Современная литературная теория. Антология
Шрифт:
Фрейд считал «беспокойство» (сублимацию и вытеснение желаний) условием цивилизации. Это и было одним из условий цивилизации, но Фрейд смог его заметить именно потому, что оно достигло конечной, предельной формы. Прежде чем развить это положение, я хочу провести грань между этим и другим положением, которое на первый взгляд может показаться довольно схожим. Герберт Маркузе, марксист, который постоянно использует в своих теориях психоанализ, утверждает, что капиталистическое общество требует избыточного вытеснения, избыточного подавления – больше, чем необходимо для функционирования общества. Маркузе говорит, что эпоха, когда у человечества оставались неудовлетворенные материальные потребности, уже позади или вот-вот закончится, поэтому исчезает необходимость в эксплуатации, можно затрачивать меньше времени на работу; но чтобы сохранить свою природу (эксплуатацию прибавочной стоимости), капитализм должен создать у людей новые потребности и требовать от них нового уровня производительности труда, чтобы таким образом подавлять потенциально освобожденные желания. Мне кажется, что эта идея, сплав марксизма и психоанализа, по сути ставит психоанализ в зависимость от марксистской экономической теории. Тем самым Маркузе, подобно Фрейду, представляет историю человечества как эволюцию. Несмотря на важные прозрения, его теория сохраняет худшие черты обеих
Какую политику я имею в виду? Войны сами по себе не изменяют основных производственных отношений, но они порождают такие политические ситуации, которые предвещают будущее. Последняя мировая война научила нас нескольким вещам. Возьмем в качестве примера Великобританию. Мы обнаружим, что с 1940 по 1945 год семья, как она описывается в господствующей у нас идеологии, практически прекратила свое существование. В военные годы на производстве были заняты в основном женщины, отцы отсутствовали. Впервые возникла плановая социальная организация в замену семьи. Был продлен срок обязательного школьного образования, созданы дошкольные детские учреждения, организована всеобщая эвакуация детей, государство обеспечивало снабжение по продуктовым карточкам и следило за полноценным питанием малышей, были созданы общественные столовые – в обычных условиях все это сфера забот нуклеарной семьи. После периода послевоенной реакции сегодня мы видим возвращение подобных тенденций. Правительство планирует создание детских садов и яслей, постоянно повышает возраст выпуска из школы – так школа вскоре станет главным идеологическим учреждением в воспитании ребенка. Пусть развитие в этом направлении идет неровно и подчас социально несправедливо, но оно идет, и против этой массовости современной школы, против современного автоматизированного воспитательного конвейера выступают романтики семьи, мира частного и приватного. Подобно сладкоголосым певцам XIX в., певшим о «милом старом доме», они думают, что призывают к возврату в золотой докапиталистический век, но на деле они выдают вариации на заданную тему. Капиталистическое общество утверждает семью в контексте ее ненужности. Реставрация или отмена семьи сами по себе неважны, это только симптомы ненужности семьи. Акцент на реакционные или революционные доводы в спорах о семье и ее противоречиях при капитализме затемняет более фундаментальное противоречие между спецификой нуклеарной семьи и требованиями закона культуры.
При капитализме (и его вариантах: империализме, фашизме и т.д.) человек достигает предела развития, возможного на основе классовой борьбы. В широкомасштабной работе по соцобеспечению, которая впервые разворачивается при капитализме, уже заложены предпосылки его распада. То же относится и к предпосылкам, необходимым для трансформации всех предшествующих идеологий, всех предшествующих условий человеческой культуры. К сожалению, признавая неизбежность устранения экономических противоречий капитализма в ходе его поражения (и надо иметь в виду, что произойдет это не прямолинейно и не в одночасье), мы часто забываем, что та же судьба ожидает и господствующую при капитализме идеологию. Почему же мы постоянно делаем это упущение?
