Современный румынский детектив
Шрифт:
Она в нерешительности. Первое смущение. А кто подсчитал — мои?
Ладно. Я заходила к одному приятелю, Михаю Кэлимэнеску из театрального. У него был междусобойчик, так, для узкого круга…
Она понижает голос, произнося последние слова, и на меня обрушивается лавина образов на грани галлюцинации: оргия, запретные удовольствия, гашиш и марихуана, стриптиз, гурии магометанского рая. Голова кружится, приходится сделать усилие, чтобы прийти в себя. Более чем вероятно, что это была заурядная студенческая пьянка — с бисквитами, водкой
и расхлябанным магнитофоном… Девушка невозмутимо продолжает:
— Но мне пришлось уйти сразу после полуночи. Концерт кончался, и надо было встретиться с мальчиками.
— Благодарю
Я остаюсь за столом, уткнув лицо в ладони. Троица, наверное, успевает разойтись по домам, когда я соображаю, что забыл попросить у Виорики Ибрахим ее бухарестский адрес.
Глава III
СУЩЕСТВО, СМУТНО НАПОМИНАЮЩЕЕ ЧЕЛОВЕКА
Никогда не мог понять природу магнетической силы, неудержимо притягивающей меня к вагону — ресторану. В моем купе первого класса прохлада и полумрак, удобное мягкое сиденье, напротив — пожилой интеллигентный мужчина, с которым, судя по его любезной мине, я мог бы вести приятную беседу до самого Бухареста, меня не мучают ни голод, ни жажда… Тем не менее всего через пять минут после отправления поезда я вскакиваю, точно мячик, и иду занимать очередь у дверей еще не открывшегося вагона — ресторана, претендуя на место в тесноте, сигаретном дыму и алкогольных парах. Сажусь за стол вместе с тремя подозрительными личностями и пью отвратительный кофе под ворчание официанта, не скрывающего своего нелестного мнения о субъектах, которые даром только место занимают… Жара и шум — как в аду, солнце немилосердно печет, поскольку занавески толком не закрываются, и первые четверть часа я теряю на то, чтобы понять, какого черта меня сюда так тянет и почему я не вернусь в тишь и благодать своего купе.
На исходе пятнадцатой минуты бедлам словно бы стихает, привычную мне картину заволакивает дымка, шумы доходят как сквозь вату. Внезапно наступает сосредоточенность, голова становится ясной, мысли — четкими. Я вынимаю блокнот, по диагонали просматриваю несколько страниц и тут же понимаю, что он мне не нужен. Все отпечаталось в памяти совершенно точно, и я могу за полчаса составить, не прибегая ни к каким шпаргалкам, резюме предыдущих глав.
Итак, в воскресенье 30 августа веселая столичная компания прибывает в приморский поселок Вама — Веке на борту трех лайнеров: "фиата" доктора Паула Чернеску, "дачии" молодого художника Мирчи Рошу и" трабанта" актрисы Адрианы Василиу, бывшей Бребенел, сопровождаемой женихом — художником, а точнее, графиком, Даном Сократе. Они устраиваются у двух хозяек — Паул Чернеску в одиночку, остальные вместе — и начинают обычную отпускную программу. Вскоре к ним присоединяется еще одна особа, Виорика Ибрахим, студентка, которая приехала погостить на каникулы к деду.
На второй или на третий день с Даном Сократе происходит непонятное событие. В Мангалии, сидя на террасе кафе, он видит кого-то или что-то, вспоминает о ком-то или о чем-то, после чего впадает в необычное для него нервозное состояние. Позднее Паул Чернеску выскажет предположение о связи между этим происшествием и каким-то, тоже неизвестным, событием пятнадцатилетней давности, которое наложило отпечаток на всю последующую жизнь Дана Сократе.
На другое утро Дан Сократе замечает, что Мирча Рошу влюбился в Адриану. Хотя ясно, что она никак не поощряет внезапную страсть молодого человека, разражается бурный скандал, в результате чего Мирча Рошу вынужден съехать с квартиры. Вмешивается Паул Чернеску, пытается спустить дело на тормозах, и, кажется, ему это удается. Тем не менее всего через пять дней, 5 сентября, Дан Сократе решает расстаться с друзьями и вместе с Адрианой перебирается на другой конец взморья, на окраину Мамаи. Расстаются по — хорошему, даже намечают день совместного отъезда в Бухарест, что не помешает позже Адриане уйти от ответа на вопрос о подлинной причине их бегства с Вама — Веке.
