Современная канадская повесть
Шрифт:
Она поднялась и сделала три шага к телевизору, но тут девочка вдруг ожила и закричала:
— Нет, мамочка… не выключай, не выключай…
Она принялась стучать по полу маленькими кулачками. Мать улыбнулась и беспомощно посмотрела на мужчин.
— Ну давай по крайней мере потише сделаем. Может, пойдем в кухню? — обратилась она к Смиту, но тот отошел к большому окну с грязными подтеками и сейчас смотрел на улицу.
— Они здесь, — объявил он. — Приехали.
— Какой кошмар! — воскликнула миссис Хармон и выбежала из комнаты, Лэндон глянул в окно — из зеленой малолитражки вылезал длинный и тощий человек, распрямляясь, как лепестки в пору цветения. Жена его была из более густого теста — рыхлотелая матрона в клетчатом пальто, она выбиралась через другую дверь, уперев обе ноги в мостовую и с трудом выпихивая свое тело наружу. Ноги ее — два коротких столбика, —
— Ну чтоб тебя… — сказал Смит и хлопнул по бедру «дипломатом».
— Нельзя говорить плохие слова, — заметила маленькая Шери, не отрывая взгляда от Джинн. Стоявшие на мостовой Фаркерсоны провожали глазами уплывавший в голубизну самолет. Фаркерсон по-журавлиному вытянул длинную шею. Они медленно зашагали к дому, он — чуть сзади жены, сцепив руки за спиной, на его вытянутом, застывшем лице не было и тени удивления и любопытства: ничто в этом мире не ново. Впереди тяжеловесной уткой ковыляла жена, она чуть хмурилась, оглядывая окрестности, из рукава ее пальто свисала большая кожаная сумка.
— Честно говоря, — сказал Смит, почесывая набриолиненную голову возле пробора, — я ожидал кого-нибудь помоложе. С этой парочкой как бы не пришлось туго…
Они вышли в прихожую, а там уже, как по волшебству, как джинн из бутылки, возникла миссис Хармон. Она успела надеть ситцевое платье, прошлась щеткой по редким и ломким волосам. На звонок откликнулся Смит, открыл дверь, как глава семьи. Фаркерсоны вошли в прихожую, и миссис Фаркерсон сразу же замигала и стала принюхиваться — запах был какой-то застойный и прогорклый. Смрадный! Может, за печкой долгие годы валяется жирный кусок окорока? Или такой зловонный душок исходит от самих Хармонов, так пахнут присущие только им миазмы, выделяемые их порами в мир, которому до всего есть дело? Лэндон уловил этот запашок, стоя рядом с девчонкой. Миссис Хармон успела оросить себя духами и теперь благоухала, как сирень в мае. Смит всех представил друг другу, и миссис Хармон, сразу же извинившись, поспешила в гостиную, к дочери. Телевизор осекся, но его сменил громкий вой, а потом и звонкий шлепок. Лэндон мельком увидел, как горемычная мать тащит в кухню визжащую дочь. Хлопнула дверь. Смит потер руки, словно конферансье перед началом представления.
— Итак, друзья… Приступим? Я хотел бы привлечь ваше внимание к некоторым особенностям этого жилища.
Они начали осмотр в загроможденном донельзя подвале, где пахло отсыревшим картоном. Смит помогал миссис Фаркерсон спускаться по ступенькам, за этим громоздким сосудом, наполненным тягучими жидкостями, следовал Лэндон. Мистер Фаркерсон тихонько предупреждал жену — смотри не оступись. В этом долговязом человеке Лэндон признал родственную душу: такой не жаждет боя, со всем соглашается, для него сказать «нет» — нож острый. А жена между тем была орешком покрепче. Она без труда сдерживала натиск Смита, почти никак не реагируя на его треп, двигалась по большой безрадостной комнате с критическим выражением на лице. Когда она показала на большую щель, бегущую вдоль стены — от мороза треснул бетон, — Смит закусил губу и выглядел не ахти. Фаркерсон же был не из тех, кто причиняет другим боль. Эту щель, заметил он, пожалуй, можно залатать, если подойти к делу с умом и засучить рукава. Он тянул слова на манер фермера из прерий, робко предлагая свои услуги. Он с удовольствием занимается по хозяйству вечерами. Впервые за утро в глазах О. К. Смита забрезжила надежда.
Поднявшись из подвала, они занялись осмотром комнат: потолки, стены, стенные шкафы, кладовки. В кухне миссис Фаркерсон, завидев гору грязной посуды в раковине, повела бровью. Она была покупательница, и Смит — вполне понятно — не мог не мельтешить перед ней. Они шли рядом, и Смит разглагольствовал, чуть потея и промокая тыльную часть шеи белым платком. Лэндон и Фаркерсон шли следом, лишь изредка обмениваясь фразами. Пусть сделку заключают деловые люди. А Лэндон с Фаркерсоном… переговоры — не их конек.
