Создатели небес
Шрифт:
– Стадии? – Келексел уставился на него. Слова Фраффина обжигали как горящие угли.
– Да, стадии! Достигли ли мы зрелости, прежде чем заморозили себя? Я думаю, что нет. Достижение зрелости означает цветение. Мы же отнюдь не расцвели, Келексел.
– Я не…
– Мы не создаем ничего прекрасного, где была бы доброта, нечто, составлявшее суть нас самих! Мы не цветем.
– У меня есть потомство!
Фраффин не смог сдержать смех. Насмеявшись вволю, он посмотрел в лицо Келексела, теперь уже открыто выражавшего свое раздражение, и сказал:
– Нерасцветший росток, постоянная незрелость, производящая постоянную незрелость – и вы бахвалитесь этим! Сколь же неизменен, пуст и испуган ты, Келексел?
– А чего я должен бояться? – защищался Келексел. – Смерть не может коснуться меня. И вы тоже не можете прикоснуться!
– Но, может быть, изнутри? – заметил Фраффин. – Смерть не может подобраться к Чему, если она не сидит в нем самом. Мы – независимые индивидуалисты, бессмертные цитадели эгоизма. Взять штурмом нас не может ни одна сила – кроме той, что таится внутри нас самих. В каждом из нас таится семя нашего прошлого, семя, которое шепчет: помнишь? Помнишь то время, когда мы могли умереть?
Келексел вскочил и посмотрел на сидевшего Фраффина.
– Да вы действительно сумасшедший!
– Сядьте, посетитель, – сказал Фраффин. И удивился самому себе. «Зачем я вывел его из себя? Чтобы оправдать свои действия? Если так, значит я должен дать ему кое-что другое, что он смог бы использовать против меня, и мы были бы в более равных условиях в этой схватке».
Келексел уселся в кресло. Он напомнил себе, что Чемы, как правило, защищены от самых разнообразных форм безумия, впрочем, никто не знал, какие стрессы могли возникнуть у сотрудников станций на отдаленных планетах при контактах с существами чуждой расы. Психоз в результате скуки угрожал всем Чемам… Возможно, Фраффин поражен каким-нибудь родственным синдромом.
– Давайте поглядим, есть ли у вас совесть, – произнес Фраффин.
Это предложение прозвучало настолько неожиданно, что Келексел в ответ мог только вытаращить на него глаза. Однако внутри возникло неприятное ощущение пустоты, и Келексел почувствовал опасность в словах Фраффина.
– Какое зло может скрываться в этом? – спросил Фраффин.
Он повернулся. Один из членов его экипажа принес вазу с розами и поставил ее на шкафу за пультом управления. Фраффин посмотрел на розы. Они уже полностью распустились, ярко-красные лепестки напоминали гирлянды на алтаре Дианы. «В Шумерии, – подумал он, – никто уже не шутит. Мы больше не шутим, утрачивая мудрость Минервы».
– О чем вы говорите? – спросил Келексел.
Вместо ответа Фраффин надавил контрольную кнопку пульта управления. Загудев, его пространственный репродьюсер медленно направился по комнате к Фраффину, словно гигантский зверь, и остановился справа от него так, чтобы они оба могли видеть сцену, создаваемую им.
Келексел не сводил глаз с устройства, во рту у него все пересохло. Внезапно из фривольного средства для развлечения машина превратилась в чудовище, готовое, как ему казалось, в любой момент схватить его.
– Да уж, это ты неплохо придумал, когда дал своей любимице одну из этих машин, – заметил Фраффин. – Может, полюбопытствуем, что она сейчас смотрит?
– Какое это должно иметь к нам отношение? – спросил Келексел. Раздражение и неуверенность слышались в его голосе Он знал, что Фраффин тоже заметил это.
– Ну что, поглядим? – сказал Фраффин и медленно, почти с любовью сдвинул рычажки на пульте управления. На сцене возникла какая-то комната – длинная, узкая, с бежевыми оштукатуренными стенами, с размытым коричневым потолком. К дощатому столу, покрытому следами от потушенных сигарет, примыкал радиатор парового отопления, шипевший под красно-белыми занавесками.
За столом друг напротив друга сидели двое.
– Ага, – заметил Фраффин. – Слева от нас отец вашей любимицы, а справа – человек, за которого она вышла бы замуж, если бы мы не вмешались и не переправили ее вам.
– Глупые, никуда не годные туземцы, – фыркнул Келексел.
– Но она наблюдает за ними как раз в данный момент, – произнес Фраффин.
– Именно это и показывает сейчас ее репродьюсер… которым ты так предусмотрительно ее снабдил.
– Она вполне счастлива здесь. Я нисколько в этом не сомневаюсь, – заметил Келексел.
– Почему бы тогда тебе не отказаться от применения манипулятора? – задал коварный вопрос Фраффин.
– Я так и сделаю, когда она будет полностью под контролем, – ответил Келексел. – Когда самка окончательно поймет, что мы способны дать ей, она будет служить Чему, испытывая не только удовлетворение, но и глубокую благодарность.
– Конечно, – согласился Фраффин. Он внимательно смотрел на профиль Энди Фурлоу. Тот что-то говорил, но Фраффин не включил звук. – Вот почему она и смотрит эту сцену из моего текущего произведения.
– А что такого интересного в этой сцене? – спросил Келексел. – Верно, ее потрясает ваше мастерство режиссера.
– Разумеется, – согласился Фраффин.
Келексел всмотрелся в туземца слева. Отец ее любимицы? Он отметил, что веки туземца опущены. Это существо с суровыми чертами напустило на себя таинственный вид. Абориген походил своими небольшими размерами на крупного Чема. Как может такое существо быть отцом изящной и грациозной его любимицы?
– Тот, за которого она хотела выйти замуж, – местный знахарь, – произнес Фраффин.
– Знахарь?
– Они предпочитают называть их психологами. Может, – подслушаем их разговор?
– Как вы сами сказали: «Разве от этого может быть какой-нибудь вред?»
Фраффин переместил рычаг включения звука.
– Да, конечно.
– Наверное, это будет занимательно, – заметил Келексел, но в его голосе не было веселья. Почему ее любимица наблюдает за этими существами из своего прошлого? Ведь это может принести ей лишь одни страдания.
– Тс-с! – прошипел Фраффин.
– Что?