Союз можно было сохранить
Шрифт:
Статья 10.
Каждая из Высоких Договаривающихся Сторон оставляет за собой право приостановить действия настоящего Соглашения или отдельных его статей, уведомив об этом участников Соглашения за год.
Положения настоящего Соглашения могут быть дополнены или изменены по взаимному согласию Высоких Договаривающихся Сторон.
Статья 11.
С момента подписания настоящего Соглашения на территориях подписавших его государств не допускается применение норм третьих государств, в том числе бывшего Союза ССР.
Статья 12.
Высокие Договаривающиеся Стороны гарантируют выполнение международных обязательств вытекающих для них из договоров и соглашений бывшего Союза ССР.
Статья 13 .
Настоящее Соглашение не затрагивает обязательств Высоких Договаривающихся Сторон в отношении третьих государств.
Настоящее Соглашение открыто для присоединения всех государств – членов бывшего Союза ССР, а также для иных государств, разделяющих цели и принципы настоящего Соглашения.
Статья 14.
Официальным местом пребывания координирующих органов Содружества является город Минск. Деятельность органов бывшего Союза ССР на территориях государств – членов Содружества прекращается.
Совершено в городе Минске 8 декабря 1991 года в трех экземплярах каждый на белорусском, русском и украинском языках, причем три текста имеют одинаковую силу.
За Республику Беларусь: С.Шушкевич, В.Кебич
За РСФСР: Б.Ельцин, Г.Бурбулис
За Украину: Л.Кравчук, В.Фокин
“Советская Белоруссия”, 1991. 11 декабря.
Вспоминает С.С.Шушкевич:
“ Звонки. И когда мы закончили, наступили облегчение – просто от того, что мы наконец завершили эту работу.
И тогда мы собрались втроем в – не побоюсь этого слова – апартаментах Ельцина. Борис Николаевич сказал: “Так, теперь надо Михаилу Сергеевичу сообщить”. Логичнее всего, продолжал Ельцин, поручить это
Я начинаю звонить Горбачеву. Входные, спецкоммутатор… В общем, соединяли меня довольно долго. А Борис Николаевич по своей спецсвязи – хлоп! – и раньше меня “зацепился” за Буша. Пока меня соединяли с Горбачевым, Ельцин уже вел разговор с американским президентом.
Горбачев всегда ко мне обращался на “ты”. И здесь он впервые сказал мне “вы”. Я в двух словах его проинформировал: “Подписали вот такое Заявление, и суть его сводится к следующему… Мы надеемся на конструктивное продолжение такого подхода и другого не видим”. Горбачев: “Да вы понимаете, что вы сделали?!..” …На том конце провода Горбачев устроил немую сцену… И мы попрощались.
Тогда же, не дожидаясь утра, мы вылетали обратно – нам предстояло ратифицировать Соглашение в парламентах…”
Журнал “Огонек” № 49, декабрь 1996Из воспоминаний Л.М.Кравчука:
“Закончилось это мероприятие, а что дальше? Молча смотрим друг на друга – нужно о принятом решении сообщать Горбачеву. Но никто не горел желанием разговаривать с ним. Пауза показалась тягостной. У Ельцина возникла идея сообщить о нашей встрече Бушу. На всякий случай. Приняли это предложение. Ни к кому конкретно не обращаясь, Ельцин вдруг говорит: “Я с Горбачевым разговаривать сегодня не буду”.
Пришлось мне вносить предложение: “Тогда должен говорить Шушкевич”. Шушкевич сразу возразил: “А почему я?” Мотивирую: “А кто? Мы же находимся в Беловежской Пуще, в Беларуси. Теперь это место историческое Если бы встреча проходила в Киеве, то звонил бы в Москву я”.
“Ладно,” – согласился Шушкевич.
А тут сообщают, что ответил Вашингтон. Дело в том, что мы заказывали Москву и Вашингтон одновременно, но так получилось, чисто по техническим причинам, что раньше удалось связаться с Бушем.
Говорил с Бушем Ельцин. Через переводчика. Сообщил о принятом нами решении, рассказал о принципах, которые легли в основу модели будущего содружества. Буш ответил, дескать, дело ваше, мы не вмешиваемся, будем поддерживать ваше решение… Воспринял нашу информацию спокойно. Удивления не выразил.
Только закончил Борис Николаевич разговор – дают Москву. Настала очередь Шушкевича. Он четко и спокойно обо всем доложил Горбачеву. Тот сразу возмутился: “На каком основании! Почему меня не предупредили?! Почему решение приняли без меня?! Это произвол!” Ну, в общем, разговор получился очень крутой.
