Современный французский детективный роман

Сименон Жорж

— Вы говорите каким-то эзоповским языком.

— Сейчас все объясню. У Фризу было четырнадцать монет. Как они к нему попали?

— Вы забыли о накидке, о зеленой накидке Симони.

— Правильно. У него были золотые монеты и накидка, похожая на накидки Симони, хотя и не такая потертая. Ведь накидки Симони не новые. Так. Фризу получил накидку и монеты не от убийцы. Во-первых потому, что убийца очень осторожный господин. Он действовал в одиночку и сделал все, чтобы не навлечь на себя подозрения.

— Одним словом, идеально продуманное преступление!

— Вот именно. В сообщники лучше никого не брать, даже глухонемого. Просто и золотые монеты и накидку Фризу нашел. А накидка и монеты во всей этой истории играют первостепенную роль. Они входили в атрибуты инсценировки. Вот как я все себе представляю: убийца разработал план и точно ему следовал. Для того чтобы наглядно показать прямую связь между романом, получившим Гонкуровскую премию, и убийством в Муассаке, убийца «одевает» свое преступление. Я говорю именно «одевает». Даю голову на отсечение, что преступник сперва накрыл труп накидкой образца Симони, а потом скрылся. Понятно?

— Понятно. Это означало: вот труп, получивший Гонкуровскую премию, и пусть все это знают.

— Ну да, ведь зеленая накидка Симони известна во всех литературных кругах Парижа, да и не только Парижа. Ее обыгрывают хроникеры и журналисты. Значит, прикрывая труп зеленой накидкой, убийца как бы оставил свою подпись, вернее, подчеркнул тот факт, что преступление в Муассаке имеет непосредственное отношение к роману «Молчание Гарпократа».

— Ну, а Фризу?

— Фризу забрался в дом букиниста после ухода убийцы и увидел зеленую накидку и деньги. Фризу живет недалеко от улицы Кабретт, ютится в какой-то халупе на холме, ходит в соседние дома пилить дрова и бродит всюду, где ему вздумается. Не забудьте, что преступление было обнаружено довольно поздно, днем. Думаю, что Фризу успел побывать в доме покойника и украл накидку и деньги.

— Но откуда взялись эти монеты?

— Не торопитесь. Монеты принадлежали букинисту. Это бесспорно. Даже известно, кто их продал ему. У старика Мюэ была жалкая рента, торговля приносила ему гроши, но он отказывал себе во всем, чтобы накопить денег. Он топил хворостом, который сам собирал. У него перегорели почти все лампочки, но он их и не заменял и освещался огарками. Я все это понял, когда осматривал его дом.

— Значит, люди правы. Он был скрягой и копил деньги.

— Не совсем так. Букинисту нужны были деньги. Он хотел издать книгу, книгу об истории монастыря Сен-Пьер. Ведь это, как вы знаете, гордость Муассака. Старик не доверял нынешним деньгам. Ему нужно было золото. Он считал, что, имея золото, он сможет продолжить свои исследования и в дальнейшем издать свой труд.

— И Фризу нашел эти деньги?

Жозэ затянулся сигаретой и улыбнулся.

— Убийца их обнаружил до него. Вот, представьте себе все, что произошло: раздались три револьверных выстрела. Букинист рухнул на пол. Убийца совершил то, ради чего он пришел. Он один на один с трупом. В уединенной хибарке больше никого нет. Что же он делает? Он поворачивается спиной к трупу и уходит? Нет. Потому что этот убийца, насколько я понял, весьма любознателен. Он ходит по квартире, осматривает шкафы, кровать. Короче говоря, он находит припрятанные пятнадцать монет. Это, конечно, не состояние. Убийца задумывается. Он пришел сюда не с намерением грабить. Он пришел, чтобы убить старика Мюэ, так как в романе написано, что он его убивает. И вот этот честный убийца оказывается в шкуре грабителя. Труп и исчезновение пятнадцати золотых монет. Самое, что ни на есть, банальное дело. Убийца это понимает. Как же ему поступить? Забрать деньги? Конечно, добыча упала с неба. Но нет, он пришел не с целью грабежа, он пришел, чтобы оставить свою подпись, чтобы прикрыть труп накидкой Симони, вернее похожей на нее накидкой. Он хочет, чтобы об этом узнали, хочет, чтобы никто не заблуждался на его счет. Он не вор и не простой убийца. Что же делать? Унести монеты? Никто не узнает, что исчезли деньги. Но, поразмыслив, убийца рассудил, что вдруг кто-нибудь знает о существовании монет, и тогда об этом заговорят, скажут, что преступник — грабитель. А убийца не хотел этого. И он высыпает монеты на зеленую накидку, разбрасывает их по сукну, точно звезды в небе, пусть, мол, их все сразу увидят и убедятся, что это не обычное преступление. Вы меня поняли?

