Современная китайская проза
Шрифт:
Она кивнула, и Фу Юньсян удивился, потому что обычно она не любила ходить на рынок из-за толкотни.
Теперь по крайней мере они придут в фотографию на полчаса позже. Хоть на десять минут, хоть на минуту позже, и то хорошо. Циньцинь ждала чуда — например, пожара в фотографии. Увы, пожар не поможет: сгорит одна фотография, найдется другая; лучше пусть пленка кончится, четыре года назад пленка была дефицитом, а теперь ее сколько угодно; или пусть у Фу Юньсяна вскочит чирей и распухнет лицо, но за неделю чирей заживет, и опять придется идти в фотографию; единственное, что ее может спасти, — это землетрясение: провалится весь город под землю, все люди, в том числе и она, Фу Юньсян и фотограф… Нет, это слишком жестоко. Но что же делать?
— Почему два мао за палочку? Позавчера стоило полтора! — крикнул Фу Юньсян, бросив обратно в деревянный ящик засахаренные мороженые яблочки на палочке, которые хотел купить у разносчика.
— Опять все подорожало, даже засахаренные фрукты, — проворчал Фу Юньсян и потащил Циньцинь к тележке, торгующей от магазина.
— Почем пара термосов? Красивые, мне нравятся.
— Баллонов к ним нет.
— А без баллонов много не продашь, — сказал Фу Юньсян.
— В лавке напротив есть баллон.
— У частников всегда все есть, от кожаных ботинок до копченой колбасы, — проговорил Фу Юньсян. — Пойдем купим колбасы.
— Она же твердая, не разжуешь, — робко возразила Циньцинь.
— А ты жуй как следует.
— Она жесткая, невкусная.
— Ты просто не чувствуешь вкуса.
Пожалуй, Фу Юньсян прав. Она перестала ощущать вкус. В деревне Циньцинь все с аппетитом ела.
— Апельсины сладкие? — спросил Фу Юньсян, шаря в корзине, накрытой войлоком.
— Кисло-сладкие, — пропел в ответ молодой человек в толстом ватнике.
Фу Юньсян вдруг развеселился.
«С чего это он?» — подумала Циньцинь, с безучастным видом стоявшая рядом.
Кисло-сладкие? Вся жизнь кисло-сладкая. Правда, бывает еще горькая, жжет, как перец или как гнилая проросшая картошка. Кто чувствует горечь жизни, тот не совсем еще омертвел. Раньше все казалось Циньцинь вкусным, на самом же деле она именно тогда не ощущала вкуса.
— Заведем свой дом. — Фу Юньсян подтолкнул ее. — Купим аквариум с золотыми рыбками.
Он залюбовался золотыми рыбками в тазу, вокруг которого толпился народ: на улице мороз, а рыбки спокойно плавают.
«Хорошо им, — подумала Циньцинь, — могут поплакать, если захотят, потому что вокруг вода и ничего не видно». Но вдруг ей стало жаль рыбок до боли. Ведь их выловили из родных рек и озер, привезли сюда и пустили в тесный аквариум; рыбы наверняка плачут, только беззвучно, потому и глаза у них выпучены, от слез…
— Дайте два цзиня печеного батата, — сказал Фу Юньсян старухе, возле которой стояла закутанная в тряпье жаровня, и стал выбирать.
— У меня весь батат хороший, — проворчала старуха в рваном ватнике, из которого торчала клочьями вата.
— Вежливости тут не понимают, им деньги подавай, — проворчал Фу Юньсян и пошел дальше, уже основательно набив сумку.
Циньцинь оглянулась. На холодном ветру старуха хрипло кричала, зазывая покупателей, и девушка вспомнила, как однажды их грузовик увяз в грязи и они укрылись от дождя в ближайшей деревне. Тогда одна старуха в лохмотьях сунула ей в руку горячий, только что сваренный початок молодой кукурузы…
— Опять ты задумалась? — повернулся к ней Фу Юньсян. — Взгляни-ка, мама говорит, что тебе надо купить такую кофту.
Он показал на лоток, где лежали яркие шерстяные кофты, очень дорогие.
— Не нужно мне.
— А что тебе нужно?
— Ничего.
— Ты говорила, что хочешь импортную куклу за десять юаней и восемь мао.
— Да я пошутила. А если захочу, сама куплю.
