Современный болгарский детектив. Выпуск 3

Иосифов Трифон

— Однако в папке нет протокола допроса.

— У каждого свой стиль! — ответил Пенков с улыбкой, в которой проглянула вдруг уверенность в собственной непогрешимости — раньше я не замечал ее у этого не слишком удачливого пожилого служаки. — И протокол есть, и все, что полагается. Только, когда я вызываю кого-то на официальный допрос, я должен знать о допрашиваемом намного больше, чем ему кажется.

— Что ж, это прекрасно, — согласился я. — Каждый действует сообразно со своими понятиями и привычками. Но ты вроде говорил о какой-то серьезной улике.

— А, да-да! У него, у Гено Томанова, есть железное алиби на этот день — по часам, по минутам: где был, с кем встречался… Не знаю, как ты посмотришь на этот

факт, но меня такая точность очень настораживает. Это значит, что он думал об этом предварительно и готовился заранее к возможному допросу.

Пенков оживился, даже глаза у него заблестели, для пущей убедительности он стал размахивать рукой, в которой держал сигарету, и сизые круги дыма от нее мягко поднимались вверх.

Я слушал его терпеливо, насколько мог, но в конце концов его апломб стал раздражать меня.

— Допустим, это так. Хотя, скажу тебе откровенно, если основываться на том, что ты мне рассказал, я бы на твоем месте не был столь категоричен… Ты, конечно, задержал его?

— Кого?

— Ну, этого — Гено Томанова или как его там…

— А зачем? Пусть себе гуляет на свободе. Его надо будет задержать, когда придет время.

— Но если ты так уверен в его виновности… А вдруг он скроется?

— Куда он скроется? И если уж он решит скрыться, значит, точно виновен. Нет, никуда он не денется. Он так уверен в том, что убедил меня в своем алиби… Да и куда он подастся? Очень трудно скрыться у нас теперь.

Раздражение закипало во мне все больше.

— Видишь ли, коллега, — начал я — и запнулся. Такое начало фразы выдавало мое состояние, которое я пытался скрыть. Оно прозвучало так официально и холодно, что я сам смутился. Если бы я продолжил, получилось бы нечто вроде: «Видишь ли, коллега, давай-ка отбросим твои внутренние ощущения, инстинкты и особые стили и разберемся по существу!» Но я с отчаянным усилием вывернул фразу и выпалил: — Видишь ли, коллега, мне очень хочется пить! Нет ли у тебя чего-нибудь прохладительного?

По всему судя, я весьма естественно и ловко завершил это сальто-мортале, потому что Пенков ничего не заметил. А может, сделал вид, что не заметил.

— Руми! — громко крикнул он.

Из открытой двери выбежала девочка лет шести, худенькая, светловолосая, с остреньким любопытным носиком.

— Принеси-ка лимонад из холодильника. И конфеты! Знаешь, где стоит коробка?

— Знаю.

Девочка повернулась так быстро, что ее коротенькое платьице раздулось абажуром, и побежала обратно.

— Послушная девочка, — заметил я, пытаясь сделать хозяину приятное.

— Она добрая, — с едва скрываемой гордостью и удовольствием ответил он.

Руми принесла две запотевшие бутылочки швепса и два бокала, поставила их перед каждым из нас на журнальный столик, тихонько произнося при этом: «Пожалуйста», «Пожалуйста».

— А конфеты? Конфеты забыла?

Руми виновато поглядела на деда, приложила ко рту тоненький пальчик и чуть улыбнулась:

— Я… я съела их… конфеты…

— Ах ты, сладкоежка! — беззлобно прикрикнул Пенков. — Марш в комнату!

Девочка повернулась и вприпрыжку быстро убежала к себе, а Пенков вынул из кармана складной ножик с массой приспособлений и стал открывать швепс.

