Современный политик: охота на власть
Шрифт:
Государство и власть: исторический экскурс
ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ поставить проблему современного государства, необходимо сначала обсудить реализующиеся сегодня типы власти и конструкции власти. Но для этого нам надо вспомнить, как именно возникло новоевропейское государство и какова история принципов или технологий власти.
Постановка задачи по исторической реконструкции предполагает, что персоналии власти не должны входить в зону нашего внимания. Власть — это не лично В.В. Путин и даже не пост президента, не президентское или парламентское государство, не правитель или властитель, а та своеобразная материя, которая имеется в виду, когда говорят: «власть порядка», «власть языка», «власть денег «или «делегировать
Обычно, конечно, мы думаем, что власть — это президент, губернатор, начальник на службе или сотрудник ГАИ. Но это происходит оттого, что перед глазами у нас все время есть ее представитель — он «заслоняет собой» власть, и мы с трудом можем представить себе власть как эту особую материю.
Там, где эта материя власти сосредоточивается, сгущается, — там возникает та или иная инстанция власти. Власть исходит именно от инстанции, а властитель ее только персонифицирует. А значит, вопрос стоит так: какие инстанции власти работают сейчас в России и мире, каковы мировые тенденции в этом вопросе, какие властные конструкции сегодня строятся? Эти вопросы вовсе не совпадают с вопросами о формах организации государства и о том, кем власть представлена.
Конструкции власти меняются по ходу человеческой истории, а инстанции власти постоянно умножаются. Даже в глубокой древности власть вождя и власть шамана, как это выяснили антропологи, никогда не сливались, являя собой две различные инстанции власти.
Китайская традиция требует взаимно-напряженного сосуществования власти советника (мудреца) и власти правителя.
Изменяются и способы «захвата» властью подданных (это подробно обсуждается, например, в работах Мишеля Фуко): от торжественно-устрашающих публичных казней, от редких праздников власти над людьми власть переходит к дотошным, дисциплинарным, надзорно-полицейским формам (при этом формы государственного правления и законность никак не меняются!). Дисциплинарная власть начинается с младенчества и продолжается в школе, в армии, на заводе. Прямое насилие сменяется демонстрацией возможности насилия — и одновременно дисциплина проникает в школы, фабрики и больницы. Формируются люди, которым было бы крайне трудно поступить иначе, чем предписывает власть.
Повсеместность дисциплинарной власти обеспечивается символами — так, один урядник у Салтыкова-Щедрина говаривал, что ежели он пошлет вместо себя к бунтующим крестьянам свою фуражку, то и тогда бунт немедля прекратится.
Самой главной символической властной конструкцией стали, конечно, не фуражки с гербами, а деньги. Деньги или богатство создают возможности — при согласии других людей признавать это факт. Именно этот класс возможностей позволил построить новую инстанцию власти — власть капитала.
Столкновение традиционной коронной власти — короля и аристократии — с новой властью денег прошло через множество кровавых эпизодов. В результате в конце XVIII века эта композиция двух соперничающих инстанций нашла свое выражение в конструкции буржуазного государства с классическим, по Монтескье, разделением властей на исполнительную, законодательную и судебную.
Эта композиция властей опиралась на новую концепцию организации подвластного населения: теперь власть управляла не подданными, а гражданами, причем составляющими определенную нацию. В соответствии с политико-философскими проектами Канта и Гегеля, население государств оформлялось в нации — в этой общности должны были получить свое полное выражение культурно-этнические параметры, дух народа, организационная структура государства и власти, территория, богатство, хозяйство и социальные группы. По всей Европе — особенно после Версальского мира, провозгласившего принцип самоопределения, — началось строительство унитарных мононациональных государств: именно государство, в согласии с Гегелем, есть предельная инстанция власти.
Власть и государство отождествились, почти слились в сознании, и эта конструкция буржуазного государства просуществовала два века. Сегодня даже трудно представить себе, как оно может быть по-другому.
Однако сейчас в том мире, который мы называем западным или глобализованным, разворачиваются более сложные принципы власти.
Помимо власти, основанной на символических формах, формируются другие инстанции. Уже добрых полвека твердят о власти СМИ. Пока это воспринимается как метафора — но только до той поры, когда станет окончательно ясно, что коммуникация является в современном обществе ведущим процессом. В западной литературе активно обсуждается информационный, или знаниевый, принцип власти. Он состоит не только и не столько в том, чтобы за счет имеющихся знаний принимать эффективные решения (вроде выигрыша на бирже или прогнозирования трендов развития), но главным образом в том, чтобы, управляя потоками информации и структурами смысла, ориентировать людей в поле возможных действий и оценок.
Функция ориентации, или навигации, становится сегодня весьма и весьма «властепорождающей». Это отлично видно на примере рекламы или экспертно-аналитических оценок, критики и формирования спроса. То, что не попадает в эти сферы, для людей просто не существует.
Итак, вот какая инстанция власти вырисовывается сегодня: ориентирующая, навигационная. Она указывает возможное и невозможное, важное и неважное, желательное и осуждаемое, модное и устаревшее, безупречное и допустимое. Она определяет, что именно человек видит и с чем он предметно действует. Запреты остаются для пограничных ситуаций, диапазон между которыми раздвинут очень и очень широко. Эта власть не устрашает, а демонстрирует будущее.
Условием осуществления такого типа власти являются более глубокие основания, нежели дисциплина. Некоторые исследователи называют этот тип власти «биовластью» — то есть властью над основаниями телесной организации и сознанием. Реально все люди должны стать одинаковыми — при всем внешнем и даже культурном разнообразии: они должны быть однотипно восприимчивыми к социальным сигналам, обладать идентичными социальными реакциями, быть равно компетентными в пользовании вещами цивилизации — компьютерами, автомобилями, связью, деньгами, карьерой, здоровьем и т. п. Если этого ничего не будет, их ориентация в человеческом мире станет невозможной.
За это и ведутся современные «консциентальные» (то есть направленные на сознание) войны: за возможность формировать нужные себе структуры сознания вместе с их «носителями», то есть соответствующими людьми, гражданами. Горячий пример такой невидимой, но чрезвычайно результативной войны — последние события в Украине [66] .
Соответственно этому микроуровню власти строится и макроуровень: господствующая форма организации — инфраструктурные сети, а в политической области — империи, распространяющие единый порядок на многие государства (примеры — перед глазами: ЕС и США). Этот порядок для соответствующего типа человека как бы незаметен, его вроде бы и не существует, он маскируется невиданным разнообразием вкусов, стилей, культур, образов жизни.
66
Подробнее см. в гл. 1 части 2 «Демократия в условиях “спецоперации”: как убить государство».
Впрочем, это все темы для отдельного обсуждения. Важно другое: основные функции власти — продолжение жизни той или иной общественной единицы, когда естественные механизмы воспроизводства могут быть нарушены. Количество способов или технологий обеспечения такого продолжения все время умножается.
Появляются совершенно новые конструкции и принципы власти, инстанции власти, которые раньше были просто немыслимы: власть рекламы, смысловых технологий, власть законодателей мод и стилей. Строятся новые композиции власти, институциализируются все новые функции власти: стратегическая, ориентационная, антропотехническая.