Современный венгерский детектив
Шрифт:
Мотоцикл описывает круг — темно, хоть выколи глаза,— и останавливается.
Водитель выключает мотор. Слева и справа по обеим сторонам дороги за деревьями виднеются какие-то постройки, вероятно крестьянские дома.
Мужчина слезает с седла, поднимает защитные очки на лоб. Отряхнув с себя пыль, знаком показывает девушке отойти к кустам. Отойти или спрятаться?
Перед ним обшарпанная дверь. Похоже на магазин, но вывески нет. Дверь заперта, и мотоциклист барабанит в потрескавшиеся доски. За дверью слышится шорох, но никто не появляется. Тогда он идет вокруг дома.
Девушка стоит, скрытая кустом, совсем близко. Только она видит его маневр.
Сдвинув платок с головы на шею, она наблюдает. Вот приоткрылось окно в доме на противоположной стороне. Но оттуда можно увидеть только одинокий мотоцикл, стоящий посредине дороги.
Окно захлопывается. Девушка за кустом продолжает терпеливо наблюдать. Она ждет.
В доме на кухне, на грубо выструганном столе, мигает подслеповатая лампочка. Вокруг язычка пламени танцуют ночные бабочки. Танцуют и падают либо в огонь, либо в тарелку на столе.
На тарелке ломоть сала, возле него разрезанная пополам луковица.
Давид Шайго по-крестьянски, с ножа, ест сало.
— Завтра, значит… в селе престольный праздник. Ну, я им покажу… Покажу.
Шайго пьян в стельку. У него дрожащие руки, блуждающий взор.
Женский голос, старушечий, жалобный, как у больной, спрашивает:
— Давид, там у тебя кто-то есть?
Мотоциклист, наклонившись, тихо шепчет что-то Давиду на ухо.
— Что? Кто? — переспрашивает тот. Гость все так же тихо повторяет.
—Что ей надо? Завтра я приду сам. Опять шепот мотоциклиста. Но можно расслышать слова:
— Приехала просить, чтобы ты не приходил! Ты должен понять, наконец…
Давид Шайго поднимается со стула — в одной руке у него кусок сала, в другой нож с длинным тонким лезвием и деревянной ручкой — и делает несколько нетвердых шагов, продолжая есть.
Мотоциклист поворачивается, выходит из дома и бросает в сторону кустов:
— Сейчас выйдет! Только ты с ним поспокойнее… Мотоциклист переходит дорогу — на обочине она
густо поросла травой, дальше идет полоса песка, потом гравий — и стучится в окно дома напротив.
Ждать приходится долго. Но вот окно, наконец, открывается, и из него высовывается чья-то голова, похоже, женская. Голос подтверждает это.
— Это вы, Геза? Ну и напугали вы меня.
— Я привез ваши деньги Карою, вашему мужу. Не желаю перед ним краснеть.
— Право, не стоило… Ночью, да и Кароя нет дома.
— А я как будто видел его вечером в селе, на главной площади.
— Право же, не стоило себя утруждать из-за этих денег, Геза.
— Чепуха. Тем более мне по дороге. А кроме того, я хочу доказать вашему дорогому Карою, что его жена не зря трудится в кооперативе. Наш трудодень-это верный заработок.
— Все равно он не поверит. Чихать он хотел на мои трудодни, вы же знаете.
— Вы сами виноваты, Бёжике! Почему вы не получили в кассе за август? Или вы думаете, вашему председателю больше делать нечего, как только самолично доставлять
членам кооператива заработанные ими денежки?
Они посмеялись.
— Скажите, Геза, ведь вы знали, что моего мужа сегодня не Судет дома?
Для Бёжике — чего греха таить — приятно произнести эти слова.
— Гм, гм…
— Знали? Точно знали!
Оба помолчали. Тишину разорвала грубая брань — ругался Шайго.
— Геза, вы были там, напротив?
— Был. Он опять пьян.
— К вечеру всегда. Значит, вы пришли от него сюда. Это плохо.
— Почему?
— Карой очень ревнив.
— Он ему скажет?
— Пьяница на все способен.
С той стороны дороги донеслись приглушенные звуки. Там, понизив голос, разговаривали двое.
— Вы приехали не один?
— Да.
Из наступившего молчания можно было понять, что Бёжике разочарована. Даже несмотря на свою непоколебимую верность мужу.
— Бёжике, вы замолчали, будто я вас чем-то обидел.
— Пустяки. Я слушаю, что там делят между собой эти двое.
В самом деле, голоса на другой стороне дороги звучали громче, похоже, началась перебранка. Затем все стихло.
— Геза, послушайте! Там что-то случилось! Несколько мгновений оба прислушивались. Однако какое им дело? Геза решительно прервал это занятие.
— Вы помните, Бёжике?…
— А что я должна помнить, Геза? Я рада, что мне ни о чем не нужно помнить. Карой так ревнив! Я не смею даже вспоминать о чем-то, что было до замужества.
— Такой уж он деспот, ваш Карой?
— Именно. Но и вы тоже… хороши.
— Выходит, я тоже деспот?
— Нет. Только вы почему-то вспомнили меня после того, как от нас ушла жена.
— Гм. Ладно, Бёжике, на днях я загляну сюда, чтобы ни одна душа об этом не знала. Ну, будьте здоровы, спокойной ночи. Запритесь на все замки. Удивляюсь, как это вы не боитесь, Бёжике, одна-одинешенька, на краю света. Запритесь. покрепче,
Геза выжидает, пока запирается окно. Смотрит, не загорится ли свет в комнате у Бёжике. Нет, темно. И тогда только он уходит.