон место Хоумера, — сказала миссис Херберт, указывая на стену колумбария. У каждой мраморной ниши висело четыре дощечки с именами, и над каждой дощечкой была прикреплена маленькая гофрированная вазочка. В большинстве вазочек стояли выцветшие пластмассовые цветы, а около Хоумера было пусто. Молодая женщина прикрыла на миг свои черные глаза, затем подняла цветы вместе с банкой и отлила немного воды в вазочку Хоумера. Взяла две гвоздики и поставила их в вазочку. Молодец, подумала миссис Херберт, и у нее возникло чувство, будто она сама это сделала.
Когда они шли обратно, миссис Херберт чуть было не рассказала спутнице о второй своей могиле на берегу океана. Но не успела — женщина заговорила сама:
— Я наконец получила ответ на свой вопрос. Я ведь ходила сюда, чтобы узнать, что мне делать с собственной жизнью. Нет, меня не купишь. Это он мне и дал знать. Я свободна и свободной останусь.
Миссис Херберт слышала слово «свобода» как бы издалека. Свобода, подумала она, но слово это показалось ей бессмысленным. В голове промелькнуло, что, сколько она ни приходила на могилу мужа, никаких ответов она здесь не нашла. С тем же успехом она могла бы искать их во дворе собственного дома. Но ничего такого она женщине не сказала. Просто, когда они поставили банку с гвоздиками на могиле, она спросила:
— Так ведь лучше, верно?
— Да, — ответила женщина. — Лучше. — Похоже, женщина хотела остаться одна, и миссис Херберт побрела к могиле мужа. Но вскоре она увидела, что, вместо того чтобы побыть на кладбище и полюбоваться цветами, женщина уезжает. Она махнула рукой, и миссис Херберт подумала: «Больше я никогда ее не увижу». Она еще и руку не успела поднять, как женщина уже села в машину. Мотор загудел, и провожаемая взглядом миссис Херберт машина выехала из ворот кладбища.
Неделю спустя вдова снова отправилась на кладбище. Выйдя из машины, она огляделась, втайне надеясь увидеть маленький красный автомобиль и выходящую из него молодую женщину. Впрочем, она знала, что этого не случится. На могиле мужа она убрала засохшие цветы, оставшиеся с прошлого раза.
Свежих цветов она не привезла и поэтому решительно не знала, чем себя занять. Посмотрела за колумбарий и увидела, что в дальнем конце кладбища расчищается площадка для новых могил. Она вздрогнула — ей вдруг стало отчаянно одиноко. Так одиноко ей не было еще никогда в жизни. И тут до нее впервые дошло, что так будет до самого конца. Телу ее передалась тупая беспомощность этого чувства. Если бы ей вдруг пришлось сейчас заговорить, то на это наверняка не хватило бы сил. Хорошо, что нет молодой женщины, что ей не надо ни с кем говорить в этой обители печали и одиночества. Неожиданно из сарая под деревьями появился смотритель, включил дождевальный аппарат и вернулся к себе. И снова вокруг ни души.
Она подождала немного и опустилась на могилу. Вода разбрызгивалась далеко вокруг, но до могилы ее мужа не долетала. Она снова огляделась, никого нет. Легла на могилу и вытянула ноги. Закрыла глаза. Солнце грело лицо и руки, и она впала в дремотное забытье.
Вдруг ей почудилось, что где-то неподалеку на кладбище смеются и бегают дети. Весьма возможно, что за детские голоса она приняла шум воды, но открывать глаза не хотелось. Поливалка издавала негромкое «фюить-фюить», точно коса, секущая густую траву.