Сойка-пересмешница
Шрифт:
Только мне.
Внизу, я скинула рюкзак с Игр со стула, заставляя его покатиться по полу, пока я не вспоминаю, что он не пуст. На поляне, я отчаянно сигнализирую судну на воздушной подушке, в то время как Баттеркуп побеждает. Я тыкаю его с локтем, но это только приводит его в бешенство. Судно на воздушной подушке появляется, и лестница опускается. Я ступаю на нее, и ток замораживает меня, пока я не оказываюсь на борту.
Гейл помогает мне слезть с трапа.
– Ты в порядке?
– Да, - говорю я вытирая пот с лица рукавом.
Он оставил мне розу! Я хочу кричать, но я уверена, что это не та информация, которую я должна
найти спасение. Никто полностью не поймет, что это не только цветок, даже не только цветок от президента Сноу, но и обещание мести - потому что никто больше не сидел рядом с ним, когда он угрожал мне перед Туром Победителей.
Помещенная на мой комод, эта белоснежная роза личное сообщение мне. Она говорит о незаконченных делах. Шепчет, я могу найти тебя. Я могу добраться до тебя. И возможно, я наблюдаю за тобой прямо сейчас.
2
Есть ли в Капитолии бомбардировщики, способные быстро напасть на нас с неба? В то время, как мы пролетаем над Дистриктом 12, я с тревогой оглядываюсь в поисках признаков атаки, но нас никто не преследует . Через несколько минут, услышав как Плутарх и летчик обменялись фразами, подтверждающими, что воздушное пространство чисто, я понемногу начинаю расслабляться.
Гейл кивает в ответ на доносящиеся из мешка вопли.
– Теперь я знаю, зачем ты туда возвращалась.
– Даже и не надеялась увидеть его живым и здоровым.
Я бросила мешок на сидение, и эта мелкая животина начала низко рычать.
– Оох, заткнись, - обратилась я к мешку и опустилась в мягкое сиденье рядом с ним.
Гейл сидит рядом со мной.
– Там очень плохо?
– Хуже не бывает, - отвечаю я.
Смотрю в его глаза и вижу отражение собственного горя. Наши руки находят друг друга и мы держимся за ту часть Двенадцатого, которую Президенту Сноу так и не удалось уничтожить. Мы сидим в тишине до самого конца поездки в Тринадцатый, которая занимает всего лишь 45 минут. Простое недельное путешествие пешком. Бонни и Твил, беженцы из Дистрикта 8, которых я встретила в лесу прошлой зимой, после всего были не так уж и далеко до точки назначения.
Хотя видимо все-таки они не дошли. Когда я спрашивала о них в Тринадцатом, никто не понимал о ком я говорю. Мне кажется, что они умерли в лесу.
С воздуха, Тринадцатый выглядит примерно так же "жизнерадостно", как и Двенадцатый. Обломки не наполнены пеплом, как показывает это Капитолий по телевизору, но никакой жизни на земле нет.
Прошло 75 лет, с тех Темных Дней - когда Тринадцатый, как утверждается, был уничтожен во время войны между Капитолием и Дистриктами - почти все новые постройки были стерты с лица земли.
Уже тогда, существовал ранее изобретенный, разрабатываемый в течении многих столетий, подпольный центр, чтобы укрывать государственных лидеров во время войны, и последнее убежище для людей, если существование на поверхности станет непригодным для жизни. Самым важным для людей из Тринадцатого, был центр разработки ядерного оружия для Капитолия.
В течение Темных дней, мятежники из Тринадцатого, отвоевали
Может быть Капитолийские лидеры считали, что без посторонней помощи Тринадцатый весь вымрет сам по себе. Так и происходило несколько раз, но людям всегда удавалось выживать за счет строгого распределения ресурсов, строгой дисциплины и постоянной бдительности в отношении любых дальнейших нападений Капитолия. В настоящее время в городе живут исключительно под землей. Вы можете выходить на прогулку и солнечный свет, но только на строго согласованные время по расписанию.
Вы не имеете права игнорировать ваш график. Каждое утро вы должны строго придерживаться расписания на вашей правой руке, которые вы получаете у специальной стены. Это татуировка с идиотскими фиолетовыми чернилами на внутренней стороне предплечья с расписанием на день. 7:00 - Завтрак. 7:30 - Обязанности на кухне. 8:30 - Образовательный центр в комнате 17. И так далее.
Чернила несмываемы до 22:00 - до Купания.
Вот тогда, все что заставляет график быть непроницаемым ломается и он отмывается. Свет выключается в 22:30 - сигнал, что все в ночную смену должны быть в постели.
Сначала, когда я была больна, в больнице я могла отказаться от этих татуировок. Однако, когда я переехала в помещение под номером 307 с моей матерью и сестрой, то я , как и ожидалось, получила собственную программу.
Кроме приема пищи, честно говоря я почти всегда игнорировала слова на моей руке. Я просто возвращалась в свою комнату или бродила по Тринадцатому, или же засыпала где-нибудь спрятавшись. В заброшенных воздуховодах. За водопроводами в прачечной. В шкафу образовательного центра, и самое замечательное, что никто и никогда, кажется, не нуждался в школьно-письменных принадлежностях.Они здесь скромно лежат с другими вещами, практически вещами для криминальной деятельности.
К счастью люди из Двенадцатого никогда не были расточительными. Хотя однажды, я увидела Фальвию Карди, комкавшую лист бумаги из-за записанной на нем пары слов, вы бы подумали что она кого-то убила, так она выглядела. Ее лицо приобрело оттенок сочного помидора, из-за чего ее пухлые щеки, инкрустированные серебряными цветами, стали еще более заметны.
Портрет пресыщенности. Одно из моих немногих удовольствий в Тринадцатом - смотреть на горстку избалованных Капитолийских "мятежников", пытающихся вписаться в новую жизнь. Я не знаю, сколько времени мне будет сходить с рук полное игнорирование планов, которые составляет руководство.
В настоящее время, они оставили меня в покое, потому что я классифицируюсь как умственно дезориентированная - по крайней мере так гласит надпись на моем пластиковом медицинском браслете, и все должны терпеть мой бред. Однако, все это не может длиться вечно. Так же как их терпение насчет темы о Сойке-Пересмешнице.
С посадочной площадки я и Гейл спускаемся к лестницам неподалеку от комнаты 307.
Мы могли бы спуститься на лифте, но это слишком сильно напоминает мне о том, как меня опускали на арену.