Современный египетский рассказ
Шрифт:
Ее руки — они здесь — без устали крутят веретено, сучат бесконечную нить, а мысли — там, вместе с милым сыном, в далекой, чужой стране.
Бахит аль-Бушшара разговаривает сам с собой:
В лампе почти не осталось масла. Ночь надвигается, длинная, темная. Эх, болезни да годы — нет сна и недержание мочи. Бестолковая Хазина пугается и ждет несчастья, случайно наступив на брошенную корку хлеба или увидев перевернутый подошвой кверху башмак, подхваченную порывом ветра чесночную шелуху. Хазина глупая, она женщина. Мужчина должен терпеть. Она думает о сыне, а сын далеко. В разлуке сердце каменеет. А я уж не выйду из дому. Если бы уснуть и спать долго-долго, без сновидений и кошмаров. Когда я, мусульманин, предстану перед милосердным Аллахом, я избавлюсь от
Мустафа — младший, но он господин Фахимы, которая старше его на два с половиной года. Он бьет ее, а она его любит. Мать говорит: так и надо, и отец согласен. Мустафа — защитник Фахимы, он оберегает ее от греха. Мустафа — мужчина, а Фахима — девушка. Девушка носит длинное белое платье. Она должна придерживать длинный белый подол и ходить осторожно по грязной дороге.
Смятение девичьей души и ночь-советчица:
Она — дочь того же отца и той же матери. Он — ее родной брат, и он далеко. Она любит его, и он, конечно же, отвечает ей любовью. Поначалу, когда он бил ее, она плакала. Потом стала получать удовольствие от побоев и нарочно делала что-нибудь не так, чтобы он ударил ее. Притворно плакала и ругала его, а он распалялся и бил изо всей силы.
По ночам Мустафа залезал на пальмы Джаббаны ан-Нуссара под самым носом у задремавшего сторожа Ахмеда аль-Махрука. Он воровал финики и продавал их Мансуру ас-Садеку, вечно бодрствующему владельцу лавки. В лавке он покупал табак и курил. Ни отец, ни мать до сих пор не знают, что сын их уже вырос и курит. Фахима не выдала его, потому что любит его и знает, что он боится родителей. Стирая белье Мустафы, Фахима тайком вдыхала запах его пота. Хоть он и далеко сейчас, но он сын ее отца и ее матери, он мужчина, которого она боится и любит.
Третий месяц третьего года:
Цыганка гадала. Плясали кольца в ее носу и в ушах. Она вынула из-за пазухи матерчатый мешок, достала из него песок и камни. Хазина протянула руку с двумя яйцами. Цыганка сказала: «Три яйца». Сверкнул в улыбке серебряный зуб. Гадалка метнула внимательный взгляд на Хазину и пробормотала: «Красивая девушка. Как полная луна, как надутый парус лодки на Ниле». Глядя на серебряный зуб, на пляшущие кольца, думала Хазина: «Не дам ей украсть дочку. Эта бродяжка ворует детей и кур. Но зато она знает язык камней… Три яйца, целых три!»
Что сказали камни и что сказала цыганка:
Железный черный поезд оставляет за собой дым, мчится мимо людей, полей, песков, домов. Вода несет корабль. Ветер его. подгоняет. По берегам черные горы, желтые пески. В той стране — короли. Солнце бежит по воде, солнце катится по небу. Месяц на воде, и месяц в небе. Через восемь солнц сын твой благополучно сошел на берег. Благодари Аллаха, тетка.
Известие:
Фахима вернулась с реки. Правой ногой толкнула покосившуюся дверь, крикнула: «Мама, мама!» Хазина еле сдержала гнев, услышав, как стукнулась деревянная дверь о глиняную стенку, как упал и разбился кувшин и потекла вода. «Сумасшедшая!» — сказала она. «Что случилось? — крикнул Бахит аль-Бушшара. — Конец света?» — «Пришло письмо от Абд аль-Хукма его родным». — «Чего же кричать, как на базаре? — сказал Бахит. — Кто такой Абд аль-Хукм?» — «Это сын Садыки Али», — ответила Хазина. Удивился Бахит женской глупости: «Что нам за дело до Абд аль-Хукма, сына Садыки Али?!» — «Он уехал вместе с Мустафой, — объяснила Хазина. — Абд аль-Хукмна чужбине вместе с нашим сыном». — «Так вы говорите об Абд аль-Хукме, сыне Таха Мухаммеда, — рассердился Бахит, — сыне его от Садыки Али! — и спросил: — А Мустафа?» Взглянула Хазина на разбитый кувшин, и сердце ее сжалось: плохая примета. Уже накидывая покрывало, чтобы выйти из дому, ответила: «Сейчас узнаю… У родных Абд аль-Хукма узнаю».