— Конечно! Все это очень хитроумно. Но недостает одного.

— Чего же?

— Имени убийцы.

Жозэ скорчил смешную гримасу.

— Да, у меня еще нет полной уверенности в моей догадке, и я пока ничего не скажу. У меня есть принцип, которого, как вам известно, я всегда придерживаюсь: прежде нужно твердо убедиться самому.

11. Он вышел из тумана

Наконец-то раскрылась эта ужасающая тайна.

Вольтер, Заира.

Под вечер Жозэ Робен позвонил в несколько мест по телефону и заявил, что он измучен жизнью, которую ведет последние дни, что все эти неразрешимые загадки довели его до мигрени и ему необходимо рассеяться.

В «Рексе» как раз показывают замечательный детективчик. Вот на него он и пойдет. Там по крайней мере не надо будет ни о чем думать. Он усядется в кресло и будет ждать слова «конец», а в это время кто-то другой пусть занимается расследованиями.

Робен говорил с большой искренностью. Часов в семь вечера его видели в баре «Пари-Нувель» в обществе нескольких сотрудников из других отделов; он пил аперитив. Казалось, он был очень далек и от таинственного убийства в Муассаке и от «Молчания Гарпократа». Он дал в завтрашний утренний номер небольшой материал на две колонки на вторую полосу.

— Большего это дело не заслуживает, — заявил он Рози Соваж. — Я думал, что вот-вот нападу на след, но все стоит на одном месте. Посмотрим, что нам принесет завтрашний день.

— Жаль, — проговорила Рози Соваж, устремив на репортера дружески-насмешливый взгляд своих красивых карих глаз. — Завтра «Глобус» обгонит нас на несколько очков. Они дают статью Воллара «Убийца недостоин Гонкуровской премии».

— Знаю, — ответил Жозэ. — Воллар рассердился, что премия досталась другому. Он просто мстит.

— Надо было нам опередить их.

— Где уж там, — ответил репортер. — Вы ведь сами великолепно знаете, дорогая моя, Бари и д'Аржан убеждены, что это шедевр.

Прежде чем уйти из редакции, Жозэ положил в ящик своего стола несколько листков, исписанных мелким почерком. Когда он отправился ужинать, в зубах у него была зажата сигарета, руки засунуты в карманы и всем своим видом он как бы говорил: я закончил работу и собираюсь спокойно провести вечер.

К концу дня Бари, главный редактор «Пари-Нувель», позвонил члену Гонкуровской академии Морелли, специалисту по исторической литературе. Отец Бари дружил с родителями Морелли. Хорошие отношения между обеими семьями сохранились и поныне. Нельзя сказать, чтобы они были особенно близкие, но время от времени Бари навещал Морелли или передавал ему приветы через общих знакомых.

— Ах, это вы, Бари! — воскликнул Морелли. — Добрый вечер. Как я поживаю? Спасибо, все хорошо.

— Я уже звонил вам сегодня, но не застал…

— Правильно, меня не было дома.

— Я хотел узнать ваше мнение по поводу некоторых слухов. Простите меня за профессиональную нескромность, но говорят, что жюри собирается объявить недействительным первое голосование и одним росчерком пера лишить этого таинственного Дубуа лавров, которыми его увенчали. Как следует расценивать эти слухи?