Совсем не Золушка!. Трилогия
Шрифт:
Тем временем Рыська, давненько не слыша привычного Жулькиного 'спасите-помогите', скомандовала: 'Стой!'. Отряд выстроился вокруг предводительницы в кружок, и, оглядевшись, опешившая командирша растерянно спросила:
– А Жулечка где? Мы Жулечку потеряли, что ли?
Поисковая партия вернулась по тропинке к тому месту, где беглянка свернула в сторону. Недалеко от этого места на травке сидела Жулька в компании лохматого волчонка и зачем-то дергала его за заднюю лапу.
– Вот, я волчика нашла! Ему в лапу заноза попала,
Больной протестующе вякнул и посмотрел на кого-то за спиной честной компании. Оборотни дернулись от ощущения опасности, Рыська повернулась и нос к носу столкнулась с огромной волчицей.
Глава восемнадцатая, в которой героиню не видят, и поэтому ругают.
В Козеполье всегда садились обедать в одно и тоже время, в час пополудни. Женщины, без толку прождав детей до половины третьего, настаивали голодать и дальше, но Рофио Ромурин, заняв законное место во главе стола, многозначительно нахмурил брови и кашлянул. Домочадцы расселись согласно табеля о рангах, и девушки внесли чечевичный суп и бараньи ребрышки.
Кальвина Аврил и Фифи Феликин, сидя соответственно по правую и левую руку Ромурина, чопорные и надутые, мерили друг дружку сердитыми взглядами и молчали только потому, что Рофио терпеть не мог разговоров за столом. Однако после того, как на столе появился персиковый пирог, а не евший сладкого Ромурин, напротив, удалился подремать, возобновили начатый давеча разговор.
– А все ваша вертихвостка виновата! Сама умелась невесть куда, и моих сманила. У меня все детки воспитанные, к порядку приученные. Все по правилам, все по расписанью. У нас режим!
– Нет, послушайте ее только! Пресвятые тапочки! Приблуд приютских с воспитанницей, мало, дочерью приемной Ихних Высочеств сравнивать! Наша с младенчества во дворце, ученая-выученная! И манеры, и воспитание у ей, как у знатной. Пять лет только, а обо всем понятие имеет. А уважительная! Словечка грубого не скажет, как есть в господина Арка. А ласковая! Вся в госпожу Бруни. Вот уж кто истинно благородная госпожа!
– Ты Ее Высочество сюда не мешай, не мешай! Я об ихнем достоинстве понятие имею, получше тебя. Видеть почаще доводится, да.
– Вот то-то же, молчи себе в фартук. А то на крошку мою поклеп возвела, наветчица!
Госпожа Аврил, оставив за собой последнее слово, покинула поле боя и посрамленную Фифи. Однако той уверенности, которую она так яростно проповедовала, в глубине души Кальвина вовсе не имела.
Сперва длинная тень от дома вытянулась на соседние холмы, потом огромное алое солнце повисло над самым горизонтом, а путешественники все не возвращались. Госпожа Аврил и госпожа Феликин ждали на террасе, принципиально глядя каждая в свою сторону.
– Грегор, оседлай Смерча, да проедь по округе, посмотри ребятишек, - голос Ромурина был спокоен.
–
– Это какие клыкастые?! Это кто туда деток отпустил?! Помоги, Пресветлая!
– голос Феликин, ставший до того высоким и тонким, что того гляди порвется как гнилая нитка, спугнул с крыши птичью стайку.
– Ты что стоишь, как мачта? Бежать надо, спасать!
Заразившись паникой, как оборотень - бешенством, Кальвина подхватила юбки и две матроны, забыв про возраст и больные коленки, порысили по тропинке.
Глава девятнадцатая, в которой награда находит не только героиню, но и остальных героев.
У дороги чибис,
У дороги чибис,
Он кричит, волнуется, чудак:
А скажите, чьи вы?
А скажите, чьи вы?
И зачем, зачем идёте вы сюда.
Звонкие голоса долетели до Ромурина раньше, чем с холма бодрым ручейком сбежала ребячья вереница. Вскоре на террасу один за другим, перепрыгивая через ступеньки, заскочили путники, все, по счастью, целые и невредимые, окружили старика, гомоня и смеясь.
Рофио поверх светленьких, темненьких, рыженьких голов смотрел, как поддерживая друг дружку, прихрамывая и охая, ковыляют к дому две дуэньи. Влезжи с некоторым усилием по ступенькам и переведя дух, няньки, не сговариваясь, поправили сбитые чепцы, сняли фартуки, и приладив к руке поспособнее, двинулись воспитывать. Через две минуты, возмущенно почесывая спины и попы, малолетние нарушители стояли в углах попарно. Рыське, как предводительнице, угол выделили отдельный. Госпожа Кальвина и госпожа Фифи с чувством выполненного долга упали в кресла, обмахиваясь и еще приохивая.
Рыська стояла в углу, независимо заложив руки за спину и гордо рассматривая потолок. Постояв так некоторое время, Рыся, не поворачивая головы, заинтересованно вопросила:
– За что стоим-то?
Из углов послышался согласный бубнеж. Матроны переглянулись.
– Стойте и думайте о своем поведении!
– назидательно-учительским тоном изрекла госпожа Феликин.
– А что думать-то?
– изумилась Рысинда. Бубнеж сделался громче. Матроны опять переглянулись.
– Наказаны вы!
– убедительно припечатала госпожа Аврил.
– Это-то мы поняли, - сказала Рысечка невинно и вкрадчиво.
– Мы не поняли - за что?
Воспитательницы сердито и многозначительно молчали.
Тем временем из угла, где стояла Жульенна, раздалось сдавленное 'Ах!', девочка, шатаясь, повернулась лицом к комнате и, прижав ручку ко лбу, как подкошенная, свалилась без чувств. Обе женщины взвились с места, подскочили к упавшей, захлопотали, заохали. Прервав бессвязные восклицания вроде 'Что с тобой, девочка моя?!', совершенно спокойно стоявшая рядом Филис радостно пропищала: