Современная японская новелла 1945–1978
Шрифт:
В конце августа Сюхэю неожиданно представилась возможность съездить по делу в родной городок Хикари.
Еще в позапрошлом году возник проект воздвигнуть в Хикари, на родине Сэйити Ёсикавы, памятный обелиск в его честь. Сайити Ёсикава — несгибаемый революционер, один из основателей коммунистической партии — был арестован во время массовых репрессий шестнадцатого апреля 1928 года и приговорен к пожизненной каторге. Он провел в тюрьме семнадцать лет, героически сопротивляясь насилию, и умер, не дожив пяти месяцев до окончания войны.
Сюхэй свято хранил память об этом человеке. Прошло уже пятьдесят лет с того дня,
Сэйити Ёсикава был лет на десять старше Сюхэя. Это был статный, высокий человек, — кимоно хорошо шло к его стройной фигуре, — несколько молчаливый, но искренний, добродушный, и в то же время твердый, решительный. Для Сюхэя он стал учителем жизни, с ним были связаны бесчисленные воспоминания…
В этом году, весной, вопрос о памятном обелиске начал принимать конкретные очертания. Усилиями земляков уже подобрали подходящее место, и подготовительный комитет попросил Сюхэя для проверки побывать там, — ведь он родом из тех же мест и к тому же был близким другом покойного Ёсикавы.
Сюхэй уже несколько раз разговаривал по телефону с Исодзаки, депутатом-коммунистом городского муниципалитета Хикари, и примерно представлял себе намеченный для обелиска участок — он находился в двадцати минутах ходьбы от родного дома Сюхэя. Вот и представился удобный случай выяснить наконец вопрос об этом Отряде по уборке императорского дворца, с самой весны на дававший ему покоя!
Он давно уже, целых пять лет не был на родине, но решил пробыть там дней пять, не больше — свой дом в Токио тоже нельзя было надолго оставить. Летний сезон уже миновал, но прошла целая неделя, прежде чем он достал наконец билеты в оба конца в спальном вагоне второго класса. Поручив клетку с рисовкой соседской девочке, Сюхэй снабдил свою птичку полной баночкой корма и двадцать восьмого вечером сел в поезд на Токийском вокзале.
На следующий день ранним утром Сюхэй пересел на станции Ивакуни, где размещалась теперь американская военная база, на местный поезд, делавший остановки на каждой станции, и, впервые за долгое время наглядевшись на тихое Внутреннее море и разбросанные по нему островки, еще до полудня прибыл в дом невестки в Хикари.
— Ах, ах, добро пожаловать! Устали, верно, с дороги!.. — говорила невестка, наливая чай и сердечно ухаживая за гостем.
На ней было простое темное платье; скуластое лицо и крепкие руки загорели от работы на огороде. Ее приемный сын Сигэру служил в компании Ситамацу, его жена — в городском муниципалитете, присмотр за двумя внуками-школьниками входил в обязанности невестки.
Дом, в котором родился и до восемнадцати лет прожил Сюхэй, был теперь перестроен совсем по-новому, и вся эта местность — когда-то просто несколько домиков, рассыпанных вдоль невысоких гор, с полями-террасами
Но приехавший из Токио Сюхэй наслаждался свежим морским воздухом и тишиной; казалось, он попал в совсем другой мир. Немногие еще оставшиеся за домом поля-террасы ласкали глаз, густая зелень деревьев, озаренных лучами солнца, казалась ослепительно яркой.
Он не так уж плохо выспался в спальном вагоне. Переговорив по телефону с Исодзаки, предупрежденным о его приезде, Сюхэй позвонил затем двоюродному брату в соседний поселок Муродзуми, и брат радушно предложил ему остановиться у него в доме. Когда Сюхэй бывал на родине, он жил то у невестки, то у двоюродного брата-врача, практиковавшего в маленьком рыбачьем поселке, примыкавшем к южной оконечности Хикари. Они с детства были дружны, и Сюхэй чувствовал себя у брата как дома. У невестки на руках были школьники-внуки, и Сюхэй решил, что на этот раз надо избавить ее от лишних хлопот.
Кроме того, еще раз уточнив у невестки фамилию и имя и отыскав номер телефона в тоненькой телефонной книге, Сюхэй позвонил домой помощнику начальника станции, господину Канэко. Он пришел к выводу, что разузнать об Отряде по уборке дворца лучше всего непосредственно у самого Канэко. Немолодой женский голос, — очевидно, говорила жена, — ответил, что муж будет дома часам к восьми.
Немного отдохнув с дороги, Сюхэй попросил у невестки соломенную шляпу Сигэру, обулся в гэта и, выйдя на солнцепек, беспечно зашагал к морю. Перейдя широкое шоссе с четырехрядным движением, он прошел мимо домов, возле которых там и сям еще виднелись небольшие поля, и очутился на песчаном берегу, в сосновой роще. За рощей широко раскинулось Внутреннее Японское море, обрамленное песчаными берегами. Придерживая шляпу, которую норовил сдуть с головы пахнущий солью ветер, Сюхэй присел на пробивавшуюся сквозь песок траву.
Когда-то, до войны, здесь далеко простирался поросший соснами белоснежный песчаный пляж, кругом были деревни, поля и маленькие болотца. Вдоль проселочной дороги, тянувшейся по опушке сосновой рощи, кое-где еще сохранялись маленькие поселки — следы старинных почтовых станций. Во время войны из чисто военных соображений проложили шоссе и построили военный завод, занимавший весь обширный район у побережья. Здесь была база «живых торпед».
После войны на месте завода, полностью разрушенного бомбежкой, возникли фармацевтические и другие предприятия. Военная дорога превратилась в магистральное шоссе с четырехрядным движением, связывающее весь промышленный прибрежный район, начинавшийся от городов Кудамацу и Токуяма. Вдоль прямой, ровной, как стол, дороги без всякого плана выросли поселки городского типа, по шоссе непрерывно катили грузовики и автобусы.
Вдали, направо от того места, где сидел Сюхэй, виднелись огромные заводские корпуса, словно вклинившиеся далеко в море. Раньше здесь была маленькая рыбачья деревушка, теперь появились отели, закусочные, в сосновой роще веселилась приехавшая на отдых молодежь. Все неузнаваемо изменилось, прежними остались лишь бескрайнее, огромное море, одинокий маленький островок в морской дали да по левую сторону — линия полуострова, тонущего в туманной дымке. Это был облик родины, по-прежнему неизменный…