Наверху, в спальне Шери-Ли, обнаружились интересные образчики настенной живописи: цветные пляшущие человечки и большие шарообразные фигуры. Тут что-то можно будет придумать, заверил Смит. В «Хартстоун» подумают: эти комнаты либо перекрасят, либо скостят пару сотен. Как ни крути, подумал Лэндон, следуя за Фаркерсоном в хозяйскую спальню, а комиссионные Смиту урежут, это его, наверное, и печалит. Но делал он все, что мог, палил из всех пушек бортовой артиллерии. Однако его противник, этот прочный и тяжеловесный корабль, знай себе покачивался на волнах, уклоняясь от снарядов. И оставался на плаву непотопляемым дредноутом. Пожалуй, у Лэндона с Фаркерсоном дела шли лучше. Они смотрели в окно, выходившее на обглоданную лужайку перед домом — там была одна Шери-Ли, она стояла в тени у края навеса, бессмысленно пинала ногой комок ссохшейся грязи и сопела. А где же ее мать, эта охваченная смятением женщина? Возможно, забилась в платяной шкаф и теперь задыхается в благовониях сирени. После минутной тишины Фаркерсон заметил, что трава как будто уже свое отжила. Да, в этом доме есть над чем поработать. Но цена по торонтовским стандартам чертовски привлекательная, и до его работы отсюда рукой подать. До нового завода — всего пара миль. Вверх по шоссе. Раньше он работал механиком в Саскатуне, провинция Саскачеван, а недавно его компания перебралась в Торонто. Крупной тяжелой ручищей он провел по подбородку, ясные карие глаза изучали залитую солнцем улицу.
— Но жизнь здесь кипит, верно?.. С Саскатуном-то никак не сравнить…
Лэндон согласился, в глубине души сочувствуя этому человеку. Эдакий робкий и тихий флегматик. Из тех, над которыми подшучивают на вечеринках. Встанет такой со стула и видит — только слишком поздно, — что сидел на кучке резинового дерьма! А когда тебя в середине жизни выдергивают с насиженного места, радости мало. Хорошее дело — тащись через полконтинента и обживайся среди бешеного грохота автострад и многоэтажных новостроек! А там у него, наверное, был солидный домик из кирпича, где-нибудь на тихой зеленой улочке. Друзья, с которыми прожил бок о бок всю жизнь. Ритуалы. Корни. Привычки. Но у него по крайней мере осталось ремесло, и Лэндон спросил его: неужели в Саскатуне не нашлось работы для механика? Они пошли в другую спальню, и Фаркерсон ответил:
— Дело в пенсии, мистер Лэндон. Я проработал на одном месте двадцать два года, а это кое-что значит. И профсоюз у нас — дай бог каждому. Как же я все это брошу? Надо быть круглым идиотом. Сразу терять столько льгот! Но мне так или иначе осталось десять лет, а там — будь здоров, не кашляй. У нас людей выпроваживают в пятьдесят пять.
— Правда? — спросил Лэндон. Значит, и ему осталось всего тринадцать лет?
— Наверное, тогда мы вернемся назад, — сказал Фаркерсон. — Поначалу мы с женой думали поселиться в квартире. Но черт бы побрал все на свете, я люблю работать руками, что-то мастерить. Не представляю, как бы я мог жить в такой белой здоровенной коробке из-под сахара. Это же никаких нервов не хватит. Бывало, едешь мимо таких домов и думаешь. Думаешь: ну что человек там может делать? По вечерам. Смотрит, наверное, телевизор или радио слушает. Не знаю…
Он задумался и умолк. Лэндону нравился этот добродушный фитиль, в нем была какая-то прочность на разрыв, и это восхищало. Он спокойно принимал все, что ему посылала судьба. Трудился не покладая рук. Но он был шляпой. Наверное, даже Лэндон смог бы продать ему эту навозную кучу. Да это, наверное, по плечу любому. Он был ягненком и знал, что его будут стричь, возможно, ожидал этого. Такому дашь авторучку, чтобы подписал себе приговор, так он в нее еще чернил подкачает. Смит обглодал бы его косточки, оставив остальное коршунам из ипотечной компании. Но в том-то и штука, что покупателем была жена Фаркерсона, и Смиту приходилось кисло. Снизу доносились их голоса. Когда Лэндон с Фаркерсоном выходили из комнаты, началась очередная интермедия с дрожанием стекол и оглушающим посвистом — это «Боинг-707» выжигал воздух над их головами. Механик, согнувшись у окна, следил за летящей махиной, которая по дуге ввинчивалась в небо, а темная струя выхлопных газов рассеивалась и опадала на землю, как радиоактивные осадки. Фаркерсон заговорил не спеша. В голосе его слышалось извинение.
— Цена хорошая, мистер Лэндон, что говорить, но мне не нравится, что эти громадины носятся так низко. Нет, сэр… не нравится, хоть убей.
Они шли по ступенькам, и Лэндон прикусил язык, чтобы не согласиться с Фаркерсоном вслух.
В прихожей Смит стоял с миссис Фаркерсон, та смотрела на них, по-совиному мигая.
— Ну, мама, что скажешь? — спросил Фаркерсон.
Его жена с трудом натягивала кожаные перчатки, она была поглощена этим занятием, но вопрос слышала.
— Мне не нравятся эти большие самолеты, Лайонел. Только что сказала об этом мистеру Смиту.