Современный детектив. Большая антология. Книга 1
Шрифт:
Девять чертовых лет, с тех пор как он завершил бесплодные поиски ее, побывав повсюду, вплоть до мрачных вод порта Дуалы.
Она исчезла без всякого предупреждения. Внезапно и неожиданно. Просто испарилась. Никаких прощальных слов, никакой благодарности за все, что было, никаких проклятий в адрес жалкого существования, доконавшего ее. Просто исчезла, оставив его агонизировать в течение двух месяцев бессонных ночей и тошноты, когда он пытался понять, в чем дело. Он вспоминал, как сходил с ума от осознания тщетности своих усилий, как наконец встретил одного бывалого матроса, рассказавшего
Он стоял, провожая полным отчаяния взглядом сухогруз «Санто-Доминго», постепенно сливающийся с горизонтом. Было ясно, что на этом дальнейшие поиски можно завершать. И там, в испанской Валенсии, исчезли последние надежды ее разыскать.
Он ходил по причалам, убеждая себя в том, что ему уже на все наплевать и он чудесно без нее обходился и раньше, до того как она появилась в его жизни.
И это было одновременно и правдой, и ложью.
Как и четыре поколения его предков, он был камерунцем: белым африканцем, не имевшим ни другого паспорта, ни другой национальности, как и страны, куда он мог бы вернуться, если жизнь здесь окончательно превратится в ад. В этих широтах был его дом, его родина, причем с тринадцати лет он лелеял только одну мечту — уехать отсюда. Но надо было заработать денег, чтобы начать приличную жизнь за пределами Африки — не важно, где именно: главное, чтобы там тяжелый труд справедливо вознаграждался и не зависел от капризов и прихотей правящей верхушки или своеобразия клановых раскладов во властных структурах, позиционирующих свой режим как нечто вполне демократическое.
Его дед с бабкой по отцовской линии прибыли сюда со своими родителями из Франции перед Первой мировой войной и сумели поднять хозяйство, в мгновение ока превратившееся в ничто, когда к власти пришло национальное правительство. Все рухнуло! Ничего не осталось! Тяжелый труд целых поколений был уничтожен буквально в одночасье только потому, что его предки выбрал и для жизни не тот континент. Им следовало пустить корни в Новом Свете, где первопроходцам удалось сохранить то, за что они заплатили своим потом и кровью.
Семье его матери, приехавшей в Экваториальную Гвинею в конце девятнадцатого века, повезло не больше. Она обосновалась на острове Биоко, где владела плантациями какао, но через шесть месяцев после получения независимости начались кровопролития. Главными мишенями стали все образованные люди и иностранцы независимо от цвета кожи. Семья его матери бежала в Дуалу, где попыталась начать все заново. Они с горечью видели, как их родина — некогда один из самых процветающих уголков Африки — превращается в место массовых казней.
К тридцати годам Бейярда вполне можно было считать преуспевающим. Однако зарабатывать по-настоящему большие деньги он стал, только когда нашел Ванессу Монро. Это не было случайностью. Слухи о необычной девочке уже давно ходили среди общины экспатриантов, и он через братьев Папандопулос договорился о встрече с ней в их пляжном домике в Криби.
Сославшись на неотложное дело, парень Ванессы — Андреас Папандопулос — оставил их вдвоем в тишине сада. Высокая
Он подошел поближе и произнес:
— Я слышал, что ты болтаешь на фанге.
Она утвердительно кивнула.
— И еще на нескольких местных языках.
— Мне нужен переводчик на вечер, — пояснил он. — Если ты справишься, то заработаешь пятьсот франков.
— Пятьсот франков — это большие деньги, если нужен просто человек, изъясняющийся на фанге, — ответила она не поворачиваясь. — За десять тысяч африканских франков ты можешь нанять официанта из «Ла Бализ».
Он улыбнулся.
— Верно, но ты не похожа на человека, говорящего на этом языке. И самое главное — мне нужен тот, кому можно доверять.
Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза — казалось, она хочет прочитать его мысли.
— А ты можешь мне доверять?
— Я не знаю, — признался он. — Как ты сама-то думаешь?
На уголках ее губ обозначилась улыбка.
— Чтобы выяснить это, тебе придется заплатить мне пятьсот франков.
Встреча состоялась в дворике здания на окраине города, в разгар сезона использовавшегося как гостиница. Тишину нарушали звуки бесед, смеха и ритмичной африканской музыки, доносившейся из динамиков радиоприемника. В воздухе стоял запах жареного мяса и дыма костров, используемых для приготовления пиши.
Поручение Бейярда сводилось только к одному — сидеть и внимательно слушать, что говорилось вокруг. Когда они проходили по вестибюлю, направляясь к дворику, она отозвала его в сторону и предупредила о том, что если он заключит сделку, то его застрелят.
Встреча проходила на повышенных тонах и изобиловала угрозами. Общались они, вскоре перейдя на крик, на плохом французском и покинули гостиницу, так и не заключив сделки. Однако уже на парковке он предложил ей постоянную работу.
В ответ она пристально на него посмотрела, а потом отвернулась к окну. Глядя на улицу, она помолчала и наконец объявила:
— Я знаю, кто ты, чем занимаешься и что означает на тебя работать.
— Не торопись, подумай. А завтра мы вернемся к этому вопросу.
На следующее утро он пригласил Андреаса на завтрак и, порасспросив о Ванессе, удивился, узнав, что их связь выходила далеко за пределы юношеского увлечения, хотя именно так ее воспринимали родители Папандопулоса.
— Она твоего возраста? — спросил Бейярд.
Андреас смущенно поднял глаза:
— Моложе.
— Сколько ей? Шестнадцать? Семнадцать?
— Четырнадцать.
Бейярд присвистнул.
— А ее родители? Они знают?
— Знают. Она от них не скрывает. Иногда мне кажется, что она меня использует, чтобы досадить им. А мне что? Я не против. — Он застенчиво улыбнулся. — Она пригласила меня к себе домой на Рождество, чтобы познакомить с ними, и, клянусь, устроила ночью самый шумный и дикий секс в моей жизни. И все это в шести дюймах от родителей, как бы дремавших за стенкой. В общем, они точно знают.
— И им все равно?