Совсем недавно… Повесть
Шрифт:
«Не всё ли тебе равно?
– тут же спросила она себя.
– Был и нет, всё кончено, в следующий раз не будешь такой легковерной, не простишь, как вчера». Но что-то недосказанное мучило ее. Убил он кого-нибудь, ограбил, бежал от правосудия? И сидел здесь, рядом с ней. Трогал ее руку. Смотрел в глаза. Она постояла перед зеркалом, густо пудря нос, веки, уже покрасневшие от слёз, а потом, еще раз оглядев себя и вздохнув, пошла на работу.
«Да что я, погремушка, что ли?
– вдруг обозлилась она.
– Поиграл, да и бросил? Нет», - и она свернула в переулочек, к районному отделению милиции.
3
В город Курбатов возвращался поездом: не хотелось ехать в машине вместе с арестованным, видеть его заискивающий взгляд, в котором нет-нет да и вспыхивала бессильная ярость. В конце допроса майора вдруг охватило чувство невыразимой брезгливости, какое появляется, когда наступишь на мокрого болотного гада. И хотя Курбатов сам искал этого гада, хотя он только и думал о том, как бы поскорей и посильней придавить его, и намеренно сделал это, - всё-таки брезгливое чувство взяло верх. Майору захотелось несколько часов побыть среди хороших, пусть и незнакомых людей, просто поговорить с ними о дорожных пустяках, просто отдохнуть, освободиться ненадолго от того напряжения, в каком последние дни он жил и работал.
Допрос Виктора Осиповича закончился вечером. Он рассказал, что Найт уехал в город накануне. Потом арестованного увезли, а Курбатов пошел на станцию. Поезд, видно, только что подали; майор сел в пустой вагон и выбрал место у окна, за узким столиком, на котором даже не помешались локти.
Свет еще не зажгли. Было тихо; в опущенное окно долетали короткие, приглушенные расстоянием гудки маневровых паровозов. По перрону кто-то медленно шел, звякая под вагонами жестяными заслонками и постукивая молотком по колесам. И Курбатову в этой вечерней теплой тишине снова стало неспокойно и тревожно, как минувшим днем, когда они стояли в цехе, а по проходу быстро шел враг… Снова подумалось: где же Найт? Куда скрылся самый опытный, самый хитрый из пятерых?
Вагон быстро заполнялся. Вошла шумная группа монтажников, - их профессию можно было легко определить по широким брезентовым поясам с замками и цепями, по сумкам, набитым клещами, кусачками, проволокой. Монтажники бросили под скамейки тяжелые крюки, расстегнули комбинезоны, продолжая разговор о линии, которую им надо тянуть. Хотя колхозники и сообщили, что столбы поставлены, но всё равно надо взглянуть сперва, что это за столбы, сосновые или еловые, а уж потом назначать сроки. А то, чего доброго, придется заменять столбы, - людей-то в колхозе знающих нет.
По проходу пробирался немолодой мужчина, не торопясь присматривался, где бысесть. Он мгновение постоял около монтажников, прислушался, потом пошел дальше и спросил у Курбатова: «У вас не занято?». Майор покачал головой - нет, садитесь, пожалуйста, - и подвинулся ближе к окну. Мужчина сел, упираясь руками о колени, и снова посмотрел туда, где громко переговаривались, смеялись монтажники:
– Ишь, черти, насмехаются… Слушать даже противно.
Курбатов с любопытством взглянул на соседа:
– А что вас возмущает? Может, и вправду в колхозе знающих мало.
Мужчина поднял руку и сильно стукнул по колену:
– Нет уж! Не верю… У нас в деревне, когда правление решило электричество провести, все, даже школьники, этим интересовались. Всякие там брошюры прочитали. А как же иначе? Смету ведь надо составлять, узнать, во сколько это самое электричество обойдется. Так вот всем колхозом и считали, а не то что один бухгалтер. Даже бабы у колодцев да на посиделках так «вольтами» и «амперами» сыпали, будь здоров!
Сосед помолчал. По вагону шла девушка - проводница. Войдя, она строго объявила:
– Товарищи, с левой стороны закройте окна!
Но чей-то задиристый голос ответил ей сразу:
– А мы здоровые, простуды не боимся!
В вагоне засмеялись, и со всех сторон понеслось:
– С ветерком поедем! Садись, хозяйка, рядом, тепло будет! Не бойся, не надует!
Девушка смутилась, - а ну вас!
– и пробежала в другой конец вагона.
Курбатов с улыбкой посмотрел ей вслед. Вот прошла, и ничего вроде бы не сказала, а сколько веселья в вагоне! Ему тоже стало весело: ведь всё равно скоро уже конец всему делу. Ясно, конец. Курбатову захотелось, чтобы проводница снова- вошла в вагон, и она, словно повинуясь его желанию, выглянула в приоткрытую дверь. Майор крикнул: «Скоро поедем?». Они встретились глазами, проводница хотела было что-то ответить, но на перроне ударил колокол, и она лишь кивнула в сторону окна. Затем раздался свисток, вагон дернулся, мимо медленно проплыли станционное здание и - возле самого стекла - желтый свернутый флажок и красная фуражка.
– Ну вот и поехали!
– сосед сказал это с видимым удовольствием и даже провел кончиком языка по губам, а потом спохватился и слегка отодвинулся, поджав под себя полу пиджака: - Мне бы не запачкать вас, я спешил очень, не переоделся.
Курбатов отвернулся от окна:
– Ничего. Далеко ли едете?
– На третьей станции сойду.
Сосед доверительно подмигнул и полез в карман за папиросами. Курбатов предложил свои.
Тот согласился:
– Ну, давайте ваши. «Беломор»? Слабоваты, да ладно. Отказаться не смею.
Они сидели теперь, как старые знакомые, и курили, стараясь не попасть дымом друг другу в лицо.
– Тракторист я. Шестой год в эмтээсе. Нынче весна-то сухая, почти сразу от выборочной к массовой пахоте перешли. Справились быстро, за десять дней, считай, отсеялись. Не то что прошлый год.
– На каком тракторе работаете?
– На «ДТ-54». Хорош! Правильную машину сделали. Вездеход, можно сказать. По грязи трудно, конечно, но куда лучше, чем на колеснике.
– А в городе что делали, когда пахота идет?
– Вырвался на день в город, к брату, позвонил ему на комбинат, а того нет, уехал с турбиной на Куйбышевскую… Ну, так и не довелось свидеться.
Курбатов молчал, попыхивая папироской, и даже не подумал о том, что «зеленую улицу» следующему эшелону с турбиной открывал тоже и он, и Морозов, и бойцы. Сосед что-то говорил ему - о глубине пахоты, о новой фильтрации горючего, о том, что своего плугаря осенью, после подъема зяби, он обязательно отправит в школу механизаторов: дельный парнишка… А Курбатов, по профессиональной привычке к анализу, пожалуй незаметно для себя самого, перешел к своим думам о деле, от которого пока не уйти, не уехать, не отдохнуть. Внезапно он подумал: «А почему я от рассказа тракториста перескочил к мыслям о Найте?». Курбатов начал возвращаться к тому случайно сказанному слову, откуда появилась другая мысль - мысль о Найте. Майор уже не слушал, что ему говорит сосед, но продолжал вежливо поддакивать, а потом неожиданно спросил: