Сойка-пересмешница
Шрифт:
Цезарь поворачивается к камере.
– Хорошо, думаю нам пора закругляться. Так что вернемся к нашему постоянному расписанию программ.
Играет завершающая музыка, и затем появляется женщина, читающая список ожидаемых нехваток в Капитолии – свежие фрукты, солнечные батареи, мыло. Я наблюдаю за ней с нетипичным вниманием, потому что я знаю, что каждый будет ожидать мою реакцию на интервью.
Но нет способа пережить все это так быстро - радость от того, что увидела Пита живым, отстаивание моей непричастности к сотрудничеству с мятежниками, и его,
О, он сделал так, будто он осуждал обе воюющие стороны. Но с этой точки зрения, с незначительными победами мятежников, перемирие могло означать только возврат к нашему прежнему состоянию. Или к худшему.
Позади себя, я могла услышать кучу обвинений в адрес Пита. Предатель, лгун и потерпевший неудачу вражеский лазутчик. Так как я не могла ни участвовать в произволе мятежников, ни противостоять ему, я решила, что лучшее, что могу сделать это уйти.
Только я достигла двери, как голос Коин выделился среди других.
– Я вас не отпускала, солдат Эвердин.
Один из людей Коин кладет свою руку на мою. Это не было жестом агрессии, правда, но после арены я противодействую любому незнакомому прикосновению. Я резким движением освобождаю свою руку и выхожу в коридор. Позади себя слышу звуки борьбы, но я не оборачиваюсь.
Мой мозг быстро перебирает мои незанятые маленькие потайные места, и я оказываюсь в чулане с припасами, свернувшись напротив корзины мела.
– Ты жив, - шепчу я, нажимая ладонями на щеки, и чувствуя улыбку, настолько широкую, что она должна напоминать гримасу. Пит жив. И предатель. Но сейчас меня это не заботит. Ничего из того, что он говорил или то, для кого он это говорил, только то, что он все еще способен к речи.
Спустя некоторое время, дверь открылась и кто-то проскользнул внутрь. Гейл сползает позади меня, из его носа капает кровь.
– Что случилось?
– спрашиваю я.
– Я встал на пути у Боггса, - ответил он, пожимая плечами.
Своим рукавом я вытираю его нос.
– Будь осторожным!
– я стараюсь быть нежнее. Поглаживание, а не вытирание.
– Которого из них?
– О, ты знаешь. Правая рука Коин. Тот, кто пробовал остановить тебя.
Он отталкивает мою руку прочь.
– Хватит! Ты только делаешь хуже.
Струйка превратилась в непрерывный поток. Я разочаровалась в попытках оказать первую помощь.
– Ты боролся с Боггсом?
– Нет, только блокировал дверной проем, когда он попробовал последовать за тобой. Он ударил меня локтем по носу, - сказал Гейл.
– Они наверно накажут тебя, - сказала я.
– Уже.
Он держится за запястье. Я уставилась на него с непониманием.
– Коин забрала мой коммуникатор.
Я прикусила свою губу, пытаясь остаться серьезной. Но это кажется настолько смешным.
– Я сожалею, солдат Гейл Хоторн.
– Не надо, солдат Китнисс Эвердин, - усмехается он.
– Я думаю, это было, к чему бы мы пришли так или иначе.
Мы начинаем смеяться.
– Думаю, это было
Это одно из немногих хороших событий в Тринадцатом. Гейл вернулся.
С начала давления Капитолия на устройство свадьбы между Питом и мной, мы пытались управлять нашей дружбой. Он не продвинул это дальше попыток поцеловать меня или разговоров о любви. Или я была слишком больна, или он был готов дать мне пространство, или он знает, что это слишком жестоко, что Пит в руках Капитолия. Я могу снова кому-нибудь рассказать все свои секреты.
– Кто эти люди?
– говорю я.
– Они - такие же как мы. Если бы мы имели ядерное оружие, вместо нескольких глыб угля, - ответил он.
– Мне нравится думать, что Двенадцатый не отказался бы от остальных мятежников тогда, в Темные Времена, - говорю я.
– Мы могли бы. Если бы пришлось выбирать сдаться или начать ядерную войну, - говорит Гейл.
– В некотором смысле, замечательно, что они вообще пережили это.
Может быть потому, что на моей обуви все еще сохранился пепел моего дистрикта, но впервые я плачу людям из Тринадцатого что-то, в чем им отказывала: долг.
Остаться в живых не смотря ни на что. Их первые годы, должно быть, были ужасны, толпиться в камерах под землей после бомбардировки, превратившей их город в прах.
Население уничтожено, и нет никакой возможности получить помощь от союзников.
За прошедшие семьдесят пять лет они научились быть самостоятельными, превратили граждан в армию, и создали новое общество без какой-либо помощи.
Они были бы еще более сильными, если бы не та эпидемия сифилиса, которая снизила их рождаемость и сделала их отчаянно нуждающимися в новом генофонде и производителях.
Возможно, они воинственны, чрезмерно запрограммированы, и им в некотором смысле не хватает юмора. Они здесь. И хотят взять Капитолий.
– Однако, потребовалось достаточно времени прежде, чем их обнаружили, - говорю я.
– Это было не просто. Они должны были создать базу мятежников в Капитолии, организовать своего рода подполье
в Дистриктах, - сказал он.
– Потом им нужен был кто-то, способный привести это в движение. Им нужна ты.
– В Пите они нуждаются тоже, но они, кажется, забыли об этом, - говорю я.
Гейл мрачнеет.
– Пит, вероятно, нанес большой ущерб сегодня вечером. Большинство мятежников, конечно, сразу отклонят то, что он сказал. Но есть дистрикты, где сопротивление более шатко. Ясно, что перемирие идея президента Сноу. Но из уст Пита это кажется разумным.
Я боюсь ответа Гейла, но все же спрашиваю:
– Как ты думаешь, почему он сказал это?
– Его могли пытать. Или убеждать. Думаю, он ввязался в это, чтобы защитить тебя.
Он выдвинул бы идею перемирия, если Сноу позволил представить тебя как смущенную беременную девочку, которая понятия не имела что происходит, когда была взята в плен мятежниками. Так что, если дистрикты проиграют, все еще есть шанс для тебя. Если ты будешь играть по правилам.