Первая важная причина, по-моему, в том, что мы склонны подчинять анализ идеологии экономическому анализу. (Хотя работы Маркса производят обратное впечатление, это его метод: экономика у него первостепенна). Точнее было бы сказать, что обе эти сферы стали неразрывны, тесно переплелись, а теоретический анализ успешен, когда понятия и сферы в нем не смешаны, а строго дифференцированы. Переплетение, о котором идет речь, имеет и более серьезные последствия. Хотя идеология и определенный способ производства взаимозависимы, они не сводятся друг к другу, и нельзя обнаружить законы одной сферы, которые управляли бы и другой сферой. Грубо говоря, изучая современное западное общество, мы (как всегда) имеем дело с двумя автономными областями: экономическим режимом капитализма и идеологическим режимом патриархата. Их взаимозависимость обнаруживается в частном выражении патриархатной идеологии – на систему родства, определяющую патриархат, надевается смирительная рубашка нуклеарной семьи. Но если мы анализируем экономические и идеологические ситуации только в точках их пересечения, мы никогда не увидим возможные способы изменить нынешнее положение дел.
При капитализме не только экономический способ производства несет в себе свое собственное противоречие; идеологическая сфера репродукции тоже несет в себе свое противоречие. Обобществленный труд потенциально готовит слом эксплуатации, и те же самые общественные условия труда делают потенциально избыточными, а следовательно, ненужными, законы патриархатной культуры. У рабочего класса достаточно силы, чтобы вернуть себе (ради всего человечества) продукт труда, который сейчас у него отбирают; но распространение этого положения на патриархатную идеологию не работает. Те же капиталистические условия труда (совместный массовый труд) создают предпосылки перемен в обеих сферах, но поскольку эти сферы совершенно различного происхождения, перемены в каждой сфере будут идти своим путем. Продукт труда рабочего класса присваивает класс капиталистов; в центре патриархатных противоречий при капитализме стоят женщины.
Контролируемый обмен женщинами, этот определяющий знак человеческой культуры, воспроизводится патриархатной идеологией во всех общественных формах. Он близко связан с классовой борьбой, но это разные вещи. Женщины видят, что общество насквозь патриархатно не только потому, что идеология предписывает им роли матери и продолжательницы рода; патриархатность открывается им прежде всего в собственной психологии, в самом понятии «женского». Сегодня патриархатная идеология, выдавая себя за нечто в высшей степени разумное, на деле ведет предсмертную схватку с собственной иррациональностью; тут она полностью уподобляется капиталистической экономике. Но в обеих сферах покончить соответственно с капитализмом и патриархатом может только политическая борьба. Ни капитализм, ни патриархат не умрут естественной смертью; капитализм, как он это всегда делает, развернет политическое наступление, чтобы обеспечить их выживание.
Теоретики так часто принимают эдипов комплекс за саму семью только потому, что теория кажется абсолютно последовательной и рациональной. На самом деле имеет значение только противоречие между интернализованным, вошедшим внутрь каждого индивида законом патриархата, который Фрейд описал как эдипов комплекс, и функционированием этого закона в нуклеарной семье.
Закон патриархата обращается к каждому через подсознание и проявляется в каждом человеке неосознанно; так, через обучение этому закону, обеспечивается воспроизводство идеологии. Тогда фрейдовское бессознательное может быть описано как область воспроизводства культуры и идеологии. Поэтому так важно противоречие между этим законом, сегодня явно утратившим необходимость, но все еще говорящим с нами на языке бессознательного, – и нуклеарной семьей. Буржуазная семья возникла, если можно так выразиться, для того, чтобы в последний раз предоставить слово этому закону. Естественно, это ей не слишком удается, поэтому капиталистическое общество более или менее активно выступает с программами поддержки или подрыва нуклеарной семьи. Уязвимость, слабость семьи столь очевидны, что недаром так много революционеров делало ее первым объектом своей атаки. Но значение семьи заключается, как было показано, не в том, что внутри нее, а в том, что лежит между семьей и патриархатным законом, который она якобы воплощает. Еще важнее противоречие между законом патриархата и общественным характером труда – то самое противоречие, которое сдерживает нуклеарная семья.
Сегодня, когда исчезает объективная необходимость в структуре патриархатной культуры, наперекор переживаемому моменту возвращается мода на уподобление человека животному. Человек на протяжении всей своей истории активно дистанцировался от животного мира – это была главная черта его идеологии; сегодня, когда основы человеческой культуры нуждаются в переменах, единственно возможным арьергардным жестом становится заявление, что культура никогда и не имела большого значения. Утверждается, что мужчине свойственна природная агрессивность, женщина естественно нацелена на вскармливание; следует вернуться к своей животной природе и забыть, до чего человек извратил свою природу. Подобные глупости – симптом дилеммы, перед которой стоит патриархатная цивилизация. Симптом нового порядка – феминистское движение XIX —XX вв.
