Современный детектив ГДР
Шрифт:
В лице Марана что-то дрогнуло. Он тихо сказал:
— Перестань, Зепп! Я это знаю! Я с тех пор почти не спал… то, что я натворил, ужасно. — Он умолк.
— Я пошел по следам Альтбауэра, — добавил Метцендорфер, — как он очутился на даче, до сих пор неясно…
Маран поднялся. Он посмотрел на своего друга.
— Оставь это, Зепп! — сказал он. — Ведь совершенно неважно, как он там оказался…
Адвокат прервал его:
— Но это могло бы дать какие-то доводы, чтобы тебя защищать!
Маран потерял самообладание. Он оперся руками о стол.
— Я не хочу, чтобы
— Тут уж ничего не изменишь, — возразил ему Метцендорфер, — подумай лучше о том, что и у других, у Маргит впереди еще много дней.
На это Маран не ответил. Он глядел на столешницу, словно пытаясь увидеть на грубом, щербатом дереве что-то способное помочь ему.
Адвокат тоже молчал.
Он слышал издалека, как гремел в гулких коридорах резкий, гортанный голос начальника охраны, слышал короткий, твердый звон сигнального колокола, слышал раскатистые крики охранников и невольно думал, что все это Марану придется слышать годами. И, поразмыслив, он понял, что Марану уже безразлично, приговорят ли его к пяти или к восьми годам тюрьмы, поскольку о большем сроке дело, по-видимому, не шло. Марану, конечно, ясно, что для его жены это не имеет значения — пять лет или восемь. Ведь и за пять лет, несомненно, решится, останется ли она с ним или покинет его, а все говорило за то, что она его бросит.
— Ты был у нее? — услыхал Метцендорфер голос Марана, который все еще глядел на столешницу.
— Нет, — солгал адвокат.
— Если ты хочешь сделать мне одолжение, оказать настоящую дружескую услугу, — попросил Маран, глядя теперь на него глазами раненого зверя, — съезди к ней и присмотри за ней, но не оказывай на нее никакого давления. Это ты должен мне обещать.
Адвокат молча кивнул. Он встал, подошел к Марану и положил руку ему на плечо.
— А если тебе здесь что-нибудь понадобится…
Затем он подошел к двери, отворил ее и сказал стоявшему за ней охраннику:
— Свидание окончено!
4
Метцендорфер испугался.
Оставив машину на правой стороне шоссе, он вошел в сад Марана через распахнутые ворота. Но на полпути, на середине узкой гравийной дорожки, он остановился.
Уже темнело; контуры дома понемногу расплывались. Но в осеннем небе еще держался последний, слабо мерцающий свет, которого как раз хватило, чтобы ему испугаться. Нижняя комната, где в ту ночь он говорил и ждал с Мараном, была освещена, прямоугольники окон желтели в стене. Адвокат спрашивал себя, что сейчас происходит за ними.
Он быстро зашагал; непроизвольно стараясь не шуметь. Торопливо спустившись по правой дорожке назад к воротам, он снова поднялся по левой, которая вела прямо к фасаду виллы. При этом он наблюдал за дверью и время от времени бросал взгляд на «боргвард изабеллу». Давно ли стоит здесь эта машина, думал он.
Он слышал резкий звон тюремного колокола, слышал раскатистые
Сначала он долго вообще ничего не слышал. Потом он вдруг различил голос Брумеруса. Тот говорил тихо и ровно, словно бы ведя светскую беседу, любезным и приятным тоном. Фразы разделялись спокойными паузами, не слишком долгими, а как раз такими, чтобы рассказчик успел подготовить эффект следующей фразы невинного анекдота, которым он развлекает общество. Затем что-то сказала Маргит, это прозвучало как ответ. Всего несколько слов. Но их, видимо, Брумерусу было достаточно, он заговорил снова, и голос его, приглушенный закрытыми окнами, звучал усыпляюще монотонно.
Однако Метцендорфер не чувствовал сонливости, напротив — сердце его учащенно стучало. Он никак не мог угадать, что происходит в доме. Он знал Маргит Маран, ему казалось совершенно немыслимым, чтобы она болтала здесь с Брумерусом после таких ужасных событий; однако он опомнился: ведь несколько лет она была любовницей этого человека, так почему ей опять не покориться ему? Такой оборот дела показался адвокату даже вполне естественным. Но что ему сказать своему другу при следующем свидании? С другой стороны, как бы ни вела себя эта женщина, что заставило Брумеруса, человека образованного, явно избегавшего всякой огласки своих частных дел и всяких скандалов, — что могло заставить его совершить такую бестактность? Кто стал бы его всерьез осуждать за то, что он добился успеха у Маргит Маран и годами поддерживал эту связь? Он, адвокат, знал, как устроен сей мир.
Вдруг голос Брумеруса умолк. Маргит Маран не отвечала.
Метцендорфер прислушался: все было возможно, Брумерус мог даже через секунду-другую выйти из дому. Он оттолкнулся пальцами от влажной стены, в нерешительности подождал, огляделся.
На темнеющем небе стояла бледная, тусклая луна. Адвокат отошел на цыпочках к углу дома. Он увидел поблизости куст с остатками вялых осенних листьев. Он притаился за ним. Если Брумерус выйдет, он пойдет налево к машине и не увидит его, Метцендорфера. В тот же миг адвокат вспомнил, что на шоссе стоит его собственная машина, устаревший «мерседес», который ни с какой другой машиной не спутаешь и который выдаст его. Не было смысла прятаться за кустом. Но не было и смысла спешить к машине: как ни слабо светила луна, бегущего по газону сразу увидели бы.
Он принял другое решение и, выпрямившись, вернулся на дорожку. Шагая как можно громче, он подошел к двери. Он старался не глядеть на освещенные окна, старался даже тогда, когда нажал кнопку звонка.
Почти в тот же миг дверь отворилась.
Передняя была освещена. Брумерус в пальто стоял перед зеркалом. А на Метцендорфера испуганно глядела Маргит Маран, ему показалось, что она побледнела.
Он слышал, как она сказала:
— Вот так сюрприз! Нет, вас я сейчас никак не ждала! — Она была смущена. — Проходите же, господин Метцендорфер!