Мы стояли рядом, и я слышал голос Горбачева, отдельные слово и реплики. Шушкевич потом пересказал нам содержание разговора своими словами. Мы поняли, что дело может получить нежелательный поворот.
Ельцин тут же попросил, чтобы его связали с министром обороны Шапошниковым . Они были в хороших товарищеских отношениях. Борис Николаевич подробно рассказал Шапошникову о встрече в Беловежской Пуще, о принятом решении, о разговорах с Бушем и Горбачевым и попросил нас поддержать. Шапошников пообещал. Но мы все же чувствовали, что легитимность принятого документа недостаточна. Юристам удалось вбить это в наши головы. Тут же решили: давайте срочно приглашать Назарбаева. Звоним в Алмату, а там отвечают, что Назарбаев как раз летит в Москву на встречу с Горбачевым. Стали думать: как его пораньше перехватить, до встречи с Михаилом Сергеевичем.
…Но в Москве нашли Назарбаева сразу же. Рассказали по телефону о наших делах, попросили прилететь в Беларусь. Первая реакция обнадеживала: хорошо, прилечу. А через полчаса перезвонил и сообщил, что не прилетит… Я думаю, обиделся, что его позвали не сразу, а на итоги встречи. А ко всему, он тоже был крепко связан словом, данным Горбачеву. Честно сказать – никому [пригласить Назарбаева раньше] и в голову не пришло. Я даже и не думал, что встреча наша в Беловежской Пуще завершится принятием конкретного документа. Полагал – просто поговорим и разойдемся.
Горбачев в тот памятный день в конце телефонного разговора сказал: “Пусть мне завтра доложат подробно”. И снова возник вопрос – кто будет докладывать Горбачеву? Вроде бы всем полагается лететь в Москву. Вместе заварили кашу, вместе и расхлебывать. Но Шушкевич воспротивился – не следует нам лететь.
Нам уже поступили кое-какие сигналы, мол, будьте начеку, возможно противодействие… В памяти еще были свежи августовские события – прошло ведь всего чуть более трех месяцев. Поэтому мы с Шушкевичем и не полетели в Москву. А Ельцину ничего не оставалось делать – у него не было ни времени, ни места для маневра. Я сказал ему: “Борис Николаевич, нужно пройти и через это. Мы вас делегируем. У нас единая точка зрения, единая позиция. Отступать не будем”. И он мне с грустью ответил: “Так не хочется лететь…”
Знаете, предстоял очень непростой разговор, очень тяжелый, прежде всего в моральном плане. Я по себе знаю. Одно дело, когда говоришь о приятных вещах, и совсем иное, когда приходится выступить против человека, тем более – против президента страны, который имеет огромную власть. Я понимал состояние Бориса Николаевича и всячески старался его приободрить. Вряд ли это мне удалось, но так действительно было. Я знал, что в случае чего – Ельцина защитят. И все же мы просили его быть осторожным.
Учитывая ситуацию, я не стал задерживаться в Беларуси и улетел домой… Сохранялось в секретности, каким курсом летим и когда приземлимся. С аэродрома я сразу поехал на дачу в Кончу-Заспу. Туда для охраны был вызван спецназ – никогда ни до, ни после этих событий его там не было. Службу безопасности Украины еще возглавлял в то время Голушко – он контролировал ситуацию. Я в Конче вечерами выходил на прогулки в сопровождении охранников, вооруженных автоматами…
Итак, на следующее утро после нашего возвращения – в семь часов тридцать минут – телефонный звонок. Поднимаю трубку. Телефонистка сообщает: “Вас ищет Горбачев”. Он начал сразу с лобовой атаки: “Ну, что вы там придумали? У меня за спиной! Даже в известность не поставили… Совесть хоть у вас есть?!”
Я, стараясь быть спокойным, отвечаю: “Михаил Сергеевич, мы Вам позвонили, проинформировали, ничего не утаивали. Решение-то родилось во время встречи. Журналистов поставили в известность. Уже весь мир об этом знает – радиостанции передают. Разве это “за спиной”!?”
А он не дает перехватить инициативу, нажимает: “Я спрашиваю: почему без меня? Почему не в Москве? Почему со мной никто не посоветовался? Как вы могли – без меня?!” “Михаил Сергеевич, – говорю, – неужели Вы думаете, что если бы мы с Вами посоветовались, с Вами продолжили эту работу, то этот документ был бы подписан?” Он, конечно, отвечать не стал.
