Созвездие Чаши
Шрифт:
Табит был невысоким, крепким, коричневым — хотя не столь темным, как другой тутошний… Гамаль, кажется. В левом ухе его поблескивала недлинная серебряная серьга — метательный топорик. Не вязалась с его напрочь лишенным экзотики образом. А вот Мираху бы — пошла.
— Погляди, — говорил он под пристальным взглядом Мираха — тот прислонился к стене и разглядывал новичка и его добровольного инструктора, будто лошадь выбирал. — Вот две панели. Одна — самостоятельная работа. Устанавливаешь, даешь отсрочку пару минут — и пошел. Параметры и время выбираешь
— А чудовища? Вроде птицы?
— Это примитив. Порой Чаша создает таких тварей… глянешь, и наизнанку вывернет. Но здесь аппарат их увидеть не позволяет. Только рельеф имитирует, да показывает несколько шаблонов.
Скупо улыбнулся — непривычно было это движение губам.
— Ну, давай.
Небо медленно переливалось: из зеленого становилось коричневым, из однотонного — полосатым. Это забавным казалось, хотя мешало сосредоточиться: предмет, тень от которого только что направлена была в одну сторону, вдруг оказывался лишенным тени совсем или, напротив, скрывался в полумраке.
Земля под ногами покачивалась, будто шли по ковру, под которым бегало и прыгало множество мелких зверьков. Порой в грунте образовывались ямы, то сухие, то заполненные булькающей золотистой влагой.
— Запомни: если в такую ямку наступишь, схлопочешь ожог. Но они, по счастью, встречаются редко.
Сверчок не стал бы врать, если бы отвечать пришлось на вопрос — страшно ли? Еще бы. Поначалу особенно. Хоть, когда один шел, было куда страшнее. Потом присмотрелся немного — пейзаж меняется медленно, то валуны из земли вылезают, сонные, вялые, то непонятные образования в воздухе зависают — не то пузыри, не то лица. Подлетят почти вплотную, уставятся — неприятные, но безобидные.
Табит наставлял: следи одновременно за тем, куда наступаешь и за тем, что происходит вокруг. На вспышки, смену цветов и всяких чудовищ внимания не обращай. Старайся не терять из виду товарищей — если что, сам будь готовым помочь, но на других не рассчитывай. Будешь надеяться, что кто-то добрый спасет — останется от тебя мокрое место.
— А если и мне опасность грозит, и другому?
— Тогда уж сам выбирай… Но лучше о себе думай. А то никого не вытянешь, и сам накроешься.
Новичок резво перепрыгивал с кочки на кочку, карабкался по невысоким склонам, чувствуя молчаливую поддержку хмурого бронзовокожего паренька. Понимал, что ходят они по кругу — зал для тренировок большой, конечно, а все не настолько. Но чувство направления отказало напрочь.
Сверчок чувствовал себя слепым — настолько яркими были краски, что ощущение реальности ушло совсем, и он боялся шаг в сторону сделать от проводника.
Когда погасло безумное небо, сменившись неярким светом плафона, вновь показалось — лишился зрения.
А «логово» девчонок было — сказка.
Здесь жили растения. С узкими листьями, похожими на очень длинные и очень гибкие иглы, и листьями широкими, темными, глянцевыми настолько, что их поверхность зеркальной казалась. Настоящий сад, правда, без единого цветка… если не считать пучки мелких, блеклых, больше похожих на пыль, чем на цветочную гроздь.
Риша, как ей объяснили, должна была разделить помещение с Шарой и миленькой белокожей девочкой по имени Майя.
— Да переоденься ты, — жалостливо сказала эта самая Майя. — Так ведь в разорванной не будешь ходить! И все равно придется — это тебе по-первости разрешили.
Риша растерянно открыла сумку, извлекла два комплекта верхней одежды — в запаянных пластиковых пакетах. Одежда… штаны, как у мальчишек, футболка да лифчик — вроде топа, совсем узкого. Красный комплект — и оранжевый.
— Какое оно… яркое, — удрученно сказала новенькая. Испуганно замолчала — еще подумают, вот привереда.
— Ой уж! Там дизайнеры не последние, смотрят, что и кому идет, — потянулась одна, рыжая.
— Да, конечно…
— Ну, ты потребуй иного — у тех, наверху. Ежели настаивать будешь, они позволят, — вступила другая.
— Да я сейчас поищу, — вскочила носатенькая Шара.
Засуетилась, вытаскивая из ящика возле постельного желоба разные тряпки. А девочки были дружелюбны, некоторые даже ласковы, и страх отступал. Только снисходительно поглядывала смуглая широкоскулая красавица Тайгета — к синим штанам зеленый верх, ужас какой, — да посмеивалась рыжая Нашира.
— Кончай в своем барахле рыться, — прозвенел серебряный голос, и в «логово» вплыла Шаула. Протянула Рише одежду, будто паж подносил королеве кубок с вином.
— Держи — тебе лиловое пойдет, и неярко, — сказала Шаула, немного хмурясь в задумчивости — точно ли подойдет?
— А не велико? — осмелилась подать голос новенькая, сравнивая свое сложение с крепкой фигурой Шаулы. Та улыбнулась:
— Завязки подтянуть — дело легкое, а штаны на резинке. Футболка — ну и пусть велика немного. А вот грудь у Шары совсем плоская — тут уж никак…
— В Чаше привыкнешь, что лишние тряпки только мешают. Но при мальчишках лучше раздетыми не бегать, — фыркнула рыжая.
А место для спанья указала Шара — не то кровать, не то желоб, мягко вроде, и, говорят, удобно.
— Послушайте, — робко сказала Риша, — Но как-нибудь письмо передать наружу можно?
— А некому передавать, — печально отозвалась Шара. — Имени ни одного не вспомнишь. Лицо — с трудом, но можно, игрушки там всякие, что в детстве были, я вот собачий ошейник помню… у нас такая псина возле крыльца жила… за пальцы любила хватать…
— Но ведь нас отпустят когда-нибудь?
Тайгета фыркнула:
— Ногами вперед…
Шаула сморщилась, замахнулась на товарку — уйди! Потом лицо ее оживилось, преобразившись из невыразительного до почти хорошенького:
— Еще как можно. Если кто-нибудь тем, наверху, заплатит…
— Я ничего не понимаю, — жалко сказала Риша. — Я совсем ничего не понимаю.
Шаула сгребла ее в охапку, прижала к себе, будто мать. От нее пахло свежестью и чаем с лимоном. А девчонки другие болтали наперебой, стараясь помочь новенькой освоиться — только чересчур уж усердствовали. Голоса их сливались в нечто вроде птичьего щебета или трескотни полевых кузнечиков — приятно, только бессмысленно.