Современный венгерский детектив
Шрифт:
Ночь. Половина четвертого. Келемен стоит посреди комнаты, все спят. Тепло, глубокая тишина. На столе ужин. Он осторожно приподнимает салфетку, которой Манци заботливо накрыла тарелку. Маленькие бутерброды с колбасой. Рядом открытая бутылка кефира, но крышка на горлышке, чтобы не попала пыль. Чайная ложка и сахар в стеклянном блюдечке.
Он спрашивает себя, не голоден ли. Не очень. Но он знает, что надо есть. С набухшими от усталости веками он берет со столика книгу. Все растянуто, как резина. Радость мести. Он уже знает, что пойдет на обман, не будет читать оставшиеся
Подперев сзади книгу бутылкой кефира и спереди блюдечком, левой рукой он берет бутерброд, а правой листает страницы.
Ого! Жертвой оказался не вице-губернатор, а сбривший в тот день свою бороду торговец коврами, единоутробный брат вице-губернатора, резидент британской шпионской службы в Алеппо, а убийцей — слуга, агент одной державы, который совершил убийство вместе с барменом Эдом, способным за деньги пойти на любое преступление.
Чудовищно! Теперь остается узнать, как удалось убийце выбраться из пляжной кабины, запертой на ключ. А никак. «Я уже давно подозревал,— говорит с горькой иронией Чик'Моэм,— что чудес на свете не бывает». Конечно, не бывает. Торговца коврами из Алеппо проткнули шпагой на пляже, около кабины. Потом слуга и Эд — особой силы тут не надо— раскачали кабину, приподняли ее и запихнули в нее труп. Вкопали кабину в землю и посыпали вокруг нее песком. Эге, ну и халтура. Разоблаченный слуга выхватывает револьвер, но бдительный Чик Моэм опережает его. На Эда тоже надевают наручники. Устало, улыбаясь, Глэдис подходит к Чику и кладет ему руку на плечо. Дальше можно не читать.
И все же он читает дальше. Последний бутерброд. Что с вице-губернатором, если жертвой оказался не он? Вице-губернатора, оказывается, еще на закате солнца похитили и увезли в неизвестном направлении. Чику Моэму некогда заниматься Глэдис. Но это уже другая история. «Историю с похищенным вице-губернатором» Келемен прочитал еще раньше.
Однако Бела так устал, что не притронулся к кефиру.
Он медленно расстегивает рубашку, идет к дивану, наливает из термдса чай с лимоном. Подносит к губам стакан и тут замечает на подушке записку…
«Опять шифровка! И много знаков неизвестных, новых… Так, но подпись из шести букв начинается с «А». Ну, это мог выкинуть только мой глупый сын Андриш. Я забыл стереть со стены в его комнате эту дурацкую тайнопись, и он решил поразвлечься. Нет, Андриш, со мной не выйдет».
Бела комкает записку, раздевается, ложится и гасит свет.
Скрестив на груди руки, он лежит в темноте, пытаясь заснуть.
«Обычное убийство. И не одно. Два. Никаких чудес. В этом Чик Моэм был прав. И надо было раскрыть эти преступления. Такова наша работа. Но лучше, когда ей сопутствует удача. И в хорошей работе она не помешает».
Тибор Череш
ЧЕРНАЯ РОЗА
Gseres Tibor
FEKETE ROZSA Budapest 1966
Авторизованный перевод Ю. ШИШМОНИНА
1
— Мать знает?
— Нет! Даже не догадывается.— Она никогда бы не отпустила меня.
Луна на ущербе. Ее приплюснутый, похожий на дыню серебристо-желтый диск, словно обкусанный наплывающими облаками, висит над прямой, убегающей вдаль дорогой. То белые, то черные облака наползают, чтобы отхватить каждое свой кусок, и от этого ночь становится то черной, то серебряной.
По дороге навстречу луне мчится мотоцикл. От ревущего мотора тянется длинный белый хвост, но и он по прихоти ночного светила то появляется, то пропадает в темноте, как и лицо женщины, согнувшейся на заднем сиденье.
И хотя голова ее плотно повязана шелковым платком, низко надвинутым на лоб, видно, что лицо у нее очень молодое. Девушка сидит позади мотоциклиста, судорожно обхватив его руками и прижавшись щекой к его плечу.
— Он грозил, что женится на Анне, как только жена умрет.
— Да, да. Постучался ночью к ней в окно и говорит: «Если узнаю, что к тебе ходит кто-нибудь, убью. И тебя тоже убью».
— Он прежде жену свою убьет.
— И живут же такие на свете!…
— Пьет он.
— Что?
— Пьет, говорю. Пьяница он, алкоголик. Я просил его об одном: не ходи у Анны под окнами. Потом приказал.
— Но он вас не послушался!
— Знаю. Хотя об этом есть даже решение.
— Чье решение?
— Общего собрания кооператива.
Сверкнув, красивые глаза девушки сужаются, становятся как щелки.
— Ну, уж я-то с ним разделаюсь.
— Думаете, он послушает такую девчонку, как вы?
— Мать сказала, что если он вообще кого-нибудь и послушается, то только меня.
— Плохо, что он алкоголик. С пьяницами труднее. Между прочим, он возражал упорнее всех. Это было в прошлом году.
— Что было в прошлом году?
— Он выступил против Анны. Против ее приема.
— Какого приема? Куда? На службу?
— В члены нашего кооператива.
— Мне об этом ничего не сказали.
— Не хотели. А теперь, видишь ли, влюбился.
— Кто влюбился? Он? Мотоциклист утвердительно кивает.
— Но почему он выступал против? Что он тогда говорил?
— Не скажу. Это оскорбительно для нее.
— Все равно я узнаю. Узнаю…
2
— Завтра… в селе престольный праздник… Ну,я им покажу…
— Давид, там у тебя кто-то, есть?
Мотоциклист прибавляет газу, плавно делает поворот. Но приходится тормозить — за поворотом густеют деревья, почти лес.
Ущербная луна по-прежнему висит над дорогой, как серебристо-желтая дыня, но вот на нее наползает огромная лохматая туча и проглатывает в один присест.