Созвездие Чаши

Дильдина Светлана

— Ты попробуй, потренируйся — не мышцы, что тоже важно, а полосу проходить. Тут аппараты стоят. Впрочем, никто не заставляет… — голос Шедара был настолько бесплотным, что чувствовался подвох.

— Эй, погоди. Ты расскажи толком, — Альхели рассматривал стены и полок. Мягкие… ворсистые, то ли мох, то ли непонятная ткань — стены, конечно, до потолка не дотянешься. С виду не очень приятно, зато наощупь — теплая, и послушная. Альхели сел на лежанку — та чуть прогнулась, позволяя телу максимально удобно устроиться.

—

Взрослые не выдерживают. Они сильнее, крепче, да… но Чаша порой выдает такое… у нас более гибкая психика, говорят, — губы зло дернулись. — Ну, ты сам посмотришь. Аппараты подключены к Чаше, только все равно лажа — лишь представление дают, отдаленное.

— А тренироваться — обязательно? Если — не захочу? Заставите?

— Да нет, — Шедар вытянулся на лежанке. — Нет, не переживай. Живи себе, как на курорте.

— То есть, если я тренироваться не буду, мне в Чаше каюк? — уточнил Альхели.

— Кто бы сказал заранее! Она разная, очень разная, порой просто рай настоящий — если идти в одиночку, — Прибавил жестко: — Только если другие увидят, что ты — никто и звать никак, и на всех тебе наплевать, и сам ты в Чаше — только помеха, можешь до следующего захода и не дожить, понял? Не думай, мы тут не самоубийцы. Дышать как-то всем хочется.

Альхели погрыз нижнюю губу. Убедительно звучало, хоть и не утешающее.

— А кто такой Мирах?

— Да то же, что я и ты. Живет здесь больше года уже.

— А ты?

— И я, — голос его потускнел. — Еще Кошка…Тайгета и Гамаль из долгожителей… остальные недавно.

— И Регор?

— Этот месяцев пять… дубина.

— Он вроде жизнью доволен, — заметил Альхели.

— А, и ты углядел? — одобрительно вскинул бровь Шедар, — Доволен… И впрямь дубина. На силу надеется. Думает, еще с полгода, и ворота перед ним распахнут. Он и так уже едва-едва по возрасту тянет.

— А ты?

— И я… — голос как будто выключили. Звук остался, а цвет исчез окончательно. Так же бесцветно Шедар прибавил:

— На всякий случай я тебя на закате отведу к аппарату. Сегодня тебя не тронут — поздно уже, а завтра могут и выпустить. Вряд ли, но бывает такое. Ну, хоть посмотришь…

— Нас тут всех держат, как скот на убой, да? — прямо спросил Сверчок.

— Да нет… Кровь сама по себе не очень-то интересна. А вот когда научишься выпутываться из бреда этой гребаной Чаши… Порой сами смотрим — не оторваться.

— И вам показывают?

— Показывают… не всегда. Никогда не знаешь, видят тебя другие или же нет. Это — запомни. И лучше всегда держи в голове — видят, не надейся на случай.

— И как часто вы так… развлекаетесь?

— Каждую неделю по два раза, — Шедар лег на живот, скрестил руки под подбородком. — Порой бывают внеочередные заходы. Например, новичков выпускают. Потому и хочу, чтобы ты начал пораньше.

Он чуть подумал и продолжил, тщательно подбирая слова:

— Одиночные заходы редки — разве что поступит заказ на кого-то определенного. Ну и новичков поначалу заставляют идти в одиночку… Обычно по двое-трое, нередко бывает и четверо. Если веришь в кого-то могущественного надо всем этим миром, молись, чтобы не попасть в «пятерку». Чаша дуреет тем сильнее, чем больше человек в нее выходят одновременно. Из пятерки никогда не приходили целыми все. И для кого-то этот заход обязательно будет… последним.

Сверчок-Альхели подумал. Потом еще подумал, очень неприятную мысль.

— А калеки бывают? Их отпускают сразу?

— Да.

— Прямо так, на свободу? И тех, кто давно здесь — когда время выйдет? А если кто надоест, захочется новенького?

Шедар не ответил. Сказал:

— А иногда, только это дорого стоит, может поступить заказ на «шестерку». При мне — за год — было один раз…

У Сверчка мороз по коже прошел. И тело как-то сразу одеревенело.

Шедар улыбнулся, грустно и весело одновременно:

— Лечат они хорошо. Поначалу новички от любого синяка чуть не в обморок падают, потом привыкают — перестают бояться травмы. Кто-то горит на этом, если нет головы — отказывает чувство опасности. Но большинство, напротив, начинает понимать, как можно отделаться малой кровью. Тут главное не бояться — понимаешь, мы как-то участвуем в бреде Чаши. Мы что-то подстраиваем под себя… Если ее любить или принимать, как партнера — нормально.

— Любить? Ты сумасшедший.

— Такое тоже не исключено, — улыбнулся, на сей раз совсем светло.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать с половиной. — Вопрос не понравился Шедару. — Ты любопытный парень. Это хорошо. Подвижный ум, и все такое, как говорят психологи. Только слишком спешить не надо. Ты ведь не экспонаты разглядываешь в музее — да и там не стоит бегать от одного к другому.

Он образован неплохо, подумал Альхели. Порой такие словечки вставляет… экспонаты, внеочередные… А может, тут нахватался, кто их разберет. Вот бугай тот, Регор, точно прост, как полено…

Площадка-квадрат снаружи весьма широкой была, а две стены — изрыты входами, как будто термитник какой — или нет, у термитов все же по всей высоте входы-выходы, а здесь только внизу. Лестница — прутья в виде эдаких ребер, отчего лестница казалась скелетом чудовища, вымершего настолько давно, что кость превратилась в металл.

«Логова», тренажерные, душевая — ну и столовая, разумеется, и еще комнатки непонятного назначения. Дизайнер точно был спятившим, решил Альхели. Особенно столовая позабавила — очень светлая, стены даже бело-голубые, а не синие, и везде изогнутый металл понатыкан — красота, да и только.