“В общем, так, – сказал официальным тоном, – я прошу срочно прибыть в Москву. Как член Совета Федерации Вы обязаны прибыть в Москву. Здесь находится Назарбаев, здесь Ельцин, и Вы с Шушкевичем также должны быть здесь. Вот мы соберемся впятером и еще раз обсудим этот вопрос. Это не рядовое дело. Вы ж посмотрите – мир содрогнулся…”
Я не стал увиливать от прямого ответа: “Михаил Сергеевич, я в Москву не поеду. К уже сказанному добавить мне нечего. Я поставил под документом свою подпись и дезавуировать ее не собираюсь, что бы Вы мне ни говорили, как бы ни вынуждали. Дело сделано…”
…Конечно, можно было развалить Советский Союз, не оставив на его месте никакого новообразования. Я знал, что если так произойдет, то гражданской войны нам не избежать И мы предусмотрели менее болезненный вариант: вместо СССР – СНГ. При этой модели можно было по-разному относиться к переменам, по-разному их трактовать, но психология человека при этом не страдала – просто заменили империю на демократическое формирование. Не разошлись, не разорвали вековые связи, не передрались. Вот в чем был главный смысл всего этого. И потому, когда мы подписали соответствующий документ, я, честное слово, вздохнул с глубоким облегчением.
…Горбачеву нужно отдать должное в том, что он крупный политик. Я с ним общался не раз и давно оценил его острый ум, умение все схватывать на лету. По сравнению с его предшественниками на посту руководителя Советского государства – у него солидный запас разносторонних знаний. Он владел колоссальной информацией о жизни страны, знал ее проблемы. И, конечно, ясно понимал, что когда начнут делить, резать по живому – экономические связи, армию, оборонный комплекс, – могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Горбачев боялся этого и ничегоне мог поделать, хотя и не хотел признаваться в этом даже самому себе.
На мой взгляд, создание СНГ положило конец мучительному процессу “латания дыр”. Мы увидели – после стольких терзаний – свет в конце тоннеля… Многие из наших российских коллег думали, что произошла простая смена вывесок на фасадах республик, о посему – как было раньше, так будет и впредь. С их стороны о самостоятельности республик говорилось, скорее всего, ради красного словце. Всерьез же никто в эти демократические декларации не верил.
…Разговор касался границ СНГ. Это существенная деталь должна многое прояснить: была договоренность о том, что границ между Украиной, Россией и Беларусью не существует – есть граница СНГ… На встрече в Беловежской Пуще Россия выступила за общие границы, поэтому вопрос о территориальных претензиях внутри содружества не возник.
Не скрою, тревожно было на сердце. Все мы люди, все мы человеки. Была тревога. Но, знаете, в глубине души была и большая вера в последовательность Ельцина. Я знал, что Ельцин власть Горбачеву не отдаст – он уже был Президентом России не первый месяц. Я видел по газетам, по телевидению, знал по другим информационным каналам – события развивались так, что двум президентам в Москве не бывать. А Борис Николаевич человек волевой, властный, умеющий полностью собраться в нужный момент. Плюс то обстоятельство, что с министром обороны у них было полное взаимопонимание. Это тоже важный момент… Но, конечно, могло случиться и непредвиденное. Поэтому тревога оставалась.
…Почему эта встреча произошла не в Москве – какое это имеет значение? Беловежская Пуща – место известное. А теперь – тем более… А конфиденциальность была необходима. Что нам оставалось делать: сообщить куда следует о том, что, вот, едем разваливать Союз. Мол, не возражаете?
…Мы после встречались не раз… Говорили о том, что нам нельзя разрывать исторические, экономические и культурные связи… Но чтобы кто-то из нас сказал: “Что же это мы натворили?!” – такого не было…”
“Киевские ведомости”, 1994, 27 апреля.Е.Гайдар: “…Подписав документ, Б.Ельцин в присутствии Л.Кравчука и С.Шушкевича позвонил Е.Шапошникову , сказал о принятом решении, сообщил, что президенты договорились о его назначении главнокомандующим объединенных вооруженных сил Содружества. Потом последовал звонок Дж. Бушу, тот выслушал, принял информацию к сведению. Наконец звонок М.Горбачеву и тяжелый разговор с ним…” Е.Гайдар. Дни поражений и побед. М., 1996.
Г.Э.Бурбулис: “… Сначала позвонили Шапошникову, потом Бушу, потом Горбачеву. Смысл слов Буша был таков: произошло то, чего давно ожидало мировое сообщество…” “Была вечеря в Вискулях”. Интервью “Общей газете”, № 50, 19–25 декабря 1996.
