Спартаковская война: восставшие рабы против римских легионов
Шрифт:
Заключение Эхо восстания
Спартак погиб, но еще долго в Южной Италии, где в лесах и горах скрывались разрозненные группы его бывших воинов, тлели искры великого пожара, зажженного человеком, ставшим легендой. О новой вспышке войны беглых рабов по поводу событий 70 г. до н. э. в районе бруттийских городов Темеса и Валенция упоминает Цицерон во второй речи против Гая Верреса (Cic. In Verr. V. 15. 38–39; 16. 40). О том, что это движение имело продолжение, свидетельствует отправка в Бруттий в 63 г. до н. э. из Рима специальной карательной экспедиции Квинта Метелла Критского. Видимо, он не добился какого-либо серьезного успеха, поскольку уже на следующий год мятежники объединили свои усилия, захватили город Фурии и долго удерживали его под контролем. Видимо, тогда же, учитывая обстановку, сложившуюся на юге Апеннинского полуострова, некоторые участники заговора рвавшегося к власти аристократа Каталины стали привлекать на свою сторону рабов. Цицерон явно вспоминал
Возможный конечный итог выступления Каталины и его сторонников великий оратор, явно сгущая краски, представлял как победу рабов: «Если бы они сделались консулами, диктаторами, царями, им все-таки неминуемо пришлось бы уступить все это какому-нибудь беглому рабу или гладиатору» (Cic. Cat. II. 9. 19). Впрочем, скоро основания для подобных параллелей исчезли. В 62 г. до н. э. Каталина погиб, а последних сподвижников Спартака по чрезвычайному поручению сената уничтожил специально присланный из столицы отряд пропретора Гая Октавия, отца будущего императора Октавиана Августа. И все-таки выступления против римских властей людей, сражавшихся на арене амфитеатров, не стали лишь достоянием прошлого.
Правда, масштабы более поздних событий были совершенно другие. Еще одно восстание гладиаторов произошло при Нероне в 64 г. н. э., когда бойцы из Пренестинской школы в маленьком городке недалеко от Рима, наверняка наслышанные о Спартаке и его товарищах, предприняли неудачную попытку обрести свободу, но были быстро усмирены приставленной к ним бдительной воинской стражей.
Среди видных представителей римского общества имя Спартака традиционно пользовалось дурной славой. Цицерон часто употреблял его как бранное прозвище по отношению к своим политическим противникам, например Марку Антонию (рис. 47). Скоро оно стало нарицательным в ряду прочих, в прошлом грозных, врагов государства. Для Горация (65-8 до н. э.) Спартак ничем не лучше марсов, этрусков и Ганнибала. Юлий Капитолий в биографии императора Максимина (235–238 н. э.), который был родом из Фракии (рис. 48), характеризуя его как «жестокого зверя», естественно, не мог упустить возможности сравнения этого правителя со Спартаком.
Нельзя сказать, что отношение к бывшему гладиатору и вождю рабов всегда было только негативным. Напомним, что в свое время Саллюстий обращал внимание на усилия, прилагавшиеся Спартаком, чтобы обуздать бессмысленную жажду уничтожения, которой были охвачены многие его приверженцы. Позднее благородство души Спартака, запрещавшего в своем лагере кому бы то ни было иметь золото и серебро, отмечал Плиний Старший в нелестном сравнении с развращенными согражданами. Очень высоко оценил душевные качества этого человека Плутарх. Даже Луций Флор, несмотря на всю неприязнь к вождю рабов, воспринимал его смерть, как достойную героического полководца.