Оставшаяся
Под Мамаей Дан Сократе с Адрианой живут уединенно, по видимости без всяких внешних контактов. (Об этих днях, впрочем, надо будет расспросить Адриану подробнее.) Затем 11 сентября вечером после разговора на повышенных тонах с Адрианой- возможно, опять о Мирче Рошу — художник выходит из дому под тем предлогом, что хочет выпить в ресторане" Пиратский". Пить дома у него не заведено, но когда-то он был незаурядным любителем спиртного, эксцессы случались с ним "же, так что это в конце концов правдоподобно. Однако до" Пиратского" Дан Сократе не доходит, а необъяснимым образом оказывается в зарослях на берегу, где его, притаясь, поджидает некто. Неизвестный отправляет его на тот свет не слишком элегантным образом, после чего дает себе труд инсценировать несчастный случай. (Кстати, сегодня утром молокосос из дактилоскопии меня уел. Когда я зашел к нему в комнату проститься, он победоносно протянул мне увеличенный снимок великолепного отпечатка пальца с весла спасательной лодки. Он проверил, отпечаток не спасателя, а тот клянется, что никто, кроме него, за весь сезон к лодке не прикасался.
Я взял снимок и вышел с довольно-таки кислой миной. Чего только не бывает на свете! Скоро перестанешь чему бы то ни было удивляться. Теперь придется взять отпечатки у Мирчи Рошу
и Паула Чернеску. Удовольствие небольшое.,) Через пять дней, после бури, труп выбросило на берег.
В тот вечер, когда было совершено преступление, Мирча Рошу и Паул Чернеску находятся вместе в Констанце, во Дворце спорта, где идет эстрадное ревю. Представление начинается в девять и кончается за полночь. (Как можно такое выдержать, да еще без антракта?) При входе, да и при выходе они встречают разных знакомых, готовых подтвердить — это я проверил сегодня утром — их несомненное там присутствие. Алиби железное. Те же часы Виорика Ибрахим проводит на вечеринке у актера Михая Кэлимэнеску. Его хозяйка и несколько гостей подтверждают это, и у меня нет причин им не верить.
Тут действовала не женская рука. Не будем забывать, что Дан Сократе был. двухметрового роста и соответствующего телосложения. Только мужчина, и только врасплох… Иначе мне пришлось бы серьезно задуматься и об Адриане, у которой, в сущности, нет никакого алиби: она ждала Дана Сократе дома, а ее хозяйка туга на ухо…
Следовательно, пока ни одного подозреваемого. Есть, правда, ниточка: прошлое Дана Сократе. Еще есть отпечаток пальца и след подошвы. И старый автобусный билет, покоящийся в моем бумажнике. Это уже кое-что.
Добираюсь до дому в лихорадочном состоянии. Принимаю душ, варю себе кофе — наконец-то настоящий кофе! — и, только допив чашку до дна, вдруг осознаю, что просвистел почти весь свой отпуск. Несколько минут сижу в задумчивости, меланхолично созерцая кофейную гущу. Представляю, каким балбесом я сейчас выгляжу. Но задерживаться на этих мыслях мне некогда. Уже восьмой час, на дворе темно — дни стали короткие, — так что надо торопиться. В моем ежедневнике на сегодня один визит: к родным Дана Сократе.
Семья художника: престарелая мать, старшая сестра и ее двадцатилетний сын — живет неподалеку от Грэдина Икоаней в покоробленном особнячке. Адриана перед отъездом кое-что мне о них порассказала. Дан их содержал, так что его смерть для них не только моральный удар. Надеюсь на то, что их успели оповестить и что с позавчерашнего дня они хоть как-то свыклись со страшной вестью. А если нет? Нажимая на кнопку звонка, чувствую щемящую боль в груди. Для меня подобные ситуации — нож в сердце.
Мне открьюают мгновенно, будто ждали за дверью. Женщина, стремительно приближающаяся к пятидесяти. Высокая, крепкая, черноволосая, с властным и недовольным лицом, не вызывающим симпатии. Она в трауре, и это меня в какой-то мере успокаивает.