Патриархатный порядок угнетает женщину самим сознанием ее женской природы; пока этот порядок держится, угнетение проявляется в весьма противоречивых формах. Женщины должны организоваться как группа, чтобы добиться перемен в идеологических обоснованиях общества. Эффективной мерой будет не вызов мужскому господству (это тактический прием), но борьба, основанная на осознании того, что на современной стадии общественного развития нет никакой необходимости в законе патриархата.
Экономический распад капитализма и нацеленная на него политическая борьба сами по себе не означают падения патриархатной идеологии. Это следует из того факта, что идеологическая сфера обладает автономией. Переход к социалистической экономике не означает, что за ним последует автоматическое падение патриархата. Необходима осознанная борьба против патриархата – культурная революция. Ее битвы будут достаточно автономны. Сторонницам революционного феминизма предстоит стать острием этой общеидеологической трансформации, так же как рабочий класс призван свергнуть капиталистический способ производства. Ни женщины, ни рабочие не могут выступать в этой роли, не обладая теорией и политической силой. Но не стоит опережать события – что понадобится в первую очередь, теория или политическая организация, покажет будущее. Поскольку патриархатная культура не тождественна капитализму, успехи двух революционных движений не будут строго параллельны. Очень возможно, что феминизм добьется большего при социал-демократии, чем в первый период социализма. И построение социалистической экономики не означает, что борьба против патриархата должна закончиться. Нельзя сказать, какое из этих двух революционных движений важнее, которому отдать приоритет, и ни одна из революционных групп не должна замыкаться в себе самой, ограничивать свое членство по классовому или половому признаку. Точно так же, как по мере роста революционности рабочего класса к нему могут примыкать люди, не принадлежащие к нему по рождению, революционная теория и практика феминизма (когда она появится) может вовлечь в него мужчин, хотя им трудно будет отказаться от своих патриархатных привилегий. Я не имею в виду, что они должны стать формальными участниками феминистского движения, ведь интеллектуалы-марксисты не обязательно вступают в ряды профсоюзов, представляющих интересы рабочего класса; мужчины могут просто поддерживать феминизм на практике. Я провожу эти сравнения только для того, чтобы облегчить нам самоопределение в постоянных спорах «левых» о практической политике.
Когда потенциал возможностей капитализма, экономических и идеологических, будет высвобожден в процессе падения капитализма, в бессознательном постепенно начнут находить отражение новые структуры. Феминизму предстоит проследить за их рождением. В непатриархатном обществе предстоит найти какие-то новые формы вхождения в культуру на смену тем, что сегодня играют для бессознательного последствия свободного обмена женщин. Следует также признать, что пока еще не существовало – или не существовало достаточно долго – такого общества, в котором «вечное» бессознательное смогло бы избавиться от своей «извечной» природы. В мире есть примеры обществ, в которых родство считается по материнской линии, но они дают нам только вариации на темы закона отца. Социалистические общества имеют пока слишком короткую историю, чтобы можно было говорить о реальных переменах в человеческом сознании. Понимание этого можно обнаружить в недавнем разговоре Мао Дзе Дуна с покойным Эдгаром Сноу, когда Мао сказал, что несмотря на совместный труд, равенство перед законом, детские учреждения и т.д., прошло слишком мало времени, чтобы китайцы изменили свое отношение к женщине. Или, как он сказал Андре Мальро: «Конечно, для начала необходимо было дать женщинам равные права! Но после этого нам еще только предстоит все сделать. Мышление, культура, обычаи, которые завели Китай туда, с чего мы начинали, должны исчезнуть, а на их место прийти мышление, культура, обычаи пролетарского Китая, которого пока не существует. Китайская женщина тоже пока не существует, она не выделилась из массы: но она начинает желать существовать. И вообще, освобождение женщин – это вам не производство стиральных машин». Психоанализ занимается исследованием того, как функционируют мышление, культура, обычаи. Надо научиться полагаться на анализ, а не на мечту; подобно тому как до Маркса коммунизм в XIX в. понимался как первобытный коммунизм, сегодня существует тенденция видеть пост-патриархатное общество как примитивный матриархат: царство вскармливания, эмоциональности и ненасилия. Ни та, ни другая идиллия не имеют ничего общего с реальностями прошлого и будущего.