Созвездие эректуса
Шрифт:
— Как чувствовал, что кто-нибудь это скажет, — сообщил Винсмарат и бросил на середину стола большую цветную картинку, — мистер Финней, кто это, по-вашему?
— Какая-то крупная обезьяна. Горилла, орангутан, шимпанзе или что-то вроде того.
— То есть, по закону мы имеем право ее клонировать?
— Разумеется, ведь это не человек.
Винсмарт весело подмигнул ему.
— Сразу видно, что вы не биолог. Это Kenyanthropus, что, в переводе с греческого означает «кенийский человек». Он жил
— Это существо никак не может быть человеком! — возразил юрист, — это явно обезьяна!
— Конечно, — согласился Винсмарт, — Кениантропа согласно биологической систематике относят к роду Homo, но не к виду Homo sapiens, к которому принадлежим мы, люди.
— Значит, я прав, — заключил Финней, — он не из нашего вида, и его можно клонировать.
— Точно также и эректус, — сказал Винсмарт, — он из рода Homo, но не из нашего вида, и поэтому мы имеем право его клонировать.
Юрист задумался всего на несколько секунд, и сказал:
— Так, не путайте меня своей биологией. Раз его родит женщина, значит он человек. А человека запрещено клонировать.
— Увы, — сказал Винсмарт, извлекая из портфеля цветной журнал, — от биологии так просто не уйти. Что за животное на этом фото?
— Мамонт, разумеется, — ответил юрист, — уж на этом уровне я знаю биологию.
— Верно. Но по вашей логике это животное обязано быть индийским слоном, поскольку оно рождено индийской слонихой. Можете прочесть статью под этим фото. Она о том, как был клонирован мамонт. Слониха использовалась для вынашивания клона.
— Но ведь мамонт и слон — это почти одно и то же, — не сдавался Финней.
— Это как сказать. Они различаются, все же, сильнее, чем человек и шимпанзе.
— Тогда почему вы не использовали шимпанзе, чтобы вынашивать ваших экректусов?
— Потому, что человек и эректус ближе друг к другу, чем любой из них к шимпанзе.
Юрист снова задумался, а затем взял со стола изображение кениантропа и поднял так, чтобы все смогли рассмотреть.
— Скажите-ка, доктор Винсмарт, а если бы вам представилась возможность клонировать этого красавчика, вы бы тоже наняли женщин для его вынашивания?
— Следите за речью, — прикрикнул на него Кортвуд, — у нас волонтеры, а не наемники.
— О, простите, — юрист церемонно поклонился, — Доктор Винсмарт, в случае кениантропа из рода Homo, вы бы тоже предложили женщинам, американкам, добровольно… О, да, именно добровольно, родить таких очаровательных обезьянок, похожих на шимпанзе?
Винсмарт хотел ответить, но Кортвуд опередил его.
— Мистер Финней, вы уже перестали бить свою жену?
— Что за чушь? Мы женаты 14 лет и за это время ни разу не ссорились.
— Правда? Ну, а если бы вы ее все-таки били, то сейчас перестали бы?
— Какого черта вы спрашиваете о том, чего никогда не было?
— А какого черта это делаете вы? — осведомился Кортвуд, — какого черта вы размахиваете портретом ископаемой обезьяны, которая рядом не стояла с нашим экспериментом? Наш эректус будет выглядеть вот так!
Кортвуд вытащил из папки несколько листов с распечаткой 3D реконструкции.
— Вот как он будет выглядеть! Если на эректуса надеть штаны и рубашку, вы даже не скажете «о, черт!» если встретите его на улице.
— Раз он не отличается от человека, значит он человек, — заметил Финней, — а клонирование людей запрещено.
Тем временем, Винсмарт положил на стол две фотографии.
— Мистер Финней, взгляните сюда, что это за существа, по-вашему?
— По-моему, шимпанзе, — сказал юрист.
— Они чем-нибудь отличаются друг от друга?
— Не знаю. По-моему, правый крупнее, чем левый. Может, это самец и самка?
— На самом деле, — сказал Винсмарт, — справа шимпанзе, а слева бонобо. Неспециалисты принимают бонобо за некрупных шимпанзе, хотя это другой биологический вид. Точно так же неспециалист примет эректуса за человека какой-то специфической расы.
— Между прочим, — включился Лайтбар, — на наших глазах тут творится чисто нацистская практика. Доктор Винсмарт утверждает, будто только ученые имеют право решать, кто человек, а кто — нет. Вся это возня с эректусами придумана, чтобы размыть естественную границу между человеком и обезьяной. Если мы это допустим, то такие вот ученые начнут делить людей по расовому признаку на человеков и недочеловеков. Все это уже было.
— У вас в семье есть цветные? — спросила его Келли.
— У меня в семье? — удивился сенатор.
— Да, у вас. Черные, китайцы, индейцы, или хотя бы метисы. Ну, вы понимаете.
— Я понимаю, что значит «цветные», но при чем тут моя семья?
— Это значит «нет», — громко сказал Кортвуд, — ваша семья, по традициям плантаторов Южной Джорджии, состоит исключительно из людей белой расы. При этом ученых в вашей семье не было, как не было их и среди нацистских лидеров, раз уж на то пошло.
— Как будто у вас в семье есть цветные, — огрызнулся Лайтбар.
В ответ Кортвуд спокойно вынул из бумажника фото, и повернул так, чтобы все видели.
— Я немного сентиментален, — пояснил он, — люблю носить с собой фотографию жены. Она наполовину вьетнамка. Ее мама из Сайгона, мой тесть познакомился с ней на войне.
— Мы опять ушли куда-то в сторону, — заметил ведущий, — я предлагаю обсудить вот что: все мы уважаем науку. Но хотелось бы знать, что ваш эксперимент даст в практическом смысле. Я имею в виду, для всех нас, для зрителей которые сейчас смотрят наш канал.