Созвездие Силвана. Триады
Шрифт:
Вышла. Картина маслом. Братец в предпоследней стадии бешенства. Напротив него Гато, смотрящий почему-то не на недавнего противника, а на меня с постепенно вытягивающимся лицом. И дежурная медсестра (о чем говорили ее униформа, цветастая медицинская шапочка и тонкий белый планшет с больничным логотипом) верещащей, как не в себя.
Разобраться, в чем дело и как всех угомонить, удалось минут через двадцать и еще три порции успокоительного. На этот раз — братцу, медсестре и, собственно, Гато, которого приняли за отца ребенка. Старшая дежурная его так и обозвала «Пейте, молодой папаша, силы Вам еще понадобятся. С такими-то родственниками!»
Морда при этом у Мих-ала стала до противности довольная. Так и захотелось скормить ему пару лимонов. Уж не думает же он, что это его ребенок? Вот потому-то и не хотела я, чтобы кто-то еще знал о моем положении раньше времени!
Надеялась всё обдумать, успокоиться… рассказать Фамиру. Пусть бы он не стремился со мной связать свою дальнейшую жизнь, но о собственном ребенке должен был узнать. А еще мелькала глубоко внутри тайная мыслишка о том, что и ребенку этому он будет рад, и я ему окажусь действительно не безразлична…
В душе вопреки всей моей прагматичности и рациональности теплилась надежда на пресловутое женское счастье. Потому что казалось, я нашла Его — того самого, такого необходимого в собственной жизни, только моего мужчину.
А теперь опять все летит в тартарары. С бывшим любовником придется разбираться раньше, чем с нынешним потенциальным мужем (если судить по серьезно настроенному Дронгу). Хоть бы пока Рха сюда не принесло. Уж лучше я с ним потом пообщаюсь.
— Милая, нас можно поздравить? — почему-то сильно захотелось размазать кулаком эту до противности сладкую улыбочку по лицу данийца…
— Поздравить можно меня, а ты тут каким боком? — посмотрела на него, как бык на красную тряпку — того и гляди забодаю.
Настроение было отвратное. Вот уж спасибо тебе, Тэй, удружила подруженька дорогая: наверняка она настучала данийцу о том, что я попала в больницу. А он так удачно прибыл в больницу — как раз к новости о беременности. Что ж мне так не везёт-то?!
— Мы можем поговорить? — уже серьезно, без всякого фиглярства переспросил бывший любовник и скосил глаза на Дронга.
Тэнкварт и не думал обращать на это внимание, вмиг «оглохнув и ослепнув». Только посмотрел на меня чуть укоризненно, уже зная, о чем его попрошу в следующую минуту. Я же только головой кивнула, мысленно прося извинения. Рожа у него, конечно, вышла та еще… Я у него давно такой не видела, но… Гато прав — нам стоит поговорить сейчас и расставить все точки над «ё». Братец еще раз фыркнул и… удалился, прихватив с собой медсестру, нашёптывая ей на ухо что-то о моей выписке и причудах беременных.
— Ты прав, нам стоит поговорить… — начала было я, стоило только отъехавшей переборке встать на место, отрезая нас от остального окружающего мира.
— Подожди, — остановил он меня, будто боялся, что услышит сейчас что-то отчаянно непоправимое, из того, что никогда ему не понравится. Подошёл ближе, положил обе большие ладони мне на плечи, словно пытался удержать или боялся, что убегу, не выслушав, — сначала скажу я…
Спорить и подгонять не стала, давая собраться с мыслями и высказаться. Слишком хорошо его изучила — знаю, что не успокоится, пока не поведает мне все, что надумал.
— Когда Тэй мне сегодня сообщила о том, что с тобой случилась беда… — даниец на миг замолчал, отводя взгляд в сторону и погружаясь в собственные ощущения и переживания, — я на минуту представил, что всё уже… всё уже случилось и тебя нет… просто нет, — последние два слова были произнесены и вовсе шёпотом, — и понял, что не смогу без тебя жить. Совсем. Все это время меня спасало знание того, что несмотря ни на что ты есть. Ты рядом. С тобой всё хорошо, и даже без моей влиятельности ты сможешь продолжать жить дальше. Прошу тебя, возвращайся. Ты знаешь, у нашей расы в семье дети от другого — не помеха, — о да, я хорошо знала об этом пунктике данийцев: женщина с ребенком от первого брака считалась более лакомым кусочком, как уже доказавшая свою плодовитость и совместимость с другими расами, — Я буду любить твоего ребенка, как родного… Только будь со мной.
— Я же буду вечно мешаться у тебя под ногами со своими-то принципами, — хмыкнула я, пытаясь увести разговор немного в сторону и перевести в шутку, — твою полигамию придется посадить на голодный паёк, потому что я не потерплю рядом с тобой еще какую-нибудь женщину. Даже если ты примешь на себя традиции многоженства от народов Бид-Бума с удаленных планет с западных границ Синдиката. Может, не стоит идти на такие жертвы?
Погладила его по щеке ладошкой, пытаясь тем самым смягчить собственную невольную грубость. И Мих-ал, будто кот, сам потянулся щекой за моей рукой, пытаясь как можно дольше удерживать контакт. На миг в душе что-то дрогнуло: неужто действительно скучает по мне? Правда, тут же попыталась отогнать от себя подобные мысли. Уж мне ли не знать, как бывает обманчиво первое впечатление о порывах и поступках этого мужчины.
— Мешайся, — прошептал он и потянулся поцеловать, — об остальном и беспокоиться нечего — ты для меня единственная, особенная… Всегда была, есть, и всегда будешь. Другие мне не нужны.
В особенности своей я сильно сомневалась. Да и о других — спорный вопрос. Нет, я, конечно, понимала, что он мужчина взрослый, и со своими потребностями, которые никто не обязывал сдерживать. Просто врать-то мне не надо. Не люблю я этого.
— Мих-ал, — мягко отстранила мужчину от себя и все же заставила отступить на шаг, отходя сама и начиная собирать свои немногочисленные пожитки, — поверь, я… я очень ценю твои слова и отношение ко мне, но…
— Но…
— Но считаю неприемлемым обнадёживать тебя в чем-то, даже не пытаясь предварительно поговорить с отцом ребенка…
На минуту повисла пауза.
— Но это ведь не всё, правда? — даниец встал на моём пути, прекращая тем самым беспорядочные метания по палате.
Честно, все это время я не знала, куда глаза свои деть.
— Не всё, — согласилась, замерев под его напряженным взглядом и мысленно удивляясь самой себе из-за несвойственного мне поведения.
Чаще всего я, не обращая внимания ни на что, если считала нужным — резала правду-матку, как она есть, не размениваясь по мелочам. Пусть и не всегда грубо, иногда смягчая слова и стараясь некорректным отношением не обидеть оппонента, но… это была правда.