Судя по стихам Клавдиана (ок. 370–404), придворного поэта императора Гонория, даже через пятьсот лет после завершения Спартаковской войны, римляне вспоминали впечатляющие поражения консульских армий в войне с восставшими рабами:
Или ты, о Спартак, привычный консулов разгонять отряды. Нож твой был посильнее меча их…
В том же духе высказывался еще более поздний автор — галло-римский поэт Аполлинарий Сидоний (ок. 430–486):
…Буду ль я говорить о Спартаке? Огнем и мечом бушевал он вдоль всей Италии, Битвой открытой не раз он сходился С консульским войском, у слабых владык отнимая их лагерь, Доблесть свою — орлов — потерявших в позорных разгромах, Часто оружьем восставших рабов разбивал он…Совсем другие чувства звучат в одном из сохранившихся писем Квинта Аврелия Симмаха (ок. 340–402), известного ревностного защитника древних обычаев и противника христианства, не раз устраивавшего гладиаторские игры, чтобы отметить очередной этап в карьере своего сына. В 393 г., когда тот выдвинул свою кандидатуру на должность квестора, Симмаху пришлось столкнуться с массой сложностей при организации зрелищ. В частности, накануне игр три десятка пленных германцев из племени саксов задушили друг друга, чтобы не появляться на арене. Это был жестокий удар и, по словам Симмаха, ему понадобилась вся его философия, чтобы перенести это несчастье. По поводу мужественного поступка гордых саксов он заявил, что «ничего не хочет слышать об этих негодяях, которые оказались хуже Спартака».
Как уже отмечалось, вновь имя Спартака было извлечено из забвения лишь в эпоху Просвещения, и с этого времени оно навсегда вошло в арсенал образов мировой истории и культуры, органически включенных в контекст современной цивилизации. Не раз эта тема возникала в творчестве французских скульпторов в связи с революционными настроениями в Париже. Накануне Июльской революции 1830 г. Дени Фуатье выставил в королевском дворце Тюильри мраморную статую Спартака (рис. 49), которая имела столь блестящий успех, что ее вскоре сняли из-за необычайного наплыва посетителей ради сохранения общественного спокойствия. Потом, в период Парижской Коммуны 1871 г., в саду Тюильри появилась скульптурная группа «Клятва Спартака» работы Луи Эрнеста Барриаса (рис. 50). В Советском Союзе образ этого античного героя воссоздал скульптор А. Князик, автор памятника, воздвигнутого в 1988 г. в Одессе у стадиона на Итальянском бульваре (рис. 51). Тема восстания римских рабов отразилась и в созданном на музыку Арама Хачатуряна замечательном балете «Спартак», который, начиная с 1956 г., стал частым гостем на лучших сценах мира (рис. 52). В музыкальных образах этого балета композитор отразил собственные впечатления от путешествия по Италии, когда он увидел античные фрески, скульптуры, Колизей, казармы гладиаторов и те места, где когда-то происходили события, связанные со Спартаковской войной.
Разумеется, восстание Спартака не раз пытались воплотить и в произведениях мирового кинематографа. Кстати, приоритет в этом отношении принадлежит Советскому Союзу. Дело в том, что в 1926 г. на Одесской кинофабрике приглашенным за валюту турецким режиссером Э. Мухсин-Беем была предпринята не слишком удачная попытка экранизации романа Р. Джованьоли. Зато огромную известность получил нашумевший в прошлом американский широкоформатный фильм «Спартак» (рис. 53), поставленный Стенли Кубриком в 1960 г. по роману писателя-коммуниста Говарда Фаста. Последнее обстоятельство обеспечило, правда, лишь семь лет спустя, массовый прокат «Спартака» в СССР. Он стал пятым в списке самых кассовых иностранных фильмов советского периода (63 млн. зрителей). На производство получившей четыре «Оскара» кинокартины с участием 8,5 тысяч статистов была затрачена астрономическая по тем временам сумма в 12 млн. долларов. Ее собрал знаменитый актер Керк Дуглас, который не только исполнил главную роль, но и выступил в качестве генерального продюсера. Он не раз говорил, что его всегда «привлекала ситуация, когда в центре повествования находится человек, расшатывающий систему и погибающий по ходу дела». Теперь эти события из истории Древнего Рима воспроизводятся в новом историческом сериале «Спартак — кровь и песок», первый сезон которого был запущен в конце января 2010 г. в США (рис. 54).
Надо полагать, данная тема далеко не исчерпана благодаря тому, что в истории жизни вождя восставших гладиаторов, стремившегося до конца отстаивать свои принципы, присутствуют такие общечеловеческие ценности, как нетерпимость к рабству и угнетению, неистовая борьба за то, что является идеалом для всех времен и народов, — счастье и свободу.