Из воспоминаний Дж. Буша:
“8 декабря Ельцин позвонил мне, чтобы рассказать о своей встрече с Кравчуком и Президентом Беларуси Станиславом Шушкевичем. На самом деле он все еще находился с ними в охотничьем домике неподалеку от Бреста. “Сегодня в жизни нашей страны произошло очень важное событие, и я хочу рассказать вам о нем лично, прежде чем вы узнаете о нем из газет”, – сказал он напыщенно. По его словам, эта встреча продолжалась уже два дня, и они пришли к выводу, что “существующая система и Союзный договор, который все заставляют нас подписать, нас не устраивают. Именно поэтому мы собрались вместе и буквально несколько минут назад подписали совместное соглашение”.
Было похоже, что Ельцин читал по бумаге заранее заготовленное заявление… “Это соглашение, – продекламировал он, – состоящее из шестнадцати статей, по сути создает содружество или группу независимых государств”. Короче, он только что сказал мне, что они с Президентами Украины и Беларуси решили распустить Советский Союз.
Когда он закончил читать подготовленный текст, его тон изменился. Он пояснил, что это соглашение содержит статью, которая открывает содружество для всех бывших республик. … Этот документ был уже подписан тремя присутствовавшими руководителями республик. Он только что закончил разговор с Президентом Казахстана Назарбаевым, который полностью поддержал их действия и намеревался сам подписать соглашение как можно скорее.
…Я не хотел преждевременно выражать нашу поддержку или неодобрение, поэтому просто сказал: “Понятно”.
…“Господин Президент, – добавил он, – должен сказать Вам доверительно, что Президент Горбачев пока об этом не знает. Он знал, что мы собирались встретиться, я сам ему сказал об этой встрече. Разумеется, мы немедленно направим ему текст нашего соглашения, так как ему, несомненно, придется принимать решение на своем уровне. Господин Президент, сегодня я был с Вами очень, очень откровенен. Мы, четыре государства, чувствуем, что это – единственный выход из критической ситуации. Мы не хотим ничего делать скрытно – мы прямо сейчас сделаем заявление для печати. Мы надеемся на ваше понимание”.
“Дорогой Джордж, – сказал он. – Я закончил. Это исключительно, чрезвычайно важно. По сложившейся между нами традиции, я сразу позвонил тебе, не прошло и десяти минут”. Я пообещал сразу же прочитать соглашение, как только он пошлет мне текст, и быстро отреагировать. Я ощущал некоторый дискомфорт. “Мы будем работать с вами и с другими по мере развития событий, – сказал я. – Разумеется, мы надеемся, что все эти преобразования пойдут мирным путем”. Обойдя вопрос поддержки со стороны Америки действий Ельцина, я добавил, что, по нашему мнению, во всем этом должны разобраться прежде всего сами участники, а не сторонние силы вроде Соединенных Штатов”.
Дж. Буш, Б.Скоукрофт. Мир стал другим. Пер. с англ. М., 2004Яков Алексейчик ( директор Белорусского телеграфного агентства (БелТА ):
“В резиденции в Вискулях места для журналистов не было. Она рассчитана на 60 человек, а приехало 160. Нас завезли в сельскую неотапливаемую гостиницу в деревне Каменюки на окраине Беловежской пущи, мы там чуть богу душу не отдали за ночь…
Даже печатную машинку с собой не захватили, не то что машинистку. И то и другое пришлось привозить из ближайшего хозяйства. Машинистка была далеко не лучшей квалификации… Она боролась с этой машинкой…
Журналисты ходили голодные и холодные. После 13 часов в фойе внесли белые столы и нам сказали: будут подписывать какой-то документ… Я составил сообщение для прессы. Перед передачей в Москву его просмотрел Козырев. Никаких пометок не ставил, просто сказал: “Безупречно!” – и ушел. Телефонная связь была отключена. После восьми наконец дозвонился в Москву, в ТАСС, – стенографистки уже разошлись. Я потребовал факс, меня завели в какую-то комнату, я отправил эти три странички – и быстренько в машину, в самолет, потому что начальство имеет привычку не ждать…”
Фрагменты диктофонной записи, октябрь 1996 г.Николай Иванов (секретарь Союза писателей России) :
“…Ошалевших от важности и невероятности события журналистов ошалевшие же от собственной значимости клерки двух президентов и Председателя Верховного Совета Белоруссии впустили в павильон минут за пять до начала церемонии подписания. Единственная просьба в форме приказа – никаких вопросов Ельцину. Подписанты речей не произносили – не перед кем: разработчики документов находились за спиной руководителей, а пятеро журналистов – не та аудитория. В гробовом молчании подписали бумаги. Все эти годы говорили, что под договором о распаде СССР стоят три подписи. На самом деле их шесть: свои автографы поставили также госсекретарь Российской Федерации Г.Бурбулис, Председатель Совета Министров Белоруссии В.Кебич и премьер Украины В.Фокин.
