Созвездие Чаши
Шрифт:
Игра сразу потеряла всю свою привлекательность. Пусть там, как настоящий, герой кульбиты выделывает и палит из немыслимого оружия.
Плевать…
Мирах заметил, что Альхели отделился от кучки подростков и направился прочь.
Фильм собрались смотреть ближе к ночи.
Экрана настоящего не было, и проектор установили перед блестящей темной стеной в одном из тренажерных залов. Ничего себе получилось… порой мешали смотреть блики, но это было совершенно неважно. На стене, прямо перед подростками, два идиота вели гоночный автомобиль прямо через курятник, колеса, утыканные перьями, возмущенно кудахтали и пытались взлететь, а идиоты ссорились прямо в машине, вырывая друг у друга руль.
Подростки хохотали, не в силах сидеть спокойно.
— Ой, не могу, — всхлипнула Тайгета, уткнулась в плечо Наширы, а та повалилась на Энифа.
— Не мешайте, вы, там! — возмущенно шипел Наос, вытягивая шею и периодически вцепляясь в закрывающие обзор шевелюры то Сабика, то Миры.
— Выберусь отсюда, — говорил Хезе, — И посмотрю все это на стереоэкране.
Комедия закончилась непростительно быстро, а спать не хотелось, и на Мираха насела толпа — вынь да положь второй фильм! Он отбивался, едва не рычал, но с толпой совладать не сумел.
— Да подавитесь вы! — наконец просто взвыл он, и швырнул в Шедара второй кассетой.
Второй фильм веселым был, конечно, только с моментами душещипательными — девчонки даже всхлипывать начали. Про собаку-ищейку, наркотики — ну и любовь, куда ж без нее. Момент, когда раненый пес лежал на быстро краснеющем снегу на фоне заката и Сверчка едва не заставил носом зашмыгать; а вот Наоса-таки проняло. Но конец оказался хорошим. Славный такой конец.
— А ну живо пошли все спать! — зверствовал Мирах, разгоняя желающих пообщаться и обсудить увиденное. — Вон, уже глаза косые у всех! Завтра вызовут, и будете дохлые, как мухи зимой!
И прибавил угрюмо:
— И на мою помощь тогда не рассчитывайте!
Риша на сей раз спокойно ушла вместе с девочками, и Сверчок облегченно вздохнул.
Утром за завтраком все вяло жевали, изредка обмениваясь впечатлениями о вчерашнем — острота ощущений еще не ушла, но досадно было, что самое интересное завершилось и теперь еще невесть сколько ждать нового.
Наос подсел к Хезе и о чем-то горячо шептал ему. До слуха Сверчка донеслось возмущенное шипение Хезе:
— Ты что, иди вон к девчонкам! Я не могу!
Тот настаивал, и рожица у него была одновременно испуганная и довольная. Наконец Хезе поднялся, махнул рукой и скрылся в «логове»; Наос поспешил за ним; скоро оттуда послышались приглушенные, явно спорящие голоса — и смешки.
Эниф попытался сунуть нос, но на него зашипели дружно оба.
— Заговорщики, — обиженно произнес он, вернувшись и плюхнувшись на прежнее место.
Младший «подопечный» Чаши появился не скоро — уже и Хезе уселся на любимое место, уже подростки интерес потеряли — подумаешь, секретное дело!
Наос застыл у выхода из «логова», будто испуганный суслик — настороженный, лапки подняты, в лапках лист бумаги.
— Мне вот тут Хезе помог…
И смущенно лист поворачивает так и эдак, скручивает в трубочку. На бумаге разве что заметки писали, «памятки»; здесь такой хрусткий лист и подавно годится только чертиков рисовать да играть в «галактический бой» — а у Наоса в руках чуть не целый трактат. Мальчишка кашлянул.
Сказал смущенно, и с легким вызовом:
— А у меня собака была. Хорошая. Черный водолаз.
И принялся читать — Сверчок с удивлением понял, что это стихи. Если бы у Наоса на голове раскрылся бутон, удивился бы меньше.
Читал мальчишка весьма неплохо — голос отчего-то стал глуше и строже, и Сверчок в жизни бы не поверил, что слова произносит маленький Наос:
Сосед мне говорил — да что за чушь — небеса? Холодные, и звезды там — прибитая жесть! А вот бы кто забрал меня в Созвездие Пса, Пусть Малого, неважно — лишь бы дали поесть. Как цепью ни греми, не разорвать тишину. Куда ловчей бежать и подыхать на ходу… А поутру собакам не повыть на луну, Вот разве что на собственную морду в пруду. А где-то плачет скрипка, заунывно-вольна: «Все ждешь, мол — а чего?» — да так, задаром сижу. Но вот однажды, раненая, лопнет струна, Как будто подавая мне сигнал к мятежу.Про мятеж прочитал — вроде голос воинственным должен был стать, а нет, напротив, стал виноватым. Наос еще и плечами смущенно пожал, извиняясь как будто:
И на цепи сидеть уже никак не смогу — Ну, так не вой по мне, и носом землю не рой, Когда взойду Созвездиями Лап-На-Снегу Над мерзлой, опостылевшей моей конурой.Подростки притихли. И даже переглядываться начали не сразу.
— Ребенок с ума сошел, — пошевелил бровями Регор. — Наос, ты буйный?
Девочки сияли.
Наос неловко спрятал в ладонях лист и направился к своему любимому месту.
— Балда ты, ребенок, — Мирах ласково отвесил ему подзатыльник. — Спасибо, что поделился.
— Пожалуйста, — багровея на глазах, довольно пробурчал Наос. — И сам-то ты кто? Тебе шестнадцать хоть есть?
— А кто его знает… Мне как-то пофигу.
Прохладным выдался день — нечасто такое случалось. Белесое марево над котловиной слегка развеялось, и небо отливало синевой. Подростки, щурясь, вглядывались в него, и каждый ощущал приятную легкость — вот оно, небо, спускается, раздувает надоевшую пелену. Еще немного — и лети, не хочу.
В Чашу вышла «тройка» — и оставшиеся подростки испытывали сожаление, едва ли не обиду за товарищей: для них там небо — не настоящее, искрящееся всеми цветами радуги… неживое.
Мира держалась поодаль — не по собственному желанию даже, просто земля в самом начале трещиной отделила ее от двух остальных подростков. И Сверчок, замирая, следил, как кувыркалась, падала и поднималась коротко стриженная черноволосая девушка в алом.
А по другую сторону разлома бежали Мирах и Нат. Мирах внимания на товарища не обращал — будто несся за ним щенок приблудный.