Куклу? Ей, женщине двадцати пяти лет? В деревне как-то ей пришлось несколько дней поработать в детском саду, она тогда спросила ребятишек: «Какие у вас дома игрушки?» — «А что такое игрушки?» — зашумели дети. Они в глаза их не видели, играли со стекляшками и спичечными коробками. Все по-разному живут. Взять хоть эту толкучку. Одни продают кукурузные початки, другие — дорогую кожаную обувь.
Конечно, рынок не сравнить с государственными магазинами, где несколько лет назад на прилавках ничего не было. Жизнь непрерывно меняется. Надежды и разочарования переплетаются с реформами и беспорядками, к радости примешивается тревога; но можно ли было верить, что после смутного десятилетия за одну ночь исчезнут нищета и отсталость? Что за спадом непременно последует скачок? Даже в обществе высокого материального уровня неизвестно, как будет развиваться духовная культура. Исчезнут ли тоска и одиночество, обман и предательство? Несколько лет назад все жили без надежды, по раз и навсегда установленному порядку, лишь в глубине, в молчаливой тишине, зрели гнев и возмущение несправедливостью. И вдруг пробудилась вся страна, словно произошло извержение вулкана. И люди стали жить по-человечески, подводные течения забурлили на поверхности, брызгая пеной, снося старые дамбы; из бури рождались цветы нового… Поток перемен захлестывал все, и на глазах менялось вокруг даже то, на что прежде вовсе не обращали внимания. Когда перемены захватили Циньцинь, она и сама не смогла бы сказать; но бегущий поток заливал любые берега, а с плывущей лодки можно было непрерывно сравнивать позавчерашнее со вчерашним, вчерашнее с сегодняшним, сегодняшнее с завтрашним.
Коснулись они и Циньцинь, хотя она и не знала, когда именно это случилось. Ее сверстники и сверстницы, добрые и злые, все рвались в желанную гавань. И какое счастье отвечает главному течению времени, а не брызгам выплеснутой мутной пены?
Обычно все познается в сравнении, а тут Циньцинь зашла в тупик. Конечно, Фу Юньсян был лучше заводских ребят во всех отношениях. Семья, зарплата, внешность, характер… Она тоже, по меркам 1980 года, вполне подходящая невеста. До 1976 года она не котировалась бы, но, к счастью, тогда она была еще мала. Сейчас все по-другому — белый поварской халат ценится выше, чем зеленая армейская форма. Соседка-официантка просмотрела тридцать девять фотографий и выбрала учителя средней школы с высшим образованием, которого в прошлом году отвергла. «Наша Циньцинь должна непременно найти себе техника», — говорила мама, и скоро действительно кто-то привел в дом парня-техника: брови тонкие, как у девушки, глаза — щелочки, голос высокий, тон капризный, как у барышни. Как он был ей противен! Он пригласил ее в кино, а потом повел в ресторан «Бэйцзин» ужинать и заказал суп с ушками хуньдунь. Доев суп, он вдруг вскочил и заорал: «Одного не хватает!» — «С чего ты взял, что не хватает?» — удивилась Циньцинь. «Я же считал!» — ответил он и, размахивая чашкой, помчался к официанту. Вернулся он, конечно, с победой — на дне чашки одиноко плавало ушко, но Циньцинь уже убежала.
Затем появился Фу Юньсян и тоже повел ее в кино; когда на обратном пути они проходили мимо ресторана «Бэйцзин», Циньцинь предложила:
— Зайдем, поедим суп с ушками хуньдунь.
Платить она решила сама: ведь она угощает. Когда подали суп, она даже не почувствовала вкуса, в ушах до сих пор звучало: «Одного не хватает!» Она поклялась, что, если и Фу Юньсян заорет, никакой любви в ее жизни больше не будет. Но, к счастью, этого не случилось. Фу Юньсян с аппетитом проглотил свой суп и даже оставил немного на донышке. У нее отлегло от сердца, она стала улыбаться, он выдержал экзамен. Насколько он лучше техника, которому «одного не хватает», вспомнишь — и волосы на голове шевелятся! Фу Юньсян — плотник третьего разряда, владеет профессией, мастер своего дела, по характеру добрый. Да разве встретишь в жизни человека во всех отношениях идеального? У Фу Юньсяна много достоинств, успокаивала себя Циньцинь.