“Время! Засек ли кто-нибудь, когда подписали договор?” – засуетились через несколько минут в холле. По журналистской привычке фиксировать события время отметил только Юрий Дроздов – 14 часов 17 минут. По иронии судьбы на циферблате его часов была символика СССР.
Юрий Иванов, помня об обещании не задавать вопросов Ельцину, попросил руководителей делегаций стать вместе хотя бы для совместного фотоснимка. Борис Николаевич буквально сграбастал Кравчука и Шушкевича, прижал к себе. Первый и последний снимок трех лидеров – больше они уже вместе не собирались. В идее Содружества Независимых Государств независимости оказалось больше, чем содружества.
В павильоне засуетились официанты с подносами с шампанским, а Сергей Балюк и Евгения Патейчук заторопились из душного и тесного зала на свежий воздух. Падал снежок, надвигались сумерки, особенно ранние в лесу. “Ну что, Сергей Сергеевич, натворили мы с вами дел?” – вздохнула машинистка”.
“Век”, № 40, 12–19 октября, 2001.Вспоминает Н.А.Назарбаев:
“Горбачев пригласил нас, глав союзных республик, на 9 декабря – обменяться мнениями, по поводу нового Союзного договора. А 6 декабря мне в Алма-Ату позвонил Ельцин и говорит: “Лечу в Белоруссию, к Шушкевичу, пригласил туда и Кравчука, надо подготовиться к встрече с Горбачевым, договориться о будущем Союзе Суверенных Государств”. Просто уведомил меня, но в Минск не пригласил. 8 декабря я вылетел в Москву. Прибыл во Внуково вечером, и тут мне говорят: “Вас ищет Ельцин, ищет Руцкой, ищет Шушкевич, ищет Горбачев”. Что такое? Не пойму – вдруг я всем понадобился! Прямо в аэропорт звонят из Минска. Беру трубку – говорит Кебич, хороший мой знакомый, добрый мужик: “Мне поручено тебя встретить. Скорее приезжай!” Я не понимаю: “Подожди! Кто меня приглашает?” – “Да вот Борис Николаевич…” Трубку взял Шушкевич: “Мы тут документ один подписали, реализовали вашу старую идею”.
Дело в том, что еще в декабре 1990 года мы вчетвером – Ельцин, Кравчук, Шушкевич и я – подготовили четырехсторонний меморандум о том, что мы, четыре союзные республики, создаем Союз Суверенных Государств, признаем Горбачева его президентом и приглашаем всех остальных к нам присоединиться. Тогда это не прошло. Горбачев прочитал меморандум, запротестовал, но вскоре запустил Ново-Огаревский процесс. То есть мы его подтолкнули к идее подписания нового Союзного договора.
И вот теперь они из Минска мне об этом напомнили. Трубку взял Ельцин: “Нурсултан Абишевич, мы реализовали вашу идею, составили соглашение, все его подписали, для вашей подписи место оставлено, прилетайте скорее!” Я что-то засомневался: “Что вы там подписали? Прочитайте текст!” Ельцин говорит: “Я не могу, вот пусть Шушкевич…” Шушкевич заплетающимся языком читал, читал… Я прослушал и спрашиваю: “Вы что, создали новое государство? Советского Союза больше нет?” “Ну вроде бы так”, – отвечают. Я говорю: “Позовите Кравчука!” Очень тяжело мне было их понимать, не слишком связно говорили. Кравчук взял трубку, голос у него был пободрее: “Мы тут судили-рядили, выхода другого нет, Украина иначе не может, я тебе звонил, пытался пригласить, в общем, прилетай и подписывай!” Тут я еще сильнее засомневался и говорю: “Во-первых, вы могли бы еще позавчера меня об этом предупредить. А во-вторых, я один, без согласия своего парламента и правительства, ничего подписать не могу! Вы у Горбачева будете завтра? Там и поговорим”. Кравчук отвечает: “Нет, я к Горбачеву не поеду, Шушкевич тоже не собирается, мы поручили Ельцину доложить о принятом решении”. Вот так”.
Из беседы президента Казахстана Н.Назарбаева с главными редакторами московских газет 15 апреля 1995 г.“Общая газета”, 1995, 27 апреля – 3 мая.