— Видишь ли, Пенко, — начал я более чем миролюбиво, — вот ты говоришь, что допрашивал этого Гено Томанова. Может быть, у тебя есть еще какие-нибудь сведения, впечатления, наблюдения? Хотя, я понимаю, ты занимался этим делом очень недолго. Давай тогда сделаем так: ты расскажешь мне все, что знаешь и думаешь по этому поводу, чтобы я представил себе все, пусть даже в самых общих чертах…

— Почему в общих? Я могу рассказать тебе и нечто конкретное, — и он чуть подтолкнул ко мне открытую наконец бутылку лимонада. — Да, можно и поконкретнее. У меня есть протокол обыска на улице Васила Ихчиева, 3,

протокол допроса соседки по квартире, той самой, которая позвонила в «Скорую помощь», ее зовут Зорка, забыл фамилию… Я разговаривал с одним из врачей, которые пытались спасти двух сестер в Хисаре; я выяснил, что он, врач этот, приехал сюда в командировку, и я нашел его…

— В деле нет таких протоколов, — прервал я его, снова почувствовав раздражение, нарастающее с каждым его словом.

— Есть, есть они. Они здесь, в желтой папке, в моем портфеле. Я собирался приложить их к делу, как только оно начнет разворачиваться.

Мы разлили холодный лимонад и отпили понемногу.

— Основание для начала следствия появилось тогда, когда стала понятна связь между двумя отравлениями — в Софии и в Хисаре, — начал Пенков, — притом в одно и то же время. И еще: их связало название «паратион», это ты уже знаешь, наверное, все три сестры пострадали от него. Но, к сожалению, прошло целых два-три дня, пока мы сообразили, в чем дело. После этого, точнее на четвертый день, я осмотрел дом Невены. Ну и что? А ничего особенного. Живут они в маленьком домике, построенном бог знает когда. Две комнаты, прихожая, превращенная в чулан. Это довольно далеко от центра, на улице Васила Ихчиева, 3. Одну из комнат занимает Невена с мужем Гено Томановым и ребенком. Девочке восемь лет, она живет в селе у родителей Невены, там и учится в школе. Во второй комнате, поменьше, живет Зорка Кираджиева, соседка. Все у них чисто, подметено, убрано, никаких следов от паратиона или чего другого, что бы бросалось в глаза. В общем, сделали мы еще один обыск. Перевернули, перетрясли все — и опять ничего не нашли. А когда я расспрашивал эту самую Зорку — а она, надо сказать, трещотка порядочная, болтает как сорока, среди всего прочего она рассказала, что после того, как Невену увезла «скорая», она, Зорка, вошла в комнату соседей и решила убраться там хоть малость, а то все было так разбросано, такой беспорядок, как никогда не бывало у Невены. Они с Невеной вообще часто помогали друг другу. Ну, стала она убирать, на столе стояла тарелка с едой, вилка рядом. Но еды осталось мало. Она, Зорка, выбросила все остатки в ведро — не в большое, для мусора, а в маленькое, пластмассовое, что стоит в прихожей, закрытое деревянной крышкой.

Пенков взял со стола пачку «БТ», снова ловко стукнул по донышку, выскочила на этот раз одна сигарета. Он вынул ее и торжественно закурил, не предложив мне. Я вынул свою пачку: наступило время для третьего — и последнего — удовольствия, разрешенного мне за весь день (ему, правда, неизвестны были мои расчеты).

— А теперь слушай внимательно, что произошло! — объявил он, поднеся мне зажигалку. — Сестры пришли в десять часов, как сказала мне Зорка. Их тэказээс [23] устроил для передовиков экскурсию в Хисар и Карлово, где Левский родился, и так как в Софии у них было свободное время, то они и решили навестить свою среднюю сестру Невену. Ну и, конечно, Невена задержала их, чтобы позавтракать вместе. А Зорка к тому же заметила, что сестры принесли с собой цыпленка, наверно, они брали его в дорогу, как делают обычно все сельчане, но потом решили съесть его за общим обедом. Значит, получается, что все три сестры ели вместе. К двум часам дня Зорка вернулась с работы. Сестер уже не было, в комнате Невены было тихо. Зорка даже подумала, что соседка пошла провожать сестер. Но часа в четыре она услышала громкие стоны, сунулась к Невене и увидела ее на полу, та охала и корчилась, видно от боли. Зорка тут же побежала к соседям, у которых есть телефон, и вызвала «скорую»…

23

ТКЗС — сельскохозяйственный кооператив.