Созвездие Ворона
Шрифт:
В пятницу вечером, когда в России рабочий люд спешит домой отметить наступление выходных, к замку стали прибывать машины высоких гостей. Среди лимузинов различных марок изредка мелькали спортивные кабриолеты, принадлежавшие молодому поколению.
Решение леди Морвен перенести заседание Капитула во Францию вызвало неудовольствие у многих его членов, но королева была непреклонна как скала. Недоброжелатели приписали это решение желанию совместить полезное с приятным. В эти же дни во французской столице должен был состояться показ новой коллекции одного из моднейших кутюрье. Другие были куда ближе к истине, полагая, что причина в маленьком Ниле и недавнем покушении на него. Леди Морвен не хотела покидать Европу, потому что здесь она была ближе к Нилу-Ро.
— Женщина во всем… только женщина! — сказал Макмиллан. — Киндер, кюхен, кирхен! Пора отправить нашу дорогую королеву к ее ненаглядному младенцу.
— Полагаешь, отдав руку Цоресу, она окончательно уступит ему право голоса? — спросил Петти. — Помнишь, королевствами всегда управляли фаворитки, а леди Морвен не из тех, кто позволит запереть себя в детской. Тем более что ребенок уже вышел из младенческого возраста, а Джозеф Цорес не тот человек, который сможет ею управлять. Откровенно говоря, я бы предпочел видеть на его месте кого-нибудь другого. Более мужественного. А сынку Цореса больше подошла бы музыкальная школа или пейсы раввина. Ты знаешь, что он мечтал о карьере актера?
— Я тоже о ней мечтал, — признался Макмиллан, осторожно потрогал языком беспокоивший его зуб и добавил несколько раздраженно: — Какая разница, кто будет разделять ложе с леди Морвен? Ты сам прекрасно понимаешь, что Джозеф Цорес будет выполнять то, что ему поручим мы. Или ты переживаешь из-за ее сексуального будущего? Уверяю, наша малышка найдет как утешить себя, если господин Цорес окажется не на высоте. Я вообще не завидую бедняге. Помнишь этого Мэтьюза?
— Любовника? Я о нем больше не слышал ничего…
— Я тоже, но полагаю, в случае если королева намеревается и дальше пренебрегать приличиями, будет разумно указать ей на необходимость держаться в рамках. Теперь, когда Цорес станет ее супругом, дискредитация леди Морвен нужна нам меньше всего…
— О, да! Приличия — это главное!
Машина ненадолго задержалась, разворачиваясь на узкой улице какого-то французского городка, названия которого они не знали.
— Ты никогда не задумывался, что за люди живут в этих домах? — спросил Петти, выглядывая в окно. — У каждого из них своя жизнь, каждый имеет свои планы на будущее, ну кроме тех, у кого уже все позади. И мало кто из них подозревает, что это самое будущее уже спланировано людьми, имен которых они и не слышали никогда…
— Ты меня беспокоишь, — сказал Макмиллан, впрочем, совершенно нейтральным тоном, — в тебе говорит лирик. Того и гляди, начнешь книжки писать. «Исповедь грешника»!
— Не стоит делать столь далеко идущие выводы! — усмехнулся Петти. — Я старый прожженный циник, из тех, кто, как говорил мой дед, могли бы есть человеческое мясо, если бы понадобилось…
— Боже мой, я общаюсь с Ганнибалом Лектером, собственной персоной! Впрочем, меня это не особенно удивляет — твой старик был из этой породы, черт меня подери!
— Вернемся к нашим баранам. Считаешь, леди Морвен сможет давить на нашего барашка Цореса?
— Поживем — увидим! На самом деле трудно судить о человеке на основании слов его отца!
Машина несла их дальше. Беседа, по мнению Макмиллана, становилась пустой, но Петти было уже не остановить, с другой стороны его болтовня отвлекала его от мыслей о проклятом зубе. Петти вспоминал великих женщин, руководивших царствами, королевствами, империями, республиками.
— Чего стоит только Екатерина Великая! Немка из зачуханного княжества благодаря заговору становится властительницей Российской империи…
— Может быть, поэтому немцы и рвались туда снова в нашем столетии, — предположил Петти, — Хотели снова править великой державой!
— По-моему, это тебе пора взяться за книгу! — сказал Макмиллан. — Это, знаешь ли, модно — новый взгляд на мировую историю.
— Не терплю дилетантов, и превращаться в одного из них не намерен!
— Сколько времени пройдет, прежде чем ваш препарат начнет действовать? — спросила Татьяна Захаржевская.
— Полагаю, в полной мере эффект начнет проявляться спустя десять минут!
— Отлично!
Специалиста по психотропным препаратам, найденного Ирэн, звали Шон Уэйкомб. Он называл себя учеником Тимоти Лири, уверял, что гуру лично передал ему какие-то секретные разработки незадолго до своего первого заключения. Помимо различных подробностей о земном пребывании мистера Лири Уэйкомб не преминул поведать историю о том, как тот прислал электронное письмо одному из друзей через месяц после своей смерти.
— Надеюсь, он отправился на тот свет не благодаря этому веществу!
— О, нет! Не беспокойтесь ни о чем! Согласно пожеланиям, концентрация доведена до безопасного максимума… И я гарантирую качество! — заявлял он примерно таким же тоном, каким другая Татьяна — Ларина-Розен — вещала в рекламном ролике, нарочно записанном по просьбе леди Морвен ее новым секретарем.
В том самом дурацком ролике лауреат «Оскара» представляла новый холодильник. Что-то кольнуло Захаржевскую. Увидеть Таню Розен в таком амплуа было неожиданностью и не очень приятной. Да, она знала, что многие известные актеры не гнушаются съемкой в рекламных роликах. И все-таки… И все-таки выключила телевизор с раздражением, сама не понимая до конца его причин.
— Вы сами можете убедиться! — сказал Уэйкомб убежденно.
— В смысле?! — не поняла леди Морвен.
— Испытать… — пояснил он. — Препарат абсолютно безопасен и не вызывает нарушения мозговой деятельности подобно ЛСД!
— Ну нет! — она развела руками.
Вспомнила знакомого наркомана Толика. В Советском Союзе наркомания в европейской части страны была экзотикой. По крайней мере, для обывателей. Хиппи и прочие неформалы представляли собой слишком незначительную часть населения, чтобы можно было говорить о проблеме. Для остальных наркотики были символом загнивающей западной культуры. Толик на самом деле звался Александром Борисовичем, а прозвище получил за привычку повторять насчет «малой толики», которую он привык употреблять исключительно в целях расширения самопознания. Работники правоохранительных органов несколько раз конфисковали у него коноплю, ему удалось доказать, что он выращивал ее сам и исключительно для собственного пользования. Это не помешало злым милиционерам отправить несчастного в места не столь отдаленные. Вернувшись вскоре после какой-то негромкой амнистии, Толик с гордостью именовал себя диссидентом и толкал обличительные речи, которые, наверное, вызвали бы горячее сочувствие у того же Лири, поскольку касались обличения власти, не дающей своим гражданам вырваться за пределы обыденной реальности…