Добрая весть:
В письме Абд аль-Хукма родным был привет от Мустафы его родным. Успокоилось немного измученное сердце Хазины. Она разговорилась с Садыкой Али, выпила две чашки чаю, поела вкусных фиников; время пробежало незаметно.
Слава Аллаху и благодарение ему:
За пачку душистого табака отдала Хазина хозяину лавки пяток яиц. Табак отнесла Юсуфу Селиму, служителю шейха Мусы, святого человека, молитва которого всегда угодна Аллаху. Хазина умоляла Юсуфа попросить шейха помолиться за ее сына Мустафу, который сейчас далеко, в чужой стране.
Спор:
Бахит сказал: «Юсуф возьмет табак себе». Она стояла у него перед глазами, эта большая пачка табаку с нарисованной на ней звездой. Хазина подумала, что Бахиту хочется курить, и сказала: «Юсуф Селим — хороший человек. За это его и выбрал шейх Муса, из всех жителей деревни выбрал». Бахит подумал: «Хазина хочет позлить меня. Теперь я в ее власти, и она может досаждать мне. Когда я был здоров, я мог заткнуть ей рот. Придет ночь, и я, мужчина, глава дома, буду плакать. А если кто-нибудь проснется и спросит, скажу: „Плачу от боли”». Фахима промолвила: «Шейх — святой человек». И вспомнила: говорят, когда шейху было столько лет, сколько мне сейчас, он снял свою одежду, бросил ее в воду, и одежда поплыла. Шейх сел на нее и переплыл реку с востока на запад и обратно, с запада на восток. Вышел и оделся, а одежда совсем не намокла.
Бахит наедине с собой:
На пороге долгой черной ночи, при свете лампы, в которой почти кончилось масло, в когтях у боли, что гложет его худое тело, Бахит аль-Бушшара снова начинает разговор с самим собой — он боится зла, таящегося в неизвестности.
Юсуф Селим — человек надежный. Он держал мясную лавку и получал неплохие деньги. Лавка помещалась в одном доме, в одной комнате, выходящей на улицу. А когда шейх избрал эту комнату своей кельей, чтобы в ней молиться Единому и Единственному, Юсуф оставил все и сделался доверенным шейха — собирал пожертвования. Шейх Муса — тоже благословенный человек. Днем он запирает свою комнату и переносится в священную Мекку, вечером же возвращается, отпирает комнату и принимает своих последователей и мюридов [49] . Если бы не болезнь, Бахит обязательно посетил бы шейха, сидел бы в кругу мюридов, курил подслащенный табак, вдыхал душистый дым невидимой курильницы, участвовал бы в поминании Аллаха и ел бы мясо, которое укрепляет кости и делает их прочными.
49
Мюрид — послушник у мусульман.
Наконец пришло письмо от Мустафы. Через три года и полгода пришло письмо от Мустафы на адрес благородного шейха. Мустафа извещал своего родителя Бахита аль-Бушшара о том, что он поссорился с начальником Абд аз-Захиром. Мустафа просил отца не придавать значения этой ссоре и не осуждать его, Мустафу, потому что он — мужчина и знает свои права. Мустафа писал отцу: гони от себя черные мысли. Мир Аллаха широк. Своим рукам я найду работу и заработаю столько, что хватит и мне и вам на черный день. Да продлит Аллах твои дни, отец, и да пошлет тебе здоровья и сил. Привет моей дорогой матери Хазине и любимой сестре Фахиме, которой желаю безбедной жизни в доме достойного человека — он придет и постучит в дверь, ты откроешь ему, и радость войдет в твою жизнь.
Конец:
Благородный шейх помолчал, потом дочитал последнюю строку: «С приветом от Мухаммеда Ахмеда, писавшего это письмо». Шейх сложил листок и вручил его Хазине, которая поцеловала бумагу и спрятала на своей груди. Про себя Хазина подумала: «Он уехал ради денег. Уж лучше бы вернулся. Наше достояние — куры, они несут яйца, которые я продаю. На это мы и живем. Мы всегда жили в бедности, не знали достатка. Но зачем же причинять матери боль, уезжая так далеко!» Фахима подумала: «Когда я выйду замуж, я покину этот дом. Хорошо, если бы муж был похож на моего брата». А Бахит аль-Бушшара сказал себе: «Я умру, так и не увидев его».