Современный французский детективный роман
Шрифт:
Учитель перевел дыхание и продолжал:
— У меня, мосье, та же страсть, и я тоже пишу монографию о монастыре Сен-Пьер. Мое исследование будет вполне законченным, и каждый специалист по этим вопросам будет нуждаться в нем. Только вот…
Рессек вздохнул.
— Только вот… У нас было одно расхождение. Да, именно расхождение. Гюстав Мюэ утверждал, будто капители монастыря созданы не раньше тысяча двухсотого года. Я же убежден в другом. Не думайте, что я хочу вам прочитать лекцию по истории архитектуры. У меня есть много разных доказательств, я ссылаюсь на проверенные источники. И все же я не сумел переубедить Гюстава Мюэ.
Они дошли до портала монастыря. В темноте туманно вырисовывались контуры каменных барельефов.
Учитель несколько минут смотрел в темную пасть портала, потом, вытянув вперед руку, восторженно сказал:
— До чего же это прекрасно! Ах, да, на чем же я остановился? Так вот, да будет вам известно, что аббатство было воздвигнуто Дагобером. Луи ле Дебоннер щедро одарил аббатство, и в тысяча сорок седьмом году оно было причислено к ордену Клюни. Так вот, я дошел до темы нашего разговора. В древних архивах города упоминается о мемуарах Жана де Монтека. В этих мемуарах он описывает красоты монастырской церкви… Жан де Монтек жил между тысяча сто восемнадцатым и тысяча двести шестидесятым годами. Это установлено и, кстати, легко проверить. Его рукопись, которая называется «Скульптурный убор Сен-Пьера», должна дать возможность окончательно определить возраст монастырских капителей. Так вот, мосье, букинист утверждал, что у него есть эта рукопись. Да, мосье, он мне это повторял раз сто, но ни разу не согласился ознакомить меня с нею. Он хотел ее опубликовать, собираясь таким образом опровергнуть мои выводы. Вам может показаться, что все это пустяки, но это очень важный вопрос. Годы упорной работы, годы кропотливого исследования могут в несколько минут пойти насмарку. Почему он не захотел поделиться со мной своей находкой? Им руководила ревность, теперь уже утратившая смысл.
— Значит, вы разыскиваете эту рукопись? — медленно проговорил репортер.
— Да, мосье. И я ее не нашел. Что он с нею сделал? Существовала ли она вообще? А может быть, ее похитил вор? Вот о чем я думаю со страхом. Речь идет о Науке и Искусстве. Вы понимаете, что ради Науки и Искусства можно подделать ключ…
— Понимаю, — ответил Жозэ. — Подделка ключа еще куда ни шло…
Рессек стоял рядом с ним. Его мертвенно-бледное лицо приблизилось к лицу репортера, длинная нелепая фигура, напоминавшая цаплю, наклонилась вперед. Он то поднимал руки, то опускал их. Они дрожали. Учитель действительно был очень взволнован.
— Поступайте так, как вам подскажет ваша совесть. Вы можете написать в газете, можете сообщить полиции. Я повторю то, что сказал вам. Я мосье, честный человек, я ученый. И я забочусь о Науке… Да, да, о Науке. Ничего нет важнее Науки! Я должен все знать, я должен разыскать эту рукопись, если она существует…
С этими словами, произнесенными выспренним тоном, учитель поклонился репортеру и вошел в коридор гостиницы «Розовая гроздь».
Жозэ остался в темноте. Но стоял, опустив голову и засунув руки в карманы своего плаща. Он глубоко задумался над необычайной исповедью, которую только что услышал.
Искренен ли был Рессек? Судя по всему, да.
Он просто-напросто историк, с головой ушедший в старые книги, обуреваемый страстью маньяк. С его точки зрения, нет ничего ценнее вот этого древнего монастыря, этих высеченных из гранита и мрамора святых, с улыбками, застывшими на их лицах семьсот или восемьсот лет назад. Да, для него главное — найти рукопись Жана де Монтека. Ради этого он готов пожертвовать своим спокойствием, своим благосостоянием и даже жизнью. Для того чтобы обыскать запыленные полки букиниста, почтенный преподаватель коллежа превратился во взломщика.
Вдруг Жозэ осенила мысль. Он схватился за голову.
Перед его глазами встало бледное лицо учителя с горящими глазами. Вся жизнь Рессека была в этой исчезнувшей рукописи, в монастыре, в изучении его тайн…
А почему бы не провести параллель… Можно подумать о…
Ну конечно!
Это и есть та направляющая линия, которая приведет к объяснению кровавой драмы.
В напряженном уме репортера одна за другой пронеслись картины, и среди них вот эта: глухонемой Фризу расстелил в коридоре на полу зеленую накидку и разложил на ней золотые монеты. Почему монеты были разложены на накидке? Именно в доказательство…
Жозэ подумал о своем утреннем разговоре с д'Аржаном. Он просил д'Аржана сообщить ему некоторые подробности о романе «Молчание Гарпократа». В этой книге, уверял д'Аржан — и он привел ему даже несколько цитат, — образ букиниста дан несколько поверхностно. Он описан как безмятежный философ, которого не смущает его нищета, и он спокойно живет себе в тиши своей уединенной лавки. И это вроде бы соответствовало действительности.
Нет, пожалуй, не совсем… Какие-то детали автор мог упустить… А всегда надо опасаться деталей.
10. История заканчивается свадьбой
Милый друг, до обрученья
Дверь не отворяй.
Д'Аржан поднял голову и улыбнулся.
— Ах, это вы, Робен. Я вас не ждал так скоро. Хорошо съездили?
— Да, да, конечно… Здравствуйте, — ответил Жозэ, садясь в кресло. — Я рад, что вернулся.
— Что-нибудь удалось узнать?
— Ничего интересного. Но такие маленькие городки обманчивы. Думаешь, что они погружены в сон, а они полны странных историй. Мне кажется, если бы я задержался в Муассаке, я был откопал десять или пятнадцать новых нитей, и притом одинаково заслуживающих внимания.
Жозэ бросил на д'Аржана дружески-иронический взгляд и спросил:
— А вы, д'Аржан, напали на какой-нибудь след? Вам помогли господа писатели, поэты и литературные критики?
Д'Аржан пригладил свои скромные усики, украшавшие его худощавое лицо.
— Да нет, мне нечего вам сообщить… Все теряются в догадках — так, кажется, говорят в подобных случаях? Ропщут на журналистов, что они подняли шум вокруг этого дела, и хотят только одного — чтобы эта таинственная история или наконец раскрылась, или же заглохла.
— Да, пересуды по этому поводу не устраивают жюри, я понимаю… — задумчиво произнес Жозэ.
Сделав паузу, он добавил деловым тоном:
— Кстати, д'Аржан, мне прислали рукопись. Я вам ее возвращаю. Можете ее передать Морелли с нашей благодарностью.
— Любопытно, какое у вас создалось мнение?
Жозэ покачал головой.
— Вы скажете, что я нахал, но, по-моему, роман перехвалили. Я, правда, не особенно в него вчитывался, у меня не было времени, но, мне кажется, он не заслуживает такого шума. Меня просто поражает, как ему могли дать Гонкуровскую премию